Часть 22 из 58 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он говорит, что его открытие не противоречит церковной истине, потому что в Библии есть фраза «…сдвигает землю с места ее» (Иов. 9:6). Или фразу «стой, солнце» нужно понимать не как приказ остановить Солнцу вращение вокруг Земли, а как приказ не крутиться вокруг собственной оси.
Будучи активным, страстным, деятельным человеком, готовящимся к обороне, он не ограничивается штудированием Библии и поиском мест в пользу гелиоцентрической модели. Он доказывать свою правоту по всем фронтам, в том числе и на эмоциональном.
Он пишет: «Церковь учит нас тому, как попасть на небо, а не тому, каков механизм небесного движения». Говорит, что люди могут неверно понимать Библию, что ее нужно истолковывать применительно не к традиции, а к научным открытиям, которые делают ученые, просвещаемые по милости Бога. Пишет, что для отрицания видимой в телескоп картины нужно запретить астрономию, но такой запрет противоречит Библии, где сказано, что волхвы по звездам узнали о рождении Христа и по ним же пришли к нему.
«…запретить людям смотреть в небо, чтобы они не увидели, как иногда Марс и Венера приближаются к Земле, а иногда удаляются, и разница такова, что вблизи Венера кажется в сорок, а Марс — в шестьдесят раз больше. Нужно было бы запретить им видеть, что Венера иногда выглядит круглой, а иногда — серповидной, с очень тонкими рогами; так же, как и получать другие чувственные ощущения, никоим образом не согласующиеся с птолемеевой системой, но подтверждающие систему Коперника»{63}.
Галилей был добрым католиком, и мысли не держал конфликтовать с Церковью. Но его доводы были убедительны. Спорить с ним рационально с позиции здравого смысла не было возможности. Но и признать его доводы тоже не было возможности.
Если признать аргументацию Галилея, получалось, отцы Церкви, толкующие, что Солнце движется именно вокруг Земли, а не вокруг своей оси, ошибались. А они говорили не метафорически, как впоследствии, спасая положение, попытаются представить это поздние защитники Церкви. Отцы Церкви говорили фактически, без иносказаний, точно по Библии, как внушил им (по слову Церкви) Святой дух: Земля стоит, а Солнце движется.
Церковь объявила отцов святыми, а исходящую от них информацию истиной от Бога. Если Галилей прав, а отцы ошибаются, получалось два равно неприемлемых вывода: или Бог ошибся, или Церковь, оценивающая высказывания отцов информацией от Бога.
Бог, в силу своей природы, не мог ошибиться. Получалось, ошибалась Церковь. Она назвала исходящую от святых отцов информацию божественной. Она называла их рупором, через который говорит Бог. А через них, оказывается, говорит не Бог. Тогда кто?
Каким бы ни был ответ, он для Церкви равно плох. Если она заявляет божественной информацией то, что таковой не является, какую силу она представляет? Явно не Бога. В общем, если подходить к делу объективно, и если Церковь выступала бы в роли стороннего судьи относительно самой себя, она сама себя предала бы на суд инквизиции. И этот суд, по сумме совершенных ею утверждений, должен был приговорить ее к костру.
Глава инквизиции пишет одному видному теологу, стороннику теории Коперника: «…собор запретил толковать Священное Писание вразрез с общим мнением святых отцов... все сходятся в том, что нужно понимать буквально, что Солнце находится на небе и вращается вокруг Земли с большой быстротой, а Земля наиболее удалена от неба и стоит неподвижно в центре мира. Рассудите же сами, со всем своим благоразумием, может ли допустить Церковь, чтобы Писанию придавали смысл, противоположный всему тому, что писали святые отцы и все греческие и латинские толкователи?»
На чашу весов против Галилея ложится высказанная им мысль, что приоритет в деле понимания Библии должен быть за ученым, а не священником. На практике это означало, что непогрешимое мнение Папы Римского оказывалось ниже мнения ученого. И это при том, что папа в статусе первого священника, а ученый в статусе ремесленника.
Эти утверждения ни в какие церковные ворота не лезли. Не важно, насколько они верные с точки зрения здравого смысла. Важно, что, если они верные, значит, Библия ошибается. Если же не ошибается, значит, ошибаются учителя Церкви, трактующие ее. Но если так, кто тогда Церковь со всеми своими святыми? Это был бы полный крах…
Церковь оказывается в совершенном тупике. Она только что приняла рассчитанный по гелиоцентрической модели григорианский календарь. Эту модель никто не считал отражением реальности. Все считали ее математической фикцией. Телескоп Галилея превратил абстракцию в реальность, которая противоречила Библии и Церкви.
Возникла ситуация, из которой нужен был выход, и ни одна живая душа не знала, что конкретно делать. Проблема оказалась настолько глобальной, что даже инквизиция была беспомощна. Бороться с идеями кулаком — признавать, что по существу возразить нечего. И значит, правда на стороне идеи, а не кулака. Когда Рим физически давил христианские идеи, он только укреплял их. И пока он не знал, а как еще можно бороться, успеха не имел. Успех приходит, когда он использует принцип «от чего заболел, тем и лечись».
Церковь примерно в таком же положении: видит проблему, но понятия не имеет, как с ней бороться. Она начинает давить научные идеи физическими методами, чем в итоге способствует их популяризации{64}. Церковь не смогла придумать адекватную проблеме технологию, как это сделал Рим относительно христиан. Думаю, в той ситуации это было невозможно.
Глава инквизиции, кардинал Беллармино, советует астрономам не колебать картину мира во избежание последствий. Он предписывает считать видимую в телескоп картину не реальностью, а математической абстракцией. «Не стоит думать, — пишет он, — что открытия имеют онтологическое значение. Они противоречат Библии. Одного этого достаточно, чтобы оставаться на стороне истины, а не эмпирических фактов».
Чтобы оценить истинную убежденность кардинала в своей правоте, нужно помнить: тогда никто даже не мечтал, что человек сможет своими глазами увидеть Солнечную систему так же явно, как видит перед собой свой дом. Для людей того времени это казалось так же немыслимо, как для нас кажется немыслимым, что человек сможет оказаться в центре Солнца или внутри черной дыры. Насколько мы уверены, что суждения на тему внутреннего строения черной дыры могут быть только абстракцией, вне всякого экспериментального подтверждения, настолько средневековые люди были уверены, что человек никогда не сможет увидеть глазами Землю и Солнце со стороны.
Такое если и мыслилось, то через божественное вмешательство. Так что мысли про приоритет Библии перед видимой в телескоп картиной имели основание. Вдруг видимая в трубу картинка — оптический обман? Все же может быть, сатана ведь не дремлет… А допустить, что Библия обман — для такой мысли в голове места попросту не было.
Призыв Беллармино верить Библии, а не фактам, и не колебать картину мира, был обоснован. Но вставал другой вопрос: что делать на практике? Указом постановить, что нельзя в телескоп смотреть, потому что это сатанинская труба? Это могло подействовать на массу. Но у нее не было телескопов. А тех, кто мог себе позволить такое удовольствие, на тех запрет не сработает. Если не всегда работали запреты не убий, не укради, не прелюбодействуй, полагать, что сработает запрет «не смотри в трубу» — нереально.
Какие еще варианты? Издать указ, что добрый католик, глядя на небо в телескоп, должен помнить: все им увиденное — не реальность, а иллюзия? Пожалуй, некоторое время это работало бы, как работал Индекс запрещенных книг. Добрые католики, желая быть в согласии с Церковью, действительно отказывались от таких книг. Аналогично произошло бы и с телескопом. Но на время.
В качестве подтверждения, что такое предписание некоторое время работало бы, служит реальная история. Галилей в письмах Кеплеру иронично пишет, как Кремонини, профессор Падуанского университета, «наотрез отказался смотреть на небо через зрительную трубу — ему и так ясно, что ничего, кроме обмана зрения, она не порождает».
С появлением указа, выражающего позицию Церкви по этой теме, увеличилось бы число ученых, желающих остаться в границах церковного учения. На время возможно «sacrifizio dell’intelletto» (т. е. принесение в жертву ума). Но только на время.
Практика показывает, что здравый смысл и факты, даже если они вдоль и поперек противоречат доминирующему на данный момент мировоззрению, в итоге побеждают. Нет ни единого исключения, чтобы теория, противоречащая фактам, оставалась нерушимой.
Главной проблемой было то, что иллюзия на то и иллюзия, что ее не подтверждают расчеты. Беда для Церкви была в том, что наблюдаемую картину расчеты подтверждали. Объявить же иллюзией сами расчеты — такое даже всемогущей Церкви было не под силу.
В стратегической перспективе было ясно, что даже если случится чудо, и все станут такими же фанатиками веры, как упомянутый профессор, для которого информация от Библии была приоритетнее информации от телескопа, — это не может продлиться долго.
В теории, с огромной натяжкой, можно допустить, что выросшее до телескопа поколение под напором Церкви с ее заоблачным авторитетом не будет верить расчетам и своим глазам. Но следующее поколение, выросшее при телескопе и открываемой им картине, будет верить расчетам и своим глазам. И немного верить Церкви. А последующее поколение будет верить только расчетам и своим глазам. И совсем не верить Церкви.
Факты говорили одно. Церковь — другое. Современнику сложно представить потрясение средневекового человека, глядящего в телескоп и видящего противоречие Библии. В голове вихрем неслись мысли: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Но это БЫЛО. Тектонический сдвиг в мировоззрении стал неизбежен.
Звезды оказались далекими солнцами, а не фонариками. Земля потеряла статус центра Вселенной, вокруг которого вращается ВСЕ. Она превращалась в одну из планет, вращающихся вокруг звезды по имени Солнце.
Исходящая от Библии и Церкви информация оказалась ошибочной. На горизонте замаячили катастрофические последствия не только для Церкви, но и для христианской цивилизации. Она заканчивала свои дни в точном соответствии с евангельскими стихами: «Построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф. 7:26-27).
Агония
Чтобы правильно понимать реакцию Церкви на безнадежную ситуацию, учитывайте, что она — небиологическая форма жизни (как Государство или Интернет). Никакая жизнь не ищет абстрактную истину по причине отсутствия таковой{65}. Единственная истина — свое благо. Одно из основополагающих благ — сохранение себя.
«Если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-то праву на власть или интересам тех, кто уже владеет властью, то, поскольку это было во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение геометрии было бы если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии»{66}.
Церковь оказывается перед двумя вариантами. Первый: следовать голосу разума, опираться на логику и факты, и признать правоту Галилея. Второй вариант: закрывать глаза на доводы разума с фактами, говорить на черное белое, и тупо отрицать правоту Галилея. Первый вариант нес мгновенную смерть, равносильно выстрелить себе в висок. Второй вариант тоже был смертью, только на этот раз не мгновенной, а отсроченной. Его можно сравнить с медленно действующим ядом.
Из двух плохих вариантов Церковь предпочитает второй — отравление. Она кладет в основание своей защиты тезис «верую, ибо абсурдно». Далее делает отравляющие ее тело глупости. С этого момента она стремительно теряет авторитет в глазах думающих людей.
Она вносит в «Индекс запрещенных книг» труды Коперника. Теперь их нельзя не только распространять, но и хранить. Кеплер по этому поводу с сожалением напишет, что лучше бы Галилей был менее активным в продвижении идей Коперника, если они привели к такому результату. Это сожаление лишний раз указывает, что сами ученые не понимали масштаба информации, которой касались. Они просто фиксировали то, что видели на небе. На этом основании делали расчеты. Никто не предполагал, какой сук пилят эти расчеты.
Церковь попадает в совершенно идиотскую ситуацию. Календарь, по которому определяется Пасха с Рождеством, опирался на труды гелиоцентристов, которые она теперь публично должна отрицать. Но если точка отсчета ложная, сделанные на ее основе расчеты тоже должны быть неверными. А они оказались верными. Значит, точка отсчета тоже верная. Но как ее можно признать верной, если она противоречила Церкви?
Трудно вспомнить похожий в мировой истории случай, когда система оказывалась бы в таком безысходном тупике. Но Церковь в начале XVII века оказалась в такой ситуации. В шахматах это называется цугцванг — любой ход ухудшает положение игрока.
Церковь в свое время сама инициировала обсуждение гелиоцентризма «в качестве математической абстракции» для составления точного календаря. Никто не предполагал, что абстракцию подтвердит реальность, а святую истину Библии опровергнет.
Церковь была подобна утопающему в болоте человеку, у которого нет шансов на спасение. Но так как смириться со своей участью он не может, то активно дергается. Чем активнее дергается, тем быстрее его засасывает трясина.
Неадекватное поведение Церкви — паника, типичное действие для жизни, попавшей в смертельной ситуации, из которой не видит выхода. Она начинает хаотично дергаться в надежде создать новую ситуацию, в которой, может быть, откроется выход.
Бьющаяся в агонии Церковь выводит на ринг армию простецов. Эти защитники противопоставляют доводам Галилея твердокаменные аргументы из серии: математика — изобретение дьявола. Утверждают, что планет в Солнечной системе не может быть больше семи, потому что Библия указывает на семь лампад (Исх. 25:37). Заявляют, что у древних ничего не сказано о спутниках Юпитера, а древние уж точно знают больше Галилея.
В 1616 году Церковь запрещает Галилею защищать идею гелиоцентризма. Хорошо, защищать нельзя. А обсуждать можно? Например, с целью опровергнуть. Вроде как да. Этой уловкой Галилей пользуется, о чем пожалеет через шестнадцать лет. А пока он пишет книгу «Диалог о двух системах мира — птолемеевой и коперниковой». Книга увидела свет в 1632 году. Галилей снабдил ее заявлением, что имеет целью показать ошибки Коперника, чтобы избежать обвинения в защите. Но на деле книга блестяще доказывала его правоту.
В книге Галилей приводит диалог просвещенного человека и простака, где первый аргументирует в пользу гелиоцентрической модели, а второй — геоцентрической. Аргументы первого изящны и безупречны, любой желающий может их проверить, ознакомившись с расчетами и взглянув в телескоп. Аргументы второго эмоциональны и глупы. Они не соответствуют ни наблюдаемой на небе картине, ни расчетам на основании видимого. Первые аргументы на фоне вторых производили убийственное впечатление.
В аргументации простака Церковь и Папа узнают себя и своих защитников. Только слепой не увидел бы, что Галилей, ясно осознавая невозможность опровергнуть аргументы Коперника, притворно защищает противников учения Коперника, а на самом деле, под маской объективности, высмеивает их. Это была последняя капля.
В 1633 году Галилей предстал перед судом. Церковный трибунал не собирался с ним говорить о физике и астрономии. Вопрос об учении Коперника был решенным делом. Галилея обвиняли в нарушении запрета на защиту антицерковного учения Коперника. Он же доказывал суду, что и не думал защищать еретическое учение, он его просто обсуждал.
На суде не было ни одного человека, который бы не понимал, что делал Галилей на самом деле. Окажись на его месте любой другой ученый, его объявили бы еретиком, что означало сожжение на костре. Далее стали бы принуждать к отречению, в том числе через угрозу пыткой, и самой пыткой. Если еретик не раскаивался, его определяли в статус упорного нераскаивающегося еретика, подлежащего сожжению заживо. Если подсудимый в статусе еретика раскаивался, его объявляли раскаявшимся еретиком. Такого, по закону, полагалось все равно сжечь, но перед этим явить церковную милость — задушить.
Но Галилей был не обычным ученым, а личным другом Папы римского Урбана VIII. Тот даже посвятил своему другу-ученому оду. Урбан и Галилей часто и подолгу беседовали на тему мироздания, и Папа разделял точку зрения Галилея. Пока до него не дошло, что эти знания разрушают фундамент церковного здания, и он, поощряя Галилея, по факту вместе с ним пилит сук, на котором сидит сам и вся христианская цивилизация.
Как только Папа осознал это, он отдаляется от Галилея. Он пишет: «Синьор Галилей был моим другом; мы часто беседовали с ним запросто и ели за одним столом, но дело идёт о вере и религии»; «Галилей вступил на ложный путь и осмелился рассуждать о самых важных и самых опасных вопросах, какие только можно возбудить в наше время».
Благодаря дружбе с Папой, Галилей ни минуты не провел в камере. Во время суда он жил при дворе Ватикана в отдельных апартаментах. На суде инквизиция попросила его отречься от своего учения, что он и сделал. Далее ему был определен статус — заподозренный в ереси. Это давало право на мягкий приговор, что и было сделано.
Приговор Галилею поражает своей «суровостью»: до конца своих дней жить на роскошной вилле. Вместо надзирателей ему полагалась прислуга, вместо тюремной баланды — всевозможные яства, ну и так далее. После приговора осужденный сразу отправился к себе домой отбывать срок — тянуть лямку в своем дворце.
Назвать это наказание фантастически мягким нельзя хотя бы потому, что это не вообще наказание. Для 99,999 % населения того времени (и наших дней тоже) оказаться на месте наказанного Галилея было бы счастьем всей жизни.
Впечатление от «отречения» Галилея было огромным. Ученые переезжают в безопасные протестантские страны. Декарт готов сжечь все свои работы, связанные с гелиоцентрической моделью, справедливо рассудив, если Галилея, личного друга Папы, осудили, что же сделают с ним?
Ученый, сверстник Галилея
Был Галилея не глупее
Он знал, что вертится Земля
Но у него была семья{67}
С этого момента начинается омертвление церковного тела, системно травящего себя несусветными заявлениями. Если в период расцвета Церкви передовой отряд человечества вливался в ее тело и выступал в ее защиту, то теперь начинает обратный процесс — передовой отряд начинает отслаиваться от церковного тела и выступать против Церкви.
Развернувшиеся события можно представить сражением двух армий. На знамени одной армии был начертан телескоп. В первых рядах шли апостолы гелиоцентрической модели — Коперник, Галилей, Кеплер и другие ученые. Они несли свитки с расчетами. За ними шли просвещенные люди того времени, способные понять расчеты и сопоставить их с наблюдениями в телескоп.
Навстречу им двигалась армия, на знаменах которой была Библия. В первых рядах шли апостолы геоцентрической модели — верховные жрецы Церкви. Они несли цитаты Библии и святых отцов, указывающие, что Земля стоит, а Солнце крутится. За ними шла армия невежественных людей, не способных понять расчеты и отказывавшихся смотреть в телескоп (а если и смотрели, то ничего не понимали).
Со стороны, о начала сражения, казалось, что церковная армия победит ученую за счет своего размера. Во-первых, у Церкви был максимальный авторитет, какой только можно представить, тогда, как у ученых был статус ремесленников. Во-вторых, простецов и прочих невежественных людей было намного больше, чем просвещенных. Когда эти две армии пришли в столкновение, геоцентрическая армия была наголову разбита.
Поверженную Церковь начинают добивать. В рамках этой задачи Галилея в массовом сознании делают изобретателем телескопа и первооткрывателем вращения Земли вокруг Солнца. Чтобы представить его мучеником науки, придумывают легенду, что предметом обсуждения на суде был вопрос астрономии — движется Земля или неподвижна. И якобы Галилея к отречению принуждали пытками. И после того, как его пытками вынудили произнести отречение, на прощание он сказал инквизиторам: «И все-таки она вертится!».
Это абсолютная пропагандистская выдумка, не согласующаяся с существующей тогда практикой. Человека подвергали пытке только в случае признания еретиком. С этого момента участь его была решена — смерть. Пытка применялась, чтобы вынудить отречься от своей ереси (считалось, что так Церковь способствует спасению его заблудшей души).
Галилея могли пытать только в одном случае — если трибунал определил ему статус еретика. Но еретик не мог остаться живым. Тот факт, что Галилей после суда остался жив, указывает, что Галилей не был в статусе еретика. Он был в статусе заподозренного в ереси. А из этого следует, что пытать его не могли.
Для большей понятности: если вы в статусе «административный правонарушитель», в отношении вас не может применяться тюрьма и смертная казнь. Чтобы применять такие меры, человек должен быть в статусе «уголовный преступник».