– Есть, товарищ подполковник, – решился, Соколов. – Разрешите просьбу? – Говори. – Нужно переправить в безопасное место детей. – Что? Каких детей? – Мальчик и девочка дошкольного возраста. Мы их вывезли от моста. Без родителей, на подножном корме выживали. Пока мы ремонтировались, они с нами жили. Нам местная жительница помогала, Алевтина. У нее самой маленький ребенок, она заодно и за нашими следила. Одинокая, дочь на фронт ушла осенью, ребенка ей оставила. – Куда же я их? Нет у меня детских садов, лейтенант! Ты думаешь, о чем просишь! – Пусть с полуторкой пришлет ко мне, – вдруг вмешался Астафьев. – От цехов «Электросигнала» ничего не осталось, оборудование эвакуировали. Часть рабочих мы сегодня ночью вывозим в Куйбышев. Заберем и Алевтину с детьми. Я договорюсь. Будет в Куйбышеве на заводе работать, там и детишек пристроит в садик при заводе. – Василий Захарович! – Соколов даже поперхнулся, не найдя слов, обрадовавшись. – Вы даже не понимаете… – Понимаю, лейтенант, все я понимаю. У меня на заводе несколько сот таких душ несмышленых, и всех переправили за Волгу. И с этими разберемся. Ты тут, главное, свое дело делай, а мы свое сделаем. Мы ж временно вам помогаем, а как погоните фашиста, мы снова на завод, цеха восстанавливать. Ты не смотри, что город у нас маленький. Тут начинали гвардейские минометы собирать, солдаты установку «катюшей» прозвали. Слыхал? Тут тяжелые бомбардировщики начинали делать, тоже на Воронежском авиационном. Так что нам промышленность в городе восстанавливать и восстанавливать! «Заводов нет, цехов нет, людей нет, а он о восстановлении так уверенно говорит, – думал Соколов, направляясь к своим танкистам. – Не думаю, что Астафьев так плохо представляет положение дел. Нет, все он представляет, все он знает. Просто уверен, что мы все равно победим. Вот ведь люди. Заводы в пыль, города дотла, а они верят! И мы верить должны, нам в бой без веры вообще идти нельзя. Побеждает тот, кто с верой воюет. Так-то лейтенант Соколов». Глава 7 Танки неслись по темной улице, не включая фар. Лязгали гусеницы, хрустел под траками битый камень и асфальтовое крошево. На небе вспыхивало зарево, над домами в черный зенит то и дело уносились росчерки трассирующих очередей. Соколов сидел в люке головного танка, вглядываясь в темноту, и машинально отмечал пройденные ориентиры на местности. Рынок, теперь налево по широкой улице до перекрестка, где по бокам огромные развалины домов. На одном только половина крыши, ее хорошо видно в темноте. После развалин направо. А как Блохин с детьми прощался! Алексей даже улыбнулся, вглядываясь в темноту улиц. И ведь не говорит сержант, может, у него самого дети остались. Суровый такой боец, а нежности, как у женщины. Вот уж не подумал бы. А Алевтину оба экипажа провожали как сестру. Максимке ее колотого сахара в ручонки насовали. Некогда было теплые слова говорить, все так быстро произошло. А потом полуторка ушла к заводу за бойцами ополчения и увезла Алевтину с внуком и двух храбрых ребятишек Прошу и Фросю! «А ведь, если разобраться, они нам там, у моста, здорово помогли, – вспомнил Соколов. – И про горючее рассказали, и про убитых саперов». Взрыв полыхнул впереди метрах в ста по улице. И сразу же рядом обвалилась стена одноэтажного кирпичного здания. Погасло пламя взрыва, и ночь стала еще непрогляднее и чернее. Но и этой короткой вспышки света лейтенанту хватило на то, чтобы сориентироваться. За грохотом разрывов и в треске стрельбы танковых моторов никто не слышит. Свои бы не начали стрелять по «тридцатьчетверкам». Им нечем стрелять по танкам. Остановив колонну, Соколов жестом подозвал Блохина. Сержант выскочил из кабины полуторки и ловко взобрался на броню «семерки». Сколов прижал ларингофоны к горлу и заговорил, чтобы его слышал и Началов: – Впереди по улице через два квартала наши обороняются в двухэтажном доме и за баррикадой на двух смежных улицах. Справа большой овраг не дает немцам обойти оборону. Наши простреливают его насквозь, так что и малым группам не пройти. А вот слева обойти обороняемый участок можно. Сейчас сил растянуть оборону нет возможности, поэтому мы, по согласованию со штабом, ударим немцам навстречу. Подкрепление подойдет часа через два. За это время нам нужно остановить фашистов, занять выгодную позицию для обороны и держаться до подхода дополнительных сил. Задача ясна? – Так точно, – пытаясь увидеть хоть что-то впереди, ответил Блохин. – Были бы у меня солдаты настоящие, я бы мог что-то гарантировать, а с этими партизанами… Я как Денис Давыдов, могу только на обозы нападать. – Если вы не верите в своих подчиненных, то как можете вообще в бой идти? – строго спросил Соколов, отключив связь, чтобы никто из танкистов их не слышал. – Если вы сомневаетесь, что справитесь, как командир, тогда я вас отстраню от командования, пойдете рядовым бойцом. – Виноват, товарищ лейтенант, – нахмурился Блохин. – Это я так, для красного словца! Не подумайте чего, я не сомневаюсь, взвод выполнит задачу. Это я пошутил так неудачно… – Пошутил, – проворчал Алексей, снова включая связь. – А Денис Давыдов, к твоему сведению, в ту Отечественную войну командовал в тылах неприятеля отрядом регулярных войск, а не ополчения. Слушай приказ! Началов, идешь со мной слева уступом назад. Идем молча. Огонь по всему, что шевелится, но не раньше, чем я отдам приказ. Блохин, по пять человек ко мне на броню, сам на грузовике следом. Как только я встану и начну искать укрытие, десантируешься с брони и с борта грузовика и – вперед. Я поддержу огнем и пойду по пятам. Все ясно? Основная задача – уничтожение прорвавшегося на левый берег врага. Все, десант на броню! Ополченцы забрались на танки, и Соколов отдал приказ вперед. Началов обошел «семерку» слева и пошел сбоку и чуть сзади. Здесь на окраинах не было сплошной линии обороны. Она была немного дальше, ближе к ГЭС, где ее прорвали немцы. А здесь, в городе, пытались организовать оборону разрозненные подразделения: саперы, милиционеры, бойцы частей НКВД, ополченцы. По неточным сведениям, немцы должны были уже выйти к узкоколейной железнодорожной ветке, ведущей к заводским территориям. Стрельба, которая была слышна впереди, подтверждала это. И лейтенант гнал свою группу на предельной скорости. Если дать немцам закрепиться на окраине, в домах, выбить их будет намного сложнее. А они уже начали входить на окраины! – Наводчики, осколочно-фугасными, – предупредил Соколов по рации. – Без команды не стрелять, ждать целеуказания! На пути появились воронки от авиационных бомб. Первым их заметил Бабенко и резко сбросил скорость. Механик-водитель на «восьмерке» чуть было не влетел в одну большую воронку, но Началов вовремя увидел маневр «семерки» и приказал своему водителю сбавить скорость. Развалины еще дымились. Видимо, под авиационный удар этот участок города попал не так давно, всего несколько часов назад. Значит, готовились немцы, бомбили в надежде разрушить возможные узлы обороны в этой части города. В свете пожара и отсветах ярких вспышек разрывов Соколов увидел перебегавших улицу немцев, увидел бронетранспортер, поливавший развалины свинцовым огнем. Ответный огонь не мог остановить врага. Лейтенанту показалось, что он слышит всего один ручной пулемет и несколько винтовок. По крайней мере, более интенсивного огня не наблюдалось. Немцы шли нагло, они явно понимали, что оборона слаба, что их прорыв увенчается успехом, и они ворвутся в Воронеж с юга. – Началов, уничтожить пехоту! Логунов, цель – бронетранспортер. Вперед! Звонко ударила пушка «восьмерки», осветив неожиданной вспышкой развалины за спинами обороняющихся красноармейцев. И тут же полыхнул разрыв среди перебегавших в темноте серо-зеленых мундиров. Пулеметы обеих «тридцатьчетверок» били, не умолкая, взметая фонтанчики дорожной пыли, разбивая осколки кирпича, сбивая фашистов с ног, прямо под гусеницы танков. «Семерка» остановилась, и тут же прозвучал новый выстрел. Соколов даже не понял, угодил осколочно-фугасный снаряд в бронетранспортер или просто разорвался близко от его борта. В ночи вспухло огненное пламя, куски бортовой брони полетели в воздух как клочки бумаги. Бронемашина опрокинулась и проехала несколько метров на боку, выпуская клубы черного дыма. Потом загорелся мотор. Даже в грохоте боя лейтенант услышал торжествующее «ура!», раздававшееся среди развалин, где засели обороняющиеся. Соколов приказал сбавить ход до минимального, но с брони уже прыгали десантники; сзади остановилась полуторка, из нее посыпались ополченцы. Пехота, ободряемая выкриками сержанта Блохина, ринулась в темноту. Коротко били автоматы, высвечивая отдельные фигурки бойцов. Где-то дважды ухнули гранаты. Из развалин поднялись в полный рост и поспешили саперы в зеленых гимнастерках, несколько милиционеров с трехлинейками и два десятка солдат в фуражках с синими околышами. Соколов спустился в башню, захлопнул люк. Теперь смотреть только через перископ, хотя ночью через него ни черта не видно. Бабенко вел танк на минимальных оборотах, почти прижимаясь к бегущим впереди пехотинцам. Бочкин и Омаев били из пулеметов, давая стволам передышку только во время смены дисков. Еще раз ударило орудие «восьмерки», впереди в переулке полыхнул разрыв. Но вот уже разрывы стали вспыхивать один за другим и среди атакующей пехоты – ополченцев, красноармейцев, милиционеров и бойцов НКВД. – Миномет бьет! – крикнул в эфир Соколов. – Петя, ищи миномет! И сам начал крутить перископ на сто восемьдесят градусов, пытаясь засечь место, где мелькали вспышки. Хорошо, что еще не начало светать. Минометная батарея била справа по направлению атаки, откуда-то из-за стены разрушенного дома. А на втором этаже развалин, по-видимому, сидел корректировщик, наводивший огонь. – Вправо сорок, дистанция двести! – скомандовал лейтенант. – Ориентир остаток разрушенного здания и большое сухое дерево. Фугасными беглый огонь! Началов, держать фронт, Бабенко, вправо на цель. Вперед! «Семерка» развернулась, кроша остатки асфальта гусеницами, и тут же замерла на месте. Выстрел! Лязгнул казенник, вылетела стреляная гильза, танк снова ринулся вперед, расчищая путь пулеметным огнем и гусеницами. Сзади, прижимаясь к моторному отделению, двигались пехотинцы. После третьего попадания остатки стены, высотой в два этажа, рухнули, поднимая тучи пыли. Сухое дерево горело, освещая округу дрожащим неровным светом. Батарея больше не стреляла, туда уже смело ринулись пехотинцы, стреляя из винтовок и автоматов. Бабенко развернул машину и стал обходить развалины слева. Логунов принялся поворачивать башню вправо, чтобы держать развалины под прицелом пушки и курсового пулемета. Лейтенант нашел перископом Началова. «Восьмерка» шла медленно, поворачивая башню то в одну, то в другую сторону. Стрелял танк почти каждые тридцать секунд. Не умолкали пулеметы и автоматы – кажется, Блохин хорошо продвинулся на своем участке. Выбежавший из-за развалин ополченец в кепке махнул рукой – батарея уничтожена. И снова Соколов дал команду: «Вперед!» А еще через пять минут пехота залегла под ураганным пулеметным огнем. Разрыв снаряда, еще один, еще. Откуда-то били пушки, били осколочными, но за стенами крайних домов Соколов не видел противника. Подняв крышку люка, он высунулся по пояс и стал осматриваться. Ополченцы и милиционеры искали укрытие, прятались за камни и груды битого кирпича. Откуда-то выскочил Блохин, но, не добежав до танка, упал в пыль, выронив автомат. Соколов оглянулся. Поняв, что рядом никого нет, кто мог бы помочь сержанту, он отсоединил от шлемофона кабель ТПУ и решительно спрыгнул с башни. Блохин уже поднимался, когда над ним склонился лейтенант. – Ранен? Что с тобой, Блохин? – Нормально все, командир, – проворчал сержант, усаживаясь на землю и потирая ногу через голенище кирзового сапога. – Оступился. Чуть ногу не вывернул в темноте. Спешил поделиться сомнениями. – Что там? Откуда пушка лупит? – А черт его знает, – зло ответил сержант. – Там вроде и строений-то никаких нет. Где они прячутся? Может, пушки перетащили конной тягой? Так я и лошадей не вижу. Наверное, ржали бы. Может, танки, а, командир? – Жди здесь! Соколов вскочил обратно на броню и скрылся в башне. Там он развернул карту и стал рассматривать местность, которая сейчас простиралась перед его танком. Судя по ориентирам, они уже вышли за окраину Воронежа. Слева, в нескольких километрах, – железная дорога, справа – водохранилище, а еще дальше – плотина ГЭС. «Вот в чем дело, – догадался Алексей, разглядывая при свете фонаря топографическую карту. – Промоины, овражки. Вон их тут сколько. Поэтому территория и не освоена сельскохозяйственными кооперативами. Тут ничего не вырастишь и пасти животных опасно – ноги переломают! Немцы окопались в этих промоинах, танки поставили по овражкам, как в танковых окопах. Хорошо, что ночь, не очень они там укрепились. Да и не укрепишься ночью. Хотя, – Алексей глянул на наручные часы, – вот-вот рассветет». Выбравшись из башни, он спрыгнул на землю и лег за кучей кирпича рядом с Блохиным. Пришлось объяснять ситуацию на пальцах. Включать фонарик на простреливаемой немцами позиции было опасно. – Понял теперь? – Понял, командир. Надо их огневые точки разведать, а потом гасить по одной. – Да, другого выхода у нас нет, – согласился Соколов. – Если мы сейчас вырвемся из-за развалин и пойдем на них в лобовую атаку, они всю нашу пехоту положат и оба танка подобьют. Мы у них как на ладони, а они в балочках и промоинах притаились. Поползли вперед, надо осмотреться. На рожон не полезем. Небо уже светлело. Когда Соколов с Блохиным под пулями добрались до первой линии своих автоматчиков, поле впереди было видно уже намного лучше. Соколов приложил к глазам бинокль и стал осматривать местность. Вокруг установилась странная тишина. Только горячились пехотинцы, постреливая из винтовок по шевелению впереди позиций. Коротко били ручные пулеметы. «Дегтярь» с нашей стороны, ему отвечал немецкий «MG». Со стороны немцев слышался еще какой-то шум. Кажется, там. – К атаке готовятся, суки! – предположил Блохин. – А у наших патронов мало. И пуляют, демаскируют позиции, вояки. Говорил я вам, ополчение… – Перестаньте, Блохин, – оборвал Соколов сержанта, как всегда, когда хотел показать свою строгость, переходя в обращении на «вы». – Как не стыдно. Они тоже воевать хотят и воюют геройски. А то, что не умеют, так научатся быстро. Вы себя вспомните и свой первый бой. – Это точно. Война, она быстро учит, – хмыкнул Блохин, а потом вдруг гаркнул на пехотинцев: – Прекратить огонь! Беречь патроны! Огонь прекратился. И тут Соколов увидел хорошо знакомый ствол танковой пушки с набалдашником дульного тормоза. А вот еще один. И третий чуть левее, возле дороги. Танки! Они и танки перебросили на эту сторону. И шум этот с немецкой стороны – не просто так, к атаке они готовятся. А если сейчас артподготовка с их стороны?! Да, вот это мы подставились! И ополченцы стреляли, передний край обозначили, пока тут лежали. Сейчас корректировщик с той стороны вызовет огонь по координатам, и немецкая артиллерия перепашет все вокруг. А потом атака по нашим трупам. И Воронеж беззащитен с этой стороны. Успел штаб дивизии подтянуть хоть какие-то подразделения сюда или нет? Не понять, стрельба со стороны реки сильная. Не прекращалась всю ночь. Наши зубами вцепились в плацдарм. – Товарищ лейтенант, – послышалось сзади. – Товарищ лейтенант! Соколов повернулся на бок и посмотрел назад. Рядом из камней торчала голова Омаева в танкистском шлемофоне. Горец подобрался абсолютно бесшумно, в который уже раз поразив командира. – Товарищ лейтенант, меня Логунов прислал узнать, как обстановка и что делать. Беспокоились мы, может, случилось что. – Молодцы, Руслан! Хорошо сделали, что тебя прислали. Слушай меня и запоминай. Надо передать в штаб дивизии обстановку. Отбили атаку, немцев отбросили за черту города. Враг готовит атаку с применением танков. Нужна помощь. Нужен огонь артиллерии срочно по квадрату 48-20, нужно сорвать возможность переброски дополнительных сил немцев на левый берег. Понял? – Так точно, доложу! – Логунову передай, чтобы ждал. Если начнется артподготовка немцев, под шум пусть выйдет к крайним домам и займет позицию. Здесь у немцев три танка «Т-IV». Может и больше, я пока не заметил! Давай, Руслан, быстро! Чеченец исчез так же тихо, как и появился. Соколов покусывал губы и напряженно думал. «Я прав, – решил он. – По плотине танки не пройдут. Там и бронетранспортерам опасно пытаться проходить. Только вброд, только в том квадрате, на который я указал. Сейчас главное свои танки не потерять, иначе немцы прорвутся».