— Не волнуйся, дорогая. Ей было абсолютно все ясно. И говорила она так горячо, как может говорить только тот, кто совершенно убежден в своих словах. Барон налил ей в хрустальный бокал лимонада. Но Сильвия даже не заметила. Теперь она ждала от Линори только подтверждения. И не собиралась больше терять время. — Двадцатого марта, когда убили комиссара Каттани, вы были в Лондоне и находились в правлении «Глайнорс Лимитед». А накануне ночью, около четырех, вам позвонили по телефону. Это был Антонио Эспиноза. Линори не проявлял ни малейшего интереса к ее словам, казавшимся ей окончательным его разоблачением и стоившим долгих недель работы днем и ночью. — Да, возможно. — Вам не кажется, что это довольно странное время для телефонного разговора? — Так бывало уже и раньше. — И что же он хотел сообщить вам в четыре часа утра? — Не помню. Наверно, насчет каких-нибудь финансовых дел. Сильвия чувствовала, что еще немного и она взорвется. — Нет. Сейчас вам скажу я, чего хотел от вас Эспиноза. Она подошла к большому окну, выходившему на площадку с фонтаном нимф. — Вот каков был сценарий. Основываясь на данных расследования, проведенного комиссаром Каттани, в Милане собирается группа судей и следователей. Подготовлена широкая облава, выданы десятки ордеров на арест. Несколько видных главарей сицилийской мафии попадают в тюрьму, другим удается бежать. Все это происходит как раз в то время, когда вы находитесь в Лондоне. Также и Эспиноза спасается бегством, но ой хочет немедленно, не откладывая ни на минуту, избавиться от Каттани. Однако ему никак не удается связаться с верхушкой мафии, и тогда он звонит вам — человеку вне подозрений, к тому же находящемуся далеко от места событий. И вы любезно оказываете ему услугу, о которой он просит. Сильвия пристально посмотрела в глаза Линори. — Несколько часов спустя пятеро вооруженных автоматами людей ожидают комиссара у выхода одной из миланских больниц. И расправляются с ним. Линори невозмутимо сделал глоток лимонада. — Обожаю романы с запутанной интригой, закрученным сюжетом. Однако — увы! — они очень далеки от действительности. Неужели вы, в самом деле полагаете, что подобную операцию возможно организовать из Лондона? — Имелся человек, которому можно было поручить это сделать, — ваш сын Миммо. Линори перебил ее: — Только не вмешивайте в эту историю Миммо! — Я пришла сюда, чтобы поговорить также и с ним. — Миммо здесь нет. Миммо исчез. Две недели назад он уехал после обеда на своей машине и с тех пор не возвращался домой. — И вы не заявили в полицию? — Видите ли, синьора, у меня и у моих близких в жилах течет английская кровь. Хотя теперь ее осталось уже совсем немного. Во всем же остальном я настоящий житель Южной Италии. И поэтому мое доверие к государству где-то почти на отметке, близкой к абсолютному нулю. Я пытался разыскать сына собственными средствами. Но тщетно. Линори посмотрел на нее. Сейчас это был лишь отец, в глазах которого застыли тревога и отчаяние. — Теперь я обращаюсь к вам. Ищите его! Найдите! Верный человек Окна номера на втором этаже гостиницы «Гибралтар» выходили прямо на море. Вся меблировка комнаты состояла из постели, старого кресла с пестрой обивкой и стола. Давиде распахнул ставни и застыл у окна, любуясь закатом. Увидел возвращающиеся с лова окрашенные в зеленый и голубой цвета рыбачьи баркасы, ящики с рыбой, которые грузили на молу в автофургоны. Потом подошел к тумбочке у кровати и набрал телефонный номер. Снял с шеи цепочку с пластиной, на которой был выгравирован номер его группы крови. На другом конце провода ответил Симон. Давиде произнес всего несколько слов: — Я приехал, остановился в отеле «Гибралтар». Встретимся сегодня вечером. Повесил трубку. Прошел в ванную. Встал на край ванны и дотянулся рукой до водонагревателя. Свинтил крышку, пошарил внутри. Нечто нашел: пистолет. Сдвинул предохранитель, с сухим щелчком выскочила обойма. Легким нажатием вернул обойму на место. Потом осмотрел глушитель, дослал в ствол патрон. Снова поставил на предохранитель и засунул пистолет сзади за пояс. Человек, который отравил его существование, дважды пытался отправить его на тот свет, а потом отнял у него двадцать лет жизни; человек, разбивший его семью и чуть-чуть не убивший его сына, был перед ним. Элегантный, аристократичный, с седыми, тщательно подстриженными усиками. Джованни стоял посреди гостиной своей виллы и читал письмо, присланное ему доном Каподжеро Барреттой. Позади него стену украшала большая современная картина — написанное яркими красками абстрактное полотно. — Ты американец? — Середка наполовинку. Линори указал на картину. — Ее нарисовал знаменитый художник. Он живет в двух шагах оттуда, откуда ты приехал, — в Вест-Сайде. Нравится? Давиде уставился на полотно. — Да нет. Линори слегка улыбнулся. — Мне тоже не нравится. Но мой сын Миммо захотел ее тут повесить вместо старой, и я согласился. Новое, оно… к нему надо привыкать, надо с ним считаться. Иначе лучше отойти в сторонку. Линори продолжал вертеть в руках письмо Барретты. Потом взглянул на Давиде. — Ну, так чем же я могу тебе помочь? Ты нуждаешься в деньгах? — И в них тоже. Но деньги я привык зарабатывать. — Что же ты умеешь делать? Давиде пристально поглядел на него. — Я верный человек. — Верный? Кому? — Тому, кто ко мне хорошо относится. Он спускался по лестнице медицинского факультета с книгами под мышкой. Взгляд угрюмый, недружелюбный. На нем были джинсы и коричневая кожаная куртка. Волосы и глаза черные. Глаза такие же, как у матери, подумал Давиде. Войдя в университетскую столовую, Давиде увидел его за столиком в глубине зала. Он сидел один. Поднеся, словно нехотя, вилку ко рту, читал. Книга лежала рядом с подносом, на котором стояли тарелка с макаронами, тарелка с зеленью и бутылочка минеральной воды. Давиде еле преодолел этот десяток метров до его столика, заставляя ноги не останавливаться, а голову не думать. Опустился на стул напротив. Стефано рассеянно на него взглянул. Окинул взглядом этого человека, пристально на него уставившегося и притом усевшегося за стол, не принеся с собой подноса с едой. И вновь погрузился в свою книгу. Давиде перевел дыхание. — Ты не знаешь, кто я такой, а я-то тебя знаю. Это было очень давно, ты тогда только родился, и у тебя еще не было этого шрама на шее. Стефано поднял голову, опустил вилку на поднос, положил руку на раскрытую книгу и легонько коснулся шеи палицами другой руки. — А, значит, еще до операции… — Да, до операции. Наконец Давиде решился: — Я друг твоего отца. Стефано резко поднялся, схватил книгу и поднос. Он хотел пересесть за другой стол. Давиде удержал его за руку: — Постой. Стефано вновь сел. — Послушай, чего тебе надо? Чего ты ко мне привязался? Приходишь, садишься, пристаешь с разговорами. Неизвестно кто такой… — Твой отец живет в Америке, я приехал оттуда. Стефано провел рукой по лбу. Он с трудом сдерживался. — Да, да, понимаю, он живет в Америке. Очень приятно слышать. Ну и что с того? Мне-то что? Может, он надумал вернуться? Хорошо, передай, что если я ему понадобился, то может найти меня здесь ежедневно, даже по субботам. Пусть приезжает, я хоть смогу, наконец, плюнуть ему в рожу!