Так я нашла Ольшанского. Мы познакомились случайно, он был красивым и остроумным, напоминал мне Бориса. Я потащила его в туалет, чтобы повторить тот день, хотя бы на минуточку испытать тот кайф. Кто бы мог подумать, что я забеременею от него? Пришлось выйти замуж за него. К несчастью или счастью, ребёнок погиб на раннем сроке. Врачи сказали, что дело было во мне. Из-за беспорядочных связей у меня был букет заболеваний, который было необходимо лечить. Я практически успокоилась, стала жить размеренной жизнью до того дня, пока снова не увидела ЕГО. Он стал большим начальником, властным, уверенным в себе. Жил припеваючи со своей Василисой и снова не узнал меня. Тогда я возненавидела, захотела, чтобы он всю жизнь как я существовал, а не жил. Сукин сын. Я подбила Ольшанского на переворот, помогла ему своровать акции Бориса. Практически я всё сделала сама. План ждал своего часа, мне хотелось посмотреть, как с ним будет его жёнушка, когда он останется бедным. Планы испортила нежданная беременность. Ольшанский был плодовитый как бык, сколько бы я ни предохранялась, он умудрялся всё равно заделывать мне детей. И клянусь, я бы избавилась от ребёнка, если бы не узнала, что Василиса беременна. Эта тварь светилась просто от счастья. Так радостно ей было. Хотелось отравить её, чтобы она больше никогда не могла улыбнуться. Второй ребёнок тоже родился мёртвым. Он не дышал. Мальчик. Увидев его, я ничего не испытала, он был копией моего мужа и вырос бы наверное таким же бесхребетным как он. А вот Василиса родила дочь. Я так хотела стереть улыбку с её лица, что подменила детей, договорилась с врачами, заплатила миллион наличными, чтобы они помогли провернуть этот фокус. Роды были тяжёлыми и она долгое время провела в больнице без малыша, у неё не было доказательств, что она родила дочь. Так я заполучила частичку Бориса. Его ненаглядную дочь. Его копию. Девочка пахла им, смотрела на мир его глазами. И я любила её. Всё было бы прекрасно, если бы Василиса не стала постоянно приставать ко мне, говоря, что это её дочь. Наглая сука въелась и наняла частных детективов, не могла никак успокоиться, как с ума сошла! Ничего не оставалось, как скормить ей яд и спровоцировать сердечный приступ. Когда она умерла, я испугалась, что всё испортила, а потом её смерть открыла мне новые возможности. Борис решил, что это дело рук Ольшанского. Я выставила всё так, чтобы он возненавидел мужа и захотел смерти. Я была рядом с ним, помогала ему с ребёнком и была незаменимой. Хотела, чтобы он увидел какой я могу быть ради него. Но даже так Борис не замечал во мне женщину, сходил с ума по своей проклятой супруге. Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы я не подсыпала ему снотворного и просто сама не трахнула его спящего, выставляя всё так, словно мы напились и переспали. Тогда у нас завязался роман. Мужчина не любил меня, не относился с таким же благоговением, но мне и этого было достаточно. Главное, чтобы он был моим. Когда стал казаться свет в конце туннеля, появилась новая проблема. Девчонка. Она была как заноза везде, лезла всюду и с годами становилась копия её мать. Одевалась и говорила также, вела себя дерзко и вызывающе, раздражала меня всеми схожими чертами характера. Когда мы с ней переехали в дом Бориса, мужчина сразу отметил схожесть. — Вася говорит как Вася… моя. Точь-в-точь. Даже Серёжа сказал, что она похожа на маму, его это даже немного бесит. Это стало шоком. Борис мог догадаться. Он тянулся к ней, желая наладить отношения. Нужно было что-то делать. Я не знала, что придумать, пока одна из соседок не пожаловалась, что не знает как обуздать дочь. Её старшая дочь на зло ей соблазняла отчима. Тогда пазл сложился. Я решила оттолкнуть мужчину от девочки, чтобы он не хотел с ней общаться и видеть в ней жену. У нас всё бы получилось, если бы проклятая девчонка не была копией своей матери и не лезла во что попало. Она пила из меня кровь литрами, отравляя жизнь. Я предлагала Борису постоянно отправить её в интернат, но мужчина считал, что дети должны жить с родителями. Слава Богу, у этой дурочки хватило мозгов и его довести до ручки. Отправляя курицу в Париж, я надеялась, что она там сдохнет. Глава 29 Делаю вдох и понимаю, что не могу дышать. Что-то мешает, заполняет рот и лёгкие. Меня охватывает паника. И затем приходит боль. Острая боль. Везде. В каждой клеточке моего тела. Открываю тяжёлые веки и пытаюсь понять, где я. Белые стены. Белый потолок. Сплошное белое. Я на том свете? — Василиса, не шевелитесь. Сейчас я выну трубку из Вашего рта, и Вы сможете дышать самостоятельно. — Надо мной склонялся мужчина в белом халате. Не могу рассмотреть его лицо из-за пелены перед глазами. Значит, больница. Жаль. Закрываю глаза и позволяю ему облегчить мне жить. — Хорошо. Вы молодец. — Что я тут делаю? — спрашиваю его и облизываю сухие, потрескавшиеся губы. Во рту так гадко, словно кошки… — Почему всё так болит? — Сейчас всё хорошо. — Он касается моей руки, пытаясь успокоить. Смотрю на него хмуро. Врач достаточно молод, лет тридцать, максимум — тридцать пять. Не типичный доктор. — Вы перенесли тяжёлую операцию, но сейчас с Вами всё в порядке. Вы стремительно восстанавливаетесь, быстрее даже чем мы ожидали. — Заебись, но Вы не ответили на мой вопрос. ЧТО Я ТУТ ДЕЛАЮ? Почему я здесь и какая операция? — Доктор поднимает брови, поджимает губы и проглатывает смешок. Его забавляет моя реакция, а меня раздражает он своим безмятежным спокойствием. — Не знаю, кто ВЫ и как Вас зовут, но хочется побольше информации. — Если кратко. Вы попали в аварию. Удар пришёлся на живот, нам пришлось реанимировать вашу пострадавшую печень, чтобы Вы могли продолжить жить. — Отлично. Печень. За что у нас отвечает печень? Это вообще жизненноважный орган? — Вам смешно? — Спрашиваю его вместо этого, замечая смешинки в его глазах. — Угораете над пациентами? От чего-то я раздражаюсь, злюсь на весь мир и не понимаю почему. — Нет. Вам кажется. Вы очень возбуждены. Стоит успокоиться и поспать. — Выспалась, знаете ли. — бурчу и осматриваю свой внешний вид. — Долго мне ещё тут лежать? Мне нужно в полицию написать заявление на одного сукиного сына! — На первый вопрос, ответ: вам валяться у нас ещё минимум неделю. На второй — сукин сын на сколько известно из новостей уже там. Если Вы про кого-то, а не про того, кого я думаю. — Где там? — В тюрьме. И меня кстати зовут Ярослав Геннадьевич. — А-а-а! — Ярославы всего мира сговорились изводить меня, откидываюсь на подушках. Выдыхаю. Так, отчим в тюрьме. Ну хотя бы одна радостная новость. Я не умерла лишь ради этого момента. — Василиса. — Знаю. Видел Ваше имя в карте. — Мужчина садится рядом со мной на стул, достаёт лекарство и шприц, готовясь сделать мне укол. — Я вколю небольшую дозу успокоительного, от него вы выспитесь и станет немного легче. Все люди по-разному выходят из краткосрочной комы. И не врите, что выспались и отдохнули, борьба за жизнь — труд. Не спорьте! Если хотите поскорее слинять из больнички. Ярослав Геннадьевич делает укол и постепенно мне становится легче. Раздражение начинает угасать. Через пять минут я сладко засыпаю, представляя в своих мечтательных снах, как Борису в камере бомж перерезает горло. Он это заслужил. Мне кажется, я даже сплю с улыбкой на лице. Так хорошо мне становится в этот момент. Когда просыпаюсь замечаю высокую фигуру у окна. Спиной ко мне стоит Ярослав, широко расставив ноги и скрестив руки перед собой. В обтягивающей белой футболке и джинсах он напоминает американского парня, плохиша, которого постоянно показывают в мыльных мелодрамах. — Какими судьбами? — решаю заговорить с ним первой. Присутствие Годзиллы успокаивает и одновременно с этим раззадоривает. Я помню, что мы расстались. Очень хорошо. Каждое слово его помню. Парень поворачивается ко мне и оглядывает так, что вжимаюсь в матрас. Трудно описать всю борю эмоций на его лице. Ярослав проводит рукой по волосам, растрепывая причёску и подходи к моей кровати. — Выглядишь неплохо. — Замечает он, усаживаясь на стул рядом со мной. Если бы я могла, то отодвинулась бы, чтобы не находится рядом. Не люблю долгие проводы. Закончились отношения. Конец. — Как себя чувствуешь? Меня начинает раздражать, что никто не может просто ответить на поставленный вопрос. Буквально нужно выбивать ответы. — Чувствовала себя замечательно, пока ты не пришёл. — Язвишь, это хорошо. — Он касается моего лица, проводит пальцами по скулам и подбородку. Выглядит при этом так, будто только что чудо увидел. Это выглядело бы очень мило при других обстоятельствах. — Ты очень напугала меня, Вася. Я думал, что потерял тебя. Губы подрагивают от признания Яра. — Напугала тем, что осталась жива? Не избавила тебя от бремени возиться со мной? — Отталкиваю его. Не хочу обманываться и думать, что у нас всё получится. — Не переживай. Вещи я свои собрала и покинула твою обитель. Собираюсь переехать к Матвею. Платить ему не надо, он с радостью примет меня и так. Ярослав вздыхает и потирает лицо. Устало. Обречённо. Это злит. Не вижу смысла бегать за человеком, с которым тебе физически тяжело. Он хочет переделать меня под свои желания. — Я так надеялся, что у тебя мозги встали на место, но, кажется, стало лишь хуже. — Парень грустно усмехается, и не понятно шутит он или говорит серьёзно. Но глаза у него красные, измученные. Мне бы стало его жаль, если бы я так не злилась на него. — Оставь меня в покое. — Не могу. — Почему? — Потому что люблю. Удар под дых. Теряюсь. — А я тебя нет. — Лгу. И он знает это. Слишком хорошо Ярослав меня знает. — Не получится у нас ничего. Разные мы. Тебе нужна та, что будет слепо подчиняться тебе и делать всё, как ты хочешь. А я люблю свободу. Ценю её. И мы сожрём друг друга, если останемся вместе. — Ладно. Вернёмся к этому разговору, когда ты поправишься. Твои вещи у меня дома, Мишель их разложила и собрала одежду тебе в больницу. — Ярослав уходит от разговора, просто закрывает тему. Властью данной ему корочкой ФСБ он считает, что может сам решать: как, где и о чём говорить. — Угу. Может сложить обратно. К тебе я не вернусь. — Ещё одна предательница. Ярослав наклонился и нежно поцеловал меня в губы, думая, что поцелуй растопит меня.