Алексей выпросил разрешение снять кое-что из деталей с четырех подбитых танков, стоящих в двухстах метрах от реки. Когда командование решило, что это опасно, потому что берег простреливался, лейтенант рассказал об идее замаскировать танки так, что можно будет разбирать их без всякой опаски даже днем. «Семерку» восстановить было невозможно. В этом Алексей давал себе отчет, а вот починить «восьмерку» Началова можно было вполне. Делать это лейтенант решил не потому, что без подбитой «тридцатьчетверки» войны не выиграть, он просто хотел занять экипажи. Вынужденное безделье, когда все вокруг воевали на пределе человеческих возможностей, могло свести с ума. Отправить танкистов на другой участок фронта, где были танковые части, тоже никто не мог – не до этого. Приказ «ждать», и все тут! Ночи были уже по-сентябрьски стылыми, росистыми. Не включая фар на оставшейся в его распоряжении полуторке, Соколов возил к подбитым «тридцатьчетверкам» бревна, шесты и доски с разбитых крыш. Весь день два экипажа сшивали проволокой рваные маскировочные сети, а ночью началась реализация задумки Бабенко – вкопать бревна, устроить в нижней части полутораметровую стену из бревен, укрепить шесты и на эти каркасы накинуть маскировочные сети. Надо было сделать так, чтобы немецкий наблюдатель с противоположного берега не заметил изменений в ландшафте. Раз видны башни четырех подбитых советских танков, значит, ничего не изменилось. Только с того берега не будет видно, что у танков разбирается ходовая часть, трансмиссия, снимаются катки. Все это можно было спокойно делать даже в дневное время. Место оказалось страшным. От заливных лугов правобережья до крутых береговых холмов южной части города все простреливалось днем и ночью. Немцы не жалели ни патронов, ни снарядов, ни мин. Стреляли по всему, что шевелилось, двигалось, плыло. А для удержания Чижовского плацдарма необходимо было постоянное пополнение живой силой, боеприпасами и оружием. Плацдарм нужно было расширять, потому что сейчас он простреливался насквозь даже пулеметным огнем. Нужно было вывозить раненых. Это понимали и немцы, всеми силами старавшиеся лишить советские части на правом берегу помощи и поддержки. Саперы несколько раз пытались навести мосты, в том числе и понтонные, но немцы каждый раз уничтожали переправу. Судя по всему, подбитые танки на левом берегу немцев не волновали. Или под руководством Бабенко танкисты так хорошо замаскировали нижнюю часть машин, что визуально ничего не изменилось, если смотреть на пейзаж из-за водохранилища, пусть даже и в бинокль. Вторые сутки два экипажа работали возле искалеченных «тридцатьчетверок» на берегу. Два танка сгорели, ценными в них оставались только кое-какие детали подвески. У двух других танков были повреждены двигатели и башни. Можно было попытаться добраться до трансмиссии и снять что-то с двигателей. Этим и занимались танкисты Соколова, скрашивая монотонный тяжелый труд разговорами о наболевшем. – Столько парень прошел, а тут вон как вышло, – говорил Логунов о сержанте Блохине. – Ведь сколько всего разного было, а тут не повезло. Осколок в спину, и все. А мог бы и мимо пролететь. Вон, командир наш без единой царапины, только контузило его. А Блохина насмерть. Геройский был парень. Один ведь из взвода тогда выжил. – Знаешь, Василий. – Бабенко отложил в сторону монтировку и уселся на камень, задумчиво потирая руки. – Я вот вспоминаю, и теперь мне кажется, что Блохин с мальцами прощался. Он ведь как со своими с ними нянчился. С самого первого дня, как мы их нашли в этом коровнике. Я уж грешным делом подумывать стал, не усыновить ли он их хочет. А оно вон как вышло. Прощался он с ними. В последний свой бой идти собирался. – Вас послушать, так аж мороз по коже, – проворчал Бочкин. – Предсказатели! Видение, что ли, вам было? Последний бой, предчувствие, прощался. Ты же вроде партийный, а, Семен Михайлович? – Одно другому не мешает, – тихо проворчал Бабенко и снова полез откручивать мешавший каток. – А я в пехоту подамся, – вдруг заявил Омаев, с ожесточением отбивая молотком прикипевшую гайку. – Пойду в штаб и напишу рапорт. Люди там дерутся, а мы отсиживаемся. – А потом после твоего рапорта вызовут в штаб твоего командира и влепят ему по первое число за тебя, – подсказал Логунов. – В результате ты – герой, а все остальные в дерьме. Молодец! – А пошли все вместе! – Омаев пропустил издевку мимо ушей. – Прямо обоими экипажами. Свое отделение создадим, придадут нас какому-нибудь взводу как пополнение и – вперед! – Угу, – снова вздохнул Логунов. – И твоего ротного назначат командиром отделения в пехоте. – Почему? – Омаев уставился на старшину, не понимая и как будто видя его в первый раз, настолько горькие мысли заполнили мысли молодого танкиста. – По кочану! И по капусте! – отрезал Логунов, вдруг став строгим. – Пока что я твой отдельный командир, командир танка, в составе экипажа которого ты имеешь счастье числиться. Я тебе прикажу слушать, а ты, как дисциплинированный солдат, будешь ловить каждое мое слово, как того требует Устав. А кроме Устава, солдат, есть еще голова на плечах. И твоя голова должна тебе подсказать, что не зря танкисты в армии находятся на особом учете. Что каждого танкиста после излечения в госпитале посылают опять в танковые части, а не абы куда! А почему? А потому, что подготовка танкиста – дело сложное и долгое, требующее специального технического оснащения. На пальцах не объяснишь и не научишь. А что такое танк? Танк – есть основная ударная сила сухопутных войск, незаменимая при штурме укрепленных позиций, для поддержки пехоты, для уничтожения огневых точек врага и его бронетехники. Понял меня? Руслан хмуро кивнул головой и недовольно проворчал: – Так точно. Логунов открыл было рот, чтобы довести воспитательный процесс до конца, но тут за бревенчатым ограждением появился Соколов, и старшина замолчал. Лейтенант сразу почувствовал, что в экипаже какое-то напряжение, а еще он услышал последние слова старшины, произнесенные с упреком. – Что случилось, Василий Иванович? – спросил Алексей, подозрительно глядя сначала на командира танка, потом на молодого чеченца. – О чем вы тут спорите? – О роли танковых войск в современной войне, товарищ лейтенант, – быстро ответил Логунов, строго глянув на Омаева. – Я доказывал, что без танков в сухопутной войне не обойтись, а Руслан утверждает, что важнее бог войны – артиллерия. Разнес из пушек все в пух и прах, и танки больше не нужны. А я доказывал, что территорию после артиллерийского удара нужно еще захватить. А кто ее захватит, если пехоты нет и танков нет? Вдруг какой дот уцелеет? Мы что, на него голой грудью пойдем? Убедил я тебя, Омаев? – Убедили, – кивнул Руслан, улыбнувшись. Молодому танкисту понравилось, что Логунов не стал выговаривать ему при командире. Теперь чеченец и сам понял, что сгоряча наговорил глупостей. А старшина и отчитал, и объяснил, и при командире позорить не стал. «Хорошие все-таки ребята у нас в экипаже подобрались, – вздохнул про себя Руслан. – Все равно я без них никуда. Только без толку языком молол. Как собака брехал, воздух сотрясал. Правильно меня Василий Иванович отчитал! Настоящей мужской выдержки у меня нет». Соколов посмотрел, что успели сделать танкисты за сегодняшний день. Дня через три «восьмерку» можно будет привести в боевое состояние. Единственное, чего не удавалось пока найти, это топливных насосов и медных патрубков. Во всех танках они плавятся и горят при попадании снаряда в двигатель. Самое больное место – топливопровод. Соколов отдавал себе отчет, что у него нет возможности поехать в ремонтную мастерскую своего корпуса за запчастями. Таковы правила: ты подчиняешься и стоишь на довольствии в той части, которой ты придан в данное время. Это касается и ремонта материальной части. Даже самовольно покинуть расположение дивизии Соколов не имел права, а отпускать его никто не собирался. Четыре просьбы были отклонены под разными предлогами. – А это что у вас за конструкция? – прозвучал неподалеку грозный мужской голос. – Оборудование танковых окопов? Как я вижу, такое усложнение штатного окопа не спасло танки! Соколов повернулся на голос и тут же вытянулся по стойке «смирно». Рядом с подбитым танком стояла группа командиров. Все они были в солдатских плащ-палатках и касках, чтобы не привлекать внимание возможных фашистских наблюдателей. Лейтенант узнал подполковника Борисенко из штаба дивизии, полковника Разумова из инженерного управления 40-й армии. С ними, судя по звездам в петлицах, были два незнакомых генерала. Тот, что говорил внушительным басом, смотрел сейчас на молодого лейтенанта серыми холодными глазами из-под мохнатых густых бровей. – Лейтенант Соколов, – представился Алексей, вскинув руку к пилотке. – Командир ударной группы, приданной дивизии для захвата и обороны моста через Дон. Личный состав занят разборкой подбитых танков, годных для эксплуатации. – Хорошо придумали, товарищ лейтенант, – кивнул генерал, бросив взгляд на конструкцию из бревен, шестов и маскировочной сетки. – И работать можно, и с того берега не видно. Продолжайте! Командиры отошли к соседнему танку и стали обсуждать переправу. Борисенко во всех красках расписал, какие потери несла дивизия на переправе. Немцы ожесточенно обстреливали и понтонную переправу, которая просуществовала всего несколько часов, и переправу, сделанную из настила на лодках, замаскированную ветками деревьев. Восстановить мост не представлялось возможным. Фактически снабжение плацдарма было под угрозой. – Нужно какое-то решение, товарищи! – подытожил генерал. – Мы не можем допустить потери плацдарма. Он нуждается в постоянном подкреплении. Ваша дивизия несет большие потери, нужна передышка, дивизию нужно сменить, вывести на отдых и для пополнения. Без надежной переправы ротацию не провести. Мы не можем вывести одни части, а потом сразу же ввести другие. Все нужно делать по строгому плану с точностью до нескольких часов, иначе немцы засекут движение в полосе обороны. – Выход один, товарищ генерал, – заговорил Борисенко. – За ночь насыпать грунт, создать перешеек, по которому пройдут люди и машины, можно будет перетащить и орудия. – Технически это выполнимо? – оживился генерал. – Вы сможете найти в городе нужное количество машин? – Так точно. Сейчас мы можем использовать десять 3,5-тонных «ЯС-1». – Какой объем грунта в кузове самосвала? – Пять кубометров, товарищ генерал. Есть два трактора с ножами бульдозерного типа. – Этого делать нельзя, – вдруг раздался голос. – Что? – Генерал повернулся и удивленно уставился на танкиста с сержантскими петлицами, вытиравшего ветошью руки. – Это что еще такое! Товарищ сержант… Соколов чертыхнулся и бросился спасать своего механика-водителя. Еще несколько секунд, и дело кончится гауптвахтой. И не только для него. Взыскания «на всю катушку» получат и командир танка, и командир роты. Тошно будет всем! Угораздило же Бабенко рот открыть, душа его невоенная! – Товарищ генерал-лейтенант, – четко вскинул руку к пилотке Соколов. – Командир ударной группы, прикомандированной к штабу 100-й стрелковой дивизии, лейтенант Соколов. – Соколов? – Генерал повернулся к Борисенко и кивнул на танкиста. – Этот тот самый? Который сорвал прорыв немцев на левый берег? – Так точно! – подтвердил подполковник, показывая из-под плащ-палатки Соколову кулак. – Тот самый! Двумя танками и неполным взводом ополченцев отбил атаку немцев, продержался до подхода резерва. Орел! Грамотный, умелый, инициативный командир! Воюет с первого дня… – Что же ты, герой? – Взгляд генерала немного потеплел. – Воевать умеешь, командование тебя хвалит, а с личным составом воспитательную работу не ведешь? И Уставами, как я вижу, со своими танкистами не занимаешься? Мне прикажешь? – Прошу простить, товарищ генерал. – Соколов постарался говорить убедительно. – Вина моя, но дело в том, что сержант Бабенко – доброволец, инженер-испытатель Харьковского завода. Вот все для маскировки танков и нашей работы это он придумал, и танки он может починить без мастерской, лишь бы запчасти были. И с вами он заговорил без разрешения, потому что… за общее дело радеет. Переживает. И может помочь! «Только бы и правда смог помочь, – подумал Соколов. – А то все получат! И я как командир-пустомеля в первую очередь!» Генерал смотрел на молодого командира, который горячо, с румянцем на щеках, защищал своего танкиста, в котором ни грамма военной выправки. Видно было, что это сугубо штатский человек, недавно надевший форму. И дело свое он знает, как видно по этой конструкции. Генерал еще раз окинул взглядом бревенчатую стенку. – Позовите своего инженера, Соколов. Сейчас любая свежая мысль может пригодиться. Бабенко подошел, приложил грязные пальцы к пилотке и замялся. Все нужные слова от волнения застряли у него в горле. Алексей поморщился от досады и решил было опять прийти на помощь танкисту, но ситуацию исправил сам генерал. Он с интересом посмотрел механику прямо в глаза и спросил: – Так что вы имели в виду, когда сказали, что этого делать нельзя? Я слушаю вас. – Видите ли, товарищ генерал. – Бабенко поднял руку, показывая на реку, потом поспешно опустил ее. – Река, это ведь поток, он имеет свой вектор движения, направление силы. А то, что вам предложили, это своего рода дамба, которая должна полностью перекрыть речной поток. Чем у́же будет русло, по мере создания этой дамбы, тем сильнее поток, тем больше энергии, проходящей в сузившемся месте. Река не даст вам закончить дамбу. Она будет ее разрушать. Дамбы вообще строят не так, там воду отводят в сторону, освобождают русло и плотину. Или делают искусственное сухое русло, строят плотину, а потом заполняют водой. – То есть задача неразрешима с инженерной точки зрения? – кивнул генерал, явно теряя интерес к инженеру. – Разрешима, только иначе, – ответил Бабенко. Все, включая Соколова, вытаращили на него глаза. – Грузоподъемность будет низкая, но солдаты смогут пройти, орудия можно протащить, боеприпасы в ящиках, минометы, раненых на носилках. Грохот взрывов на плацдарме стал раздаваться чаще, потом усилилась винтовочная и пулеметная стрельба. Несколько пуль пропели над головами командиров, в воде у противоположного берега поднялись два фонтана взрывов от упавших в реку снарядов. – Рассказывайте. – Генерал взял Бабенко за локоть и увлек под прикрытие бревенчатой конструкции. – На дно сбрасываем несколько крупных обломков. – Бабенкой подобрал с земли обломок фанеры, из кармана извлек огрызок химического карандаша и, послюнявив, стал рисовать схему. – Вниз обломки, сверху мелкие фракции. Битый кирпич, щебень, глинистую породу, чтобы связывала. Крупные обломки будут удерживать более мелкий грунт. Насыпную дамбу делаем не до уровня воды, а на полметра ниже. Сейчас осень, идут дожди, да и от разрывов снарядов вода стала мутной. На такой глубине немцы насыпь не заметят. Дальше участок делаем посложнее. На крупные обломки кладем несколько плит перекрытия от разрушенных зданий. Я знаю, как это сделать без крана, покажу потом. И так чередуем. В результате поток воды проходит поверх дамбы, и мы уменьшаем его лишь на определенную часть. Во-вторых, чередуемые участки с плитами позволяют части водного потока проходить низом. Вот общая схема, так сказать. – Мост под водой, который не увидят немцы?[6] – задумчиво спросил генерал и, улыбнувшись, хлопнул Бабенко по плечу. – Действуйте, товарищ инженер! А вас, товарищи, прошу оказывать Бабенко всевозможную помощь. Разумов, прошу вас сегодня же прислать специалистов из инженерного управления в помощь Бабенко. И прошу вас на время не думать о званиях и должностях. Сейчас важнее жизни солдат, которые дерутся на плацдарме! Через два часа Соколов разыскал в штабе подполковника Борисенко. Тот удивленно посмотрел на лейтенанта, на его сосредоточенное лицо. Остановив жестом своего собеседника, он извинился и отвел Алексея в сторону. – Что случилось? – Про нас забыли. Товарищ подполковник, я прошу два экипажа направить на строительство этого моста. Мы танкисты, мы умеем управлять техникой в сложных условиях, а нас выгнали с берега, как будто мы мешаем. – И это все? – облегченно вздохнул подполковник. – Как дети, ей-богу! Воевать вы умеете, но стоит только вас без дела оставить, сразу – чисто детский сад. Слушай, Соколов, тут дело для тебя есть. Как раз для безлошадников твоих. Задача опасная, очень дерзкая, но зато помощь нашим на плацдарме неоценимая. Понимаешь, там каждая атака фашистов – как последняя, на одном боевом энтузиазме и любви к Родине они их отбивают. Что ни бой, то врукопашную срываются. Уж больно там близко позиции, огонь постоянный. Сегодня разведчик у нас был оттуда. «Языка» доставил, документы важные. Его идея. Я тебе сейчас изложу ее, а ты уж сам кумекай, как лучше реализовать. – Без танков? – не понял Алексей. – В том-то все и дело. Танков нет, но вы танки знаете. Точнее, они есть, но немецкие. Там фактически на нейтральной полосе стоят подбитые немецкие танки. Фашисты их потихоньку пытаются вытащить, чтобы отремонтировать. Вот наши разведчики и предложили: заминировать их. Чтобы немцев, когда начнут буксировку, в пыль разнесло – и танк, и буксировщика. А? Как тебе идея? Взрывчатки маловато, но там ведь снаряды танковые в башнях остались. – Подождите! – оживился Алексей. – Если там остались снаряды, надо использовать танк не как большую мину, а как орудие. – Ты хочешь сказать, что можно забраться в танк и открыть огонь по фашистам? Ну, ты даешь, Соколов! Это можно было там, в южной части города, когда ты с тылу стрелял по наступающим танкам. Они тогда понять не могли, кто в них лупит. А здесь вдруг оживает их же танк и начинает гвоздить по их огневым точкам? Да они тебя после первого же выстрела накроют крупным калибром. – Товарищ подполковник, у вас идея есть? Вам ее разведчики изложили, вы готовы меня послать? – с улыбкой стал требовать Алексей. – Ну, да. Только ты предлагаешь какие-то вещи не совсем реальные. – Вы мне доверяете? Вы меня послали с двумя танками город спасать? У меня год войны за плечами, Николай Петрович. И потом, вы только что сами сказали, чтобы я на месте кумекал, как лучше использовать немецкие подбитые танки. Вот и посылайте меня. Я только механиков-водителей оставлю тут дамбу помогать строить. А с остальными экипажами займусь выполнением вашего задания. Разрешите?