– Не хотите перекусить? Тут за углом деликатесная закусочная. Владельцы – мои друзья. – С удовольствием. Наверное, там ей удобнее расспрашивать о Робе, чем в церкви. Аккуратно снимаю косынку. Достаю из сумочки взятую из ящика Роба купюру, – только сейчас замечаю, что это сто долларов. Согнув банкноту пополам, опускаю в стоящий рядом со свечным алтарем ящик для пожертвований. Аделла тянется к заднему карману брюк и достает черный кожаный бумажник с монограммой. Она тоже жертвует стодолларовую купюру. Откуда такая щедрость с зарплаты следователя? Ах да, мать же оставила ей состояние… Мы идем по осенней улице. Свежий воздух пощипывает голые ноги. На тротуаре сидит уличная гадалка с засаленными русыми патлами. Она бросает кубики с непонятными символами на лежащую у ног картонку и говорит сама с собой. Рядом с ней лежит коричневая лохматая собака. Завидя нас, пес начинает лаять, а когда приближаемся, встает на задние лапы. – Эй, ты, – гадалка указывает прямо на меня, вынуждая остановиться. – Сириус хочет тебе кое-что сказать. Пес затих и виляет хвостом так, что он вот-вот оторвется. Хозяйка гладит его по голове. У меня не осталось наличных, чтобы дать милостыню. Зачем я вообще остановилась? – Ну, здравствуй, модница, – обращается ко мне почти беззубая гадалка. – Кости не для тебя, это ясно. Тогда что? Так-так-так… Погадаю-ка на картах, – бормочет она и, откладывая кубики в сторону, роется в дорожной сумке цвета хаки, которая лежит тут же на тротуаре. Счастливо улыбаясь, Аделла подмигивает, наслаждаясь неловкой ситуацией, в которую я попала. Поместив сумочку под мышку, я скрещиваю руки на груди, впиваясь ногтями в кожу через темно-синюю ткань платья. Гадалка с важным видом тасует карты в грязных руках и протягивает мне колоду. – Выбери карту, – командует она. Я подчиняюсь. Над нашими головами осенний ветерок треплет желтые листья на деревьях, срывая и роняя их на мокрый асфальт. – Перевернутая Луна, – возвещает гадалка. Складывает карты вместе и, посмотрев на нижнюю, показывает нам. – А внизу – Башня. Гадалка умолкает и смотрит на нас обеих по очереди. Представление окончено? – Ты родилась под знаком Рыб? – Да. Седьмого марта, – удивленно бормочу я, размышляя о том, что это за афера. – Спасибо, мы пошли, – Аделла, бросает десятидолларовую купюру на картонный коврик, берет меня за локоть и уводит. – Странная она, – тихо бормочет следователь, чуть отойдя от женщины с собакой. – Башня приближается к тебе! – кричит нам вслед гадалка. – Ее не остановить. Что делается в темноте и при луне, выйдет на свет! – Она хохочет и гладит довольную собаку. …В закусочной Аделла, сгорбившись над тарелкой, энергично жует сэндвич с копченой говядиной и ржаным хлебом, а я изящно попиваю теплый чай, размышляя о том, что моя башня давно рухнула, а я сижу в руинах, отчаянно пытаясь осмыслить, как жить в реальности, где женщина, сидящая напротив меня, думает, что мой муж убийца, хотя еще ни разу об этом не упомянула. – Миссис Клэр. – Аделла вытирает рот салфеткой и делает глоток через соломинку. Я выпрямляюсь, ожидая начала допроса. – За кого вы поставили свечу? За родителей? – Я была беременна, – честно отвечаю я. Глядя на собеседницу, подношу чашку к губам и делаю глоток. Мы молчим. Аделла явно сбита с толку. Она смотрит на мой крестик, затем в глаза. – Должно быть, вы с Робертом тяжело это пережили. – Ребенок не от Роба. У меня был роман. Муж не в курсе. Какой смысл скрывать? Если она копнет глубже, все равно узнает. Похоже, я окончательно выбила ее из колеи. Она застыла, как истукан, и все пристальнее вглядывается в мое лицо. Наконец отодвинув тарелку и откинувшись на спинку стула, следователь Круз приступает к задуманному. – Вы знаете, как проводит время ваш муж вне дома? Что вам известно о его работе, увлечениях, других… – Она замолкает. – Других женщинах? – довершаю за нее начатую фразу. – Все в порядке, называйте вещи своими именами. Что ж, отвечу так: меньше знаешь, крепче спишь. Отпивая из чашки, с интересом жду, куда она поведет разговор. – Насколько я понимаю, ваш муж придерживается той же позиции? – заключает Круз. – Так с кем у вас был роман? – А какая разница? – Никакой. Просто любопытно. – Она чуть зарделась, и крошечные шрамы на щеках стали заметнее. Отодвинув пустую чашку в сторону, ставлю локти на стол и, положив подбородок на ладонь, впиваюсь в Аделлу глазами. Она разминает шею, медленно потягивает ее из стороны в сторону и, опершись руками о стол, бросает на меня вопросительный взгляд. Через какое-то время решительность ее покидает, и она со смущенной улыбкой отводит глаза. Вижу, что у нее забинтована рука. – Что случилось? – коснувшись повязки, тихо спрашиваю я. Нежно поглаживаю ее по ладони, Аделла не сводит с меня глаз и молчит. Потом начинает отвечать на ласку. В итоге мы осторожно сплетаем ладони. Ничего особенного не происходит, но мне с ней так хорошо… – С кем вы изменили мужу? – Разве это важно? – снова отвечаю вопросом на вопрос, продолжая поглаживать ей пальцы. К столику подходит молоденькая официантка и кладет счет лицевой стороной вниз. – С тебя только за сэндвич, Аделла. Отстранившись от меня, Круз достает наличные и отдает девушке-подростку. – Сдачу оставь себе, Джаззи, – говорит она вслед уходящей официантке, а потом возвращается к прерванному разговору: – Важно. Я беспокоюсь, что вы живете с ним в одном доме. Ваш муж – подозреваемый по делу об убийстве, и пока неизвестно, какие мотивы им движут. Это очень важно, София. Прошу, будьте осторожны! Между нами вновь возникает невидимая стена. Я поднимаюсь с места, хочу задержать ее еще немного, но не успеваю и рта раскрыть, как она оказывается у двери, с резким выдохом распахивает ее и уходит. В бессильном замешательстве смотрю на опустевший стул. Кроме меня, в закусочной никого. На стене слева висит большая написанная мастихином[8] картина. По стилю напоминает работы Поля Сезанна, художника девятнадцатого века, про которого нам рассказывали в колледже. На золоченой раме толстый слой пыли, однако полотно сохранилось в прекрасном состоянии. На нем изображена маленькая девочка в темно-синем платье, которая босиком стоит на фоне жухлой травы и протягивает глядящему на картину зрителю бриллиантовое колье. Каштановые волосы убраны с лица так же, как у меня. На небе позади героини – свинцовые тучи. Хочу рассмотреть ее лицо, но художник, словно нарочно, выполнил его грубыми мазками в нюдовых и коричневых тонах. Вокруг девочки несколько черных волков с нее ростом. Звери, навострив уши, смотрят желтыми глазами на зрителя. Найдя определенное сходство в оттенке наших платьев, я нервно сглатываю. Один из волков, практически сливаясь с темно-серыми тучами, стоит прямо за девочкой. Только желтые глаза заметно выделяются на фоне черного меха. Среди других волков его выделяет злобный оскал… – Хотите что-нибудь еще? Чашку чая? – спрашивает официантка, забирая пустую тарелку Аделлы. – Нет, Джаззи. Спасибо. Я не в силах оторвать глаз от изображения безлицей девочки среди волков. Глядя на острые клыки злобно раскрывшего пасть хищника, теряю самообладание, ноги немеют… Официантка объясняет про свое имя: «Вообще-то меня Жасмин зовут» и про их с Аделлой прошлое: «Аделла и я выросли вместе»… Надо что-то ответить, но я, позабыв все приличия, не обращаю внимания на ее болтовню, забираю кошелек со стола и, не отрывая взгляда от картины, пячусь к выходу. Ударяюсь бедром о стол, опрокидывая солонку, и, посмотрев на Жасмин, бормочу: – Спасибо. Затем бросаюсь к двери, торопливо ее распахиваю и вырываюсь в осеннюю прохладу, подальше от девочки в синем среди волков. Глава 12. Зачем все это Ставлю машину и, собравшись с силами, погружаюсь в суету толпы. Я опоздала на двадцать минут – это не в моих правилах. Тяну на себя огромную стеклянную дверь бутика «Шанель», и меня тут же встречает харизматичный джентльмен в идеально сшитом черном костюме – просит прощения за то, что не успел помочь. Не задерживаясь ни на секунду, мчусь на высоких шпильках в отдельную комнату, где обычно совершаю покупки с личным продавцом. В магазине, как всегда, просторно и светло, играет ненавязчивая музыка и пахнет цветами. Возле стильно оформленных стеллажей с готовой одеждой стоит красавица-брюнетка в кремовом брючном костюме. Ее гладкие волосы собраны в классический низкий пучок. Перед тем как я вхожу в примерочную, мы встречаемся взглядами, но я точно с ней незнакома. В личной примерочной, которая напоминает элегантно обставленную гостиную, удовлетворяющую вкусу большинства клиентов, мне навстречу выходит одетая во все черное Джорджи. – Привет, дорогая, – говорит она с милым французским акцентом и чмокает воздух возле моих щек. – Шампанское или капучино? – На свежеподтянутом лице сияет натянутая улыбка. – Стакан воды, пожалуйста. – С газом или без? – Без. И, пожалуйста, безо льда. Ее помощница уходит за водой. Джорджи закрывает дверь и, повернувшись ко мне, спрашивает: – Как дела, дорогая? – Она берет меня за руки и сжимает бархатистыми ладонями с еле заметными признаками увядания.