Я глубоко вздохнул. Брайс была права. Я должен был получить ответы. — Пойдем. Мы вышли из машины в унисон, и я взял ее за руку, ведя нас к боковой двери. Я не стал стучать. Папа ждал нас на кожаном диване в гостиной. Не говоря ни слова, я сел в кресло напротив него. Брайс заняла другое в комнате. Раньше они были в тон дивану, но за несколько месяцев до смерти мама перекрасила их в темно-зеленый цвет. Они были уродливы как грех, но как только папа будет готов к замене, я заберу эти два стула домой. Глаза отца были с красными ободками, а кожа бледной. Вблизи рана выглядела гораздо хуже, и, вероятно, на нее можно было наложить пару швов. Его волосы цвета соли с перцем были в беспорядке, жирные и нуждались в хорошем шампуне. В то время как мне каким-то образом удалось заснуть в кровати Брайс прошлой ночью, папа выглядел так, будто не сомкнул глаз. — Я хочу знать, почему. — Я нарушил молчание, желая поговорить первым. Этот визит был не для папы; он не заслуживал того, чтобы руководить шоу. — Я хочу знать, почему ты так поступил с ней. — Это была ошибка. — Голос отца надломился. — Твоя мать и Амина были подругами. Лучшими подругами. Брайс напряглась, ее лицо перекосилось в мою сторону. — Ты знал об этом? Да. Я молчал. Если я расскажу ей об этой дурацкой фотографии в ежегоднике, она разозлится и уйдет. Брайс была нужна мне сегодня. То, что она была здесь, обеспечивало буфер. Я сдержу свой темперамент, если она будет в комнате. Я не могу рисковать тем, что она узнает и оставит меня разбираться с папой в одиночку. Взгляд отца задержался на мне. Он знал, что я лгу без умысла, но он ни за что не стал бы говорить об этом, если бы знал, что моя белая ложь ничто по сравнению с грехами, которые он совершил. — Продолжай, — приказал я. — Мы проводили много времени вместе, втроем. Твоя мама никогда не оставляла Амину без внимания. Она любила Амину. Эта любовь, очевидно, была односторонней, если ее лучшая подруга спала с ее мужем. — Я не знал. — Папа повесил голову. — Я не видел этого. Я думаю, может быть, твоя мама видела, и поэтому она начала отдаляться от Амины в выпускном классе. Но я этого не видел. — Что не видел? — спросил я. — Амина была влюблена в тебя, — догадалась Брайс. Папа кивнул. — Она была моим другом. Это все, чем она когда-либо была для меня. Я никогда не любил другую женщину, кроме Крисси. — Тогда как ты мог трахнуть ее подругу и обрюхатить ее? — Мои кулаки стучали по коленям. Рука Брайс протянулась через пространство между нашими стульями, накрыв один из моих кулаков. Слава богу, она поехала со мной сегодня. Я уже хотел уйти. Но ее рука крепко держала меня на месте. — Амина покинула Клифтон Фордж после окончания школы. Я не придал этому значения, когда она и твоя мама перестали общаться на пару лет. Подумал, что они отдалились друг от друга. Но потом Амина позвонила ей одним случайным днем. Приехала в гости и провела выходные в городе. Однажды вечером они пришли на вечеринку в клуб. — И тогда… — Нет. — Папа покачал головой. — Не тогда. Амина вернулась в Денвер. Но после той первой поездки она возвращалась каждый год. Всегда летом. Всегда на выходные. Она приходила на вечеринку в клуб, напивалась, заводила знакомства. Вы, мальчики, были маленькими, и клуб уже не был маминой сценой. Да и моей, по правде говоря, тоже. Но Амина была не замужем, поэтому мы не придавали этому значения. История развивалась, и по моей коже ползли мурашки. Но я держал челюсть на замке. — У нас с Крисси был тяжелый период. Вы с Ником тогда были мальчиками. Боже мой, мы ссорились. Все время. Каждый день. — Когда? Я не помню, чтобы вы когда-нибудь ссорились. — Она скрывала это. — Он провел рукой по волосам. — Она натягивала улыбку, когда вы оба были дома, потому что не хотела, чтобы ты знал. Мы терпели друг друга, а потом ссорились, когда вы с Ником спали. Ей не нравилось, как идут дела в клубе, мы рисковали, а я скрывал от нее кое-что. Все стало так плохо, что она выгнала меня. — Но ты всегда жил здесь. — Я бы запомнил, если бы он съехал. — Тебе было всего восемь. Нику было двенадцать. Мы сказали вам обоим, что я собираюсь бежать. Надолго. И я провел три недели, живя в доме клуба. Теперь эта поездка мне вспомнилась. Папы никогда раньше не было так долго, и мама грустила. Потому что она скучала по нему. Видимо, было что-то еще. — Ты пропустил мои гонки на картинге. Я злился на тебя за то, что тебя не было, потому что я выиграл, а ты не видел, как я это сделал. — Я насмехался. — Но ты все это время был в городе. — Я наблюдал за твоей победой в бинокль с расстояния около ста ярдов. — Ты солгал нам. Он кивнул. — Потому что твоя мама попросила меня об этом. — Ты не можешь ни в чем обвинять ее, — огрызнулся я. — Никогда. Папа поднял руку. — Я не обвиняю. Это на мне. Все это. — Значит, пока вы жили в клубном доме, Амина приезжала к вам в гости, — сказала Брайс. — Да. У нас была вечеринка. Мы напились и накурились. Все было смутно, но я отвел ее в постель. На следующее утро я проснулся и понял, что совершил ужасную ошибку. Сказал ей то же самое. Она начала плакать и призналась, что влюблена в меня. Амина ненавидела себя за это. Она тоже любила Крисси. Кого, блядь, волновала Амина? Она не могла любить отца. Он не был ее любовью. И уж точно она не любила маму, если та трахалась с мужем своей подруги. Впервые я не мог найти в себе силы пожалеть о том, что Амину зарезали. И я никогда не прощу папу за то, что он так поступил с мамой. — Я ненавижу тебя за это. Папа выпустил сухой смешок. — Сынок, я ненавижу себя уже двадцать шесть лет. — А мама? Она тоже тебя ненавидела? Потому что ты приходил домой. Ты казался счастливым. Или это все чушь? — Я вернулся. Встал на колени и умолял твою маму позволить мне вернуться домой. — Она простила тебя? — Мои глаза выпучились. — Не может быть. Лицо отца побледнело, а глаза наполнились слезами. — Ты никогда не говорил ей, — прошептала Брайс. — Она никогда не знала. — Она никогда не знала. — Его голос был хриплым. Густым. — Мы с Аминой оба обещали держать это в тайне. Она знала, что это раздавит Крисси, поэтому уехала домой в Денвер и не вернулась. Меня это гложило. Я наконец-то решил, признаться. Признаться. Но потом… — Ее убили. — Мой голос был плоским и безжизненным, как тело моей матери, одиноко лежащее в могиле. — Я подвел твою мать всеми возможными способами. — По его лицу скатилась слеза. — Я много лет жалел, что у меня не хватило смелости рассказать ей об Амине, потому что тогда она бы оставила меня. Она должна была уйти от меня, тогда бы она не сажала цветы в тот день. Но я был трусом, боялся потерять ее. — Ты все равно ее потерял. Еще одна слеза упала, стекая по его щеке в бороду, которую он отрастил после ареста. — Мое молчание было самой большой ошибкой в моей жизни. Мое горло горело, а сердце разрывалось. Что бы случилось, если бы он сказал ей правду? Была бы мама жива? — А как же ваша дочь? — спросила Брайс. — Она не знает о тебе. — Потому что я не знал о ней. Только когда Амина позвонила мне в прошлом месяце и попросила встретиться с ней в Мотеле Evergreen. Я закрыл глаза, не желая больше ничего слышать. Но я не мог найти в себе силы встать. Я сидел и думал о своей прекрасной маме и о том, как это несправедливо. Все, что она сделала, это полюбила эгоистичного, трусливого мужчину. А он уничтожил ее. У него был ребенок от другой женщины. — Мы говорили о Женевьеве той ночью, — сказал папа. — Мне потребовалось несколько часов, чтобы понять, что у меня есть дочь. И я был в ярости от того, что она скрывала это от меня. — Но ты трахнул ее? — Опять. Он снова трахнул эту сучку. Он опустил глаза, пока я бесился. Как будто он плюнул на мамину могилу. Брайс крепко сжала мою руку. — Это ты сделал, Дрейвен? Ты убил ее? Я открыл глаза, устремив свой взгляд на него. Было бы намного проще, если бы он сказал да. Тогда он сгниет в тюремной камере, а я никогда больше не буду думать о своем отце. — Нет. Я не убивал ее. — Это была правда. — Я успокоился, и мы проговорили несколько часов. Амина сожалела, что держала Женевьеву подальше, но она была напугана. Она знала, что Крисси была убита. Она знала, что мое присутствие в ее жизни может подвергнуть ее дочь риску. Поэтому она держалась подальше. — Почему она вернулась сейчас? — спросил Брайс. — Она сказала, что пришло время ее дочери узнать своего отца. Я думаю, она получила известие, что Цыгане закрылись, и ждала, чтобы убедиться, что это безопасно. Безопасно. Я вскочил со стула и подошел к окну. — Было ли это когда-нибудь безопасно? Обе женщины, которые любили моего отца, умерли насильственной смертью. Он не зарезал Амину, но он все равно убил ее. Как и маму. — Ты заслуживаешь того, чтобы провести остаток жизни в тюрьме, — сказал я в стакан. — Без вопросов, — мгновенно ответил папа. — Я заслуживаю. Как бы я ни был зол на него, я не позволил бы этому случиться. Не ради папы, а ради всех нас. Если кто-то хочет заполучить Дрейвена Слейтера, то вполне возможно, что на очереди все остальные. Кроме того, папа должен был жить в этом доме до конца своих дней. Это была тюрьма, созданная им самим. Он мог бы доживать здесь свои годы в одиночестве, окруженный призраком своей умершей жены. И ни один судья или присяжный никогда не наказал бы его так, как он сам себя наказывал. — Что-нибудь еще? — спросил я.