На плацдарм Соколов с двумя экипажами без механиков-водителей перебирался по фермам взорванного железнодорожного моста. Несколько бойцов помогли переправить вместе с танкистами два пулемета ТП, снятых с подбитых на берегу танков. К двум пулеметам переправили и около сотни дисков. Дождливой ночью группа Соколова добралась до блиндажа командира батальона 454-го стрелкового полка лейтенанта Шаронова. Промокшие и уставшие, танкисты попадали прямо на пол в землянке. Коренастый широкоплечий лейтенант со свежим шрамом на щеке смотрел на гостей насмешливо-снисходительным взглядом. – У нас так, – хмыкнул он. – Порой здесь безопаснее, чем к нам добираться. Ничего, сейчас я вас согрею. Вам с собой сухого белья в дорогу взять надо было бы. А так или на себе сушить, или у печки развесьте, а сидеть будете в чем мать родила. Комбат открыл железный ящик, который стоял на самодельном табурете возле самого обычного канцелярского стола, и стал что-то искать. Соколов осмотрелся в большой землянке. Тут было много самодельного, сбитого из шестов, тонких бревен, а много чего принесено из разрушенных домов. Стены блиндажа – из вбитых в землю тонких бревен, высокий потолок – из накатанных сверху бревен. В дальнем углу – отделенная одеялом ниша, там стояла кровать с панцирной сеткой. Даже пол устилали деревянные щиты. На столе – полевой телефон, на стене – «ППШ». – А вы ребятки непростые, – засмеялся комбат, обернувшись и увидев, что танкисты переодеваются в сухое белье и обмундирование, извлеченное из брезентовых мешков. – Ну, не пропадать же добру. Лейтенант встряхнул литровую флягу. Подошел к столу, подвинул на край три мятые алюминиевые кружки, снял полотенце с тарелки, на которой лежали бутерброды с жареной рыбой и тушенкой, выковырянной из банок. – Чисто символически, за братство фронтовое, – произнес комбат, разливая по кружкам водку. – Закуска – что фриц послал. Рыба из реки. Глушеная. У меня команда умельцев специальная есть. Когда кружки прошли по кругу, и опустела тарелка, показалось, что в землянке стало теплее. Все молчали, только комбат поглядывал на часы и тихо обсуждал с Алексеем положение на плацдарме. Оказалось, этот блиндаж трижды захватывали немцы. В последний раз здесь целую коробку шоколада после фрицев нашли. – А это у тебя… – Соколов показал на свежий красный шрам. – Финка немецкая, – поморщился комбат. – Рукопашные часто случаются. Здоровенный гад в последний раз попался. Думал – каюк, да он оступился, финка только чиркнула и – в землю рядом с моей головой. Ну, я и приложился лбом ему в морду. А на мне каска была. Три раза долбанул, а потом вырвал финку и ему по горлу. Снаружи вдруг загрохотало так, что танкисты схватились за оружие. Комбат остановил их жестом, прислушиваясь, потом пояснил: – Это наших от Шиловского леса пытаются отбросить. Неделю уже. Хрен вам, они там крепко окопались! Наконец, по ступеням затопали сапоги. Откинув брезент, в блиндаж вошел худенький молодой человек с одиноким кубиком младшего лейтенанта в петлице и артиллерийскими эмблемами. Соколову показалось, что младший лейтенант почти школьного возраста. – Здравия желаю, – мягким уверенным баском поприветствовал присутствующих артиллерист и коротко козырнул. – А вот и Лукьянов! – оживился комбат. – Знакомьтесь, младший лейтенант Лукьянов, командир разведроты 1031-го артполка. Танкисты стали было подниматься с пола, но младший лейтенант решительно махнул рукой: – Отдыхайте, товарищи. У нас здесь так – отдыхаем не когда устали, а когда есть возможность. А она бывает редко. Быстро же вас прислали. С пониманием у нас командование, за соломинку хватается. Соколова удивил уверенный тон разведчика. Теперь Лукьянов уже не казался ему вчерашним школьником. А ведь и правда здесь – долина смерти, раз батальоном лейтенант командует, а разведротой – младший лейтенант. Некому больше. И учатся командиры здесь быстро. Танкисты снова опустились на расстеленные на полу шинели. – За какую соломинку? – не понял Соколов. – Все, что может облегчить оборону плацдарма, сразу принимается к исполнению. – Воронеж прикрывает с севера путь к Сталинграду, к Волге и к каспийской нефти, – добавил Алексей. – Я отходил сюда на фланге 5-й танковой армии и видел, какие силы прут на нас. И всю эту махину наша группировка держит. Дадим слабину – вся масса обрушится на Сталинград. – Идите сюда, фельдмаршалы, – позвал Шаронов и расстелил на столе карту Воронежа, придавив ее по краям артиллерийскими гильзами с фитилями. Привычные уже солдатские светильники, изготовление которых занимает считаные секунды. Соколов и Лукьянов подошли к столу. Артиллерист взял карандаш и стал показывать места, где стоят подбитые немецкие танки и бронетраспортеры. – Вот здесь два, здесь три, здесь один танк и бронетранспортер. Всего таких мест пять. Все эти точки как раз на направлении постоянных атак фашистов. Я предложил командованию минировать эти направления по ночам, создавать фугасы из бронетехники и взрывать, когда немцы начнут атаковать. Просил в помощь кого-нибудь из танкистов, чтобы помогли. Вам-то лучше известно, как заминировать танк, где у него слабые места. Я только не понял, почему прислали столько людей. Достаточно было одного или двух. Мои разведчики помогут. Да и Шаронов не откажет. Две такие точки в полосе обороны именно его батальона. – У нас есть разрешение действовать по нашему усмотрению, – напомнил Соколов. – Имейте в виду, что один фугас мы можем подготовить и удачно взорвать. Немцы поймут, что произошло, и расстреляют остальные танки на нейтральной полосе. На этом все и закончится. Я предлагаю другой план. Мы забираемся в эти танки, предварительно их обследовав. И открываем огонь по фашистам во время их атаки буквально в упор… – С установкой трубки осколочных снарядов на «ноль», – сразу догадался Лукьянов. – Совершенно верно, – кивнул Алексей. – Два танка с расстоянии 40–50 метров осколочными. Снаряд еще в воздухе, поражение живой силы в радиусе двухсот метров, даже в бронетранспортерах. И два танковых пулемета с фланкирующих позиций добивают остальных. Можно повторить залп, чтобы довершить дело, но тогда какой-нибудь ушлый немецкий офицер поймет, что стреляли не с наших закрытых позиций. Вот тогда нас точно накроют! – Значит, наша батарея должна ударить следом по немцам, чтобы скрыть затею, – добавил Лукьянов. – Хорошо придумал, только, как мне вас не зацепить на таком расстоянии? Работать-то нашим артиллеристам придется ювелирно. – Ну так, давайте планировать операцию, – прикрыл рукой часть карты Шаронов и посмотрел на лейтенантов. – С какого участка начнем? Немцы атакуют вот с этой высотки, из этого квартала, и вот отсюда. Подтягивают резервы, собирают кулак и бьют, как им кажется, в неожиданном для нас месте. А участок нашего фронта здесь – небольшой, так что для нас ни одна их атака не становится неожиданностью. – Вот здесь два танка на перекрестке и выход на окраину, – постучал по карте Лукьянов. – Мы их неделю назад подбили. Кажется, «Т-III». – И здесь два дня тишина. – Направление атаки? – спросил Соколов, видя, что перед этой частью окраины несколько приличных форм рельефа, за которыми враг мог накопить силы, а потом нанести удар. – Основное направление – по центральной улице, – показал комбат. – Слева старые погреба, там не только пехота, танк не пройдет. Все осыпалось. Какая-то часть может перебраться, но это только отвлекающий маневр или диверсионная группа с задачей – пробиться к батарее или атаковать КП батальона или полка. Справа – проволочные заграждения. Фрицы его, конечно, регулярно перелопачивают артогнем, но все равно быстрой атаки там не получится. Так что – центральная улица и в сторону реки. Вот с этого участка, с этого или от старых складов. Сектор градусов в сорок. – Давайте так: ты, Шаронов, сейчас выдвинь боевое охранение метров на двести вперед и предупреди. Я под утро своих разведчиков отправлю. Они за световой день нанесут все координаты, наметят ориентиры. А завтра ночью… – Сегодня, – решительно прервал разведчика Соколов. – Завтра может быть поздно. Надо все сделать сегодня. Мы пойдем вместе с боевым охранением. Если что, нас пехота прикроет. Началов, Логунов! Командиры танков, которые и без того ловили каждое слово своих командиров, поднялись на ноги. Соколов приказал подойти к карте и стал объяснять им задачу. Алексей проспал всего два часа в окопе боевого охранения, укрывшись с головой пропахшей дымом солдатской шинелью. Как он умудрился уснуть под почти непрекращающийся стрекот пулеметов с обеих сторон. Несколько раз стреляли немецкие орудия, но снаряды с шелестом улетали куда-то на самый берег Воронежа. Солнце садилось и сейчас светило прямо в глаза. Еще около часа такого мучения, потом на «долину смерти» опустится сначала тень холмов, потом власть в свои руки постепенно возьмет ночь. – Ишшо двоих убило, – хмуро поведал пожилой солдат. – Взводный приползал, рассказывал. И раненых человек восемь. Страсть! И косит и косит, прямо как косой. Нешто так просто нас тут держут, а, товарищ лейтенант? Ведь ни туды, ни сюды! Всех ведь поубивают, где народу напасешься? – Не ворчи, отец, – отмахнулся Соколов и сел на лежанке, протирая глаза. – Полей-ка лучше, а то не открываются совсем. Солдат молча достал фляжку, отвинтил крышку и стал поливать в ладони танкисту, гладя, как тот умывается, трет лицо, шею, грудь. Алексей вытащил из кармана серый носовой платок, с сомнением осмотрел его, но выхода не было – стал вытирать лицо и шею этим куском давно не стиранной ткани. – Ты понимай, отец, так, что мы здесь торчим для того, чтобы фашист дальше не прошел! Гнать его назад мы пока не можем. Все силы у нас под Сталинградом. Слыхал, какие там бои идут. Мы здесь стоим для того, чтобы эта армада из-за реки не ринулась туда, на юг, помогать своим. Родину мы защищаем, понимаешь? – Да я чего… – нахмурился солдат. – Только ведь жалко. И боев толком нет второй день, а народ гибнет. Соколов не стал отвечать. Пригладив непослушные русые волосы, он приподнял голову над бруствером окопа, где в рыхлую землю были натыканы ветки, изображавшие кустарник. С противоположного холма неожиданно раздалась пулеметная очередь, прямо над головой пронеслись трассирующие пули. И тут же дважды ударило орудие. Снаряд за снарядом понеслись к нашим окопам. «Целеуказание, – машинально подумал лейтенант. – Огневые точки нащупывают». А потом немцы открыли ураганный огонь. Снаряды зло шипели над головой и взрывались в сотнях метров позади окопов. Земля вздрагивала, как от боли. Алексей втянул голову в плечи, пошире расставил ноги и продолжал осматривать местность впереди. Около подбитых немецких танков было спокойно. Ничего не изменилось: те же кусты, вплоть до отдельных, замеченных до этого прутиков, не сдвинут ни один валун, бревно, которое вчера лежало, касаясь гусеницы танка, так и лежит. Один из немецких снарядов разорвался так близко, что до окопа боевого охранения долетели мелкие камни. Один звонко ударил по лежавшей на дне окопа каске. Двое солдат рядом с лейтенантом ругались, отряхивая гимнастерки. Этот огонь мог означать предстоящую атаку на участке. То, что задумал Соколов, должно было сработать. Если стрелять с закрытых позиций, то будет очень трудно установить взрыватель на нужное время и достичь такого эффекта, какой ожидал Алексей. Трубка «ноль» означала, что заряжающий специальным ключом повернет взрыватель снаряда таким образом, что пороховой канал будет самым коротким. Практически всего несколько секунд будет гореть в нем порох, а потом произойдет взрыв. Атаковать артиллерийскую батарею силами пехоты в открытую – дело безнадежное. Два залпа осколочными с близкого расстояния выкосят все живое в радиусе нескольких сот метров. И сейчас Соколов решил предпринять нечто подобное. Но вот успели ли приготовиться его танкисты там, в железных коробках немецких машин? Артиллерийские разведчики отошли с нейтральной полосы еще ночью. Наверное, остались один или двое корректировщиков огня. И засели они где-то на высоких обломках стен на окраине. В двух танках сейчас Логунов с Колей Бочкиным и Началов со своим заряжающим ефрейтором Грязновым. Сколько у них снарядов, сколько они смогут продержаться, если возникнет опасность, Соколов не знал. И не узнает, пока не кончится бой. А еще рядом с танками ночью подготовили себе позиции пулеметчики, прикрывающие танки: Руслан Омаев и Саша Васютин. Два танковых пулемета с большим количеством патронов. Пулеметы, конструкция которых рассчитана на долгий и почти непрерывный огонь. Снова близкий разрыв, и на голову Соколова полетела земля. Большой комок сбил пилотку, запорошил шею. Лейтенант поморщился, но не перестал наблюдать. Сейчас не до земли за шиворотом! Сейчас… Все, началось! Из-за обрывистого края высотки, где ее срезали для прокладки автодороги, стали один за другим выворачивать немецкие бронетранспортеры. И тут же над головами засвистели пули. Немецкие пулеметчики открыли огонь по нашему переднему краю. Соколов приложил к глазам бинокль. Хорошо, танков не будет – пехота начала разворачиваться в цепи. В переднем бронетранспортере офицер в фуражке с высокой тульей размахивал пистолетом, подгоняя солдат. – Ну, «башнеры», теперь не подведите, – прошептал лейтенант и тут же резко повернул голову на странные звуки. Оба солдата, находившиеся с ним в окопе, тянули руки куда-то назад. Еще секунда, и один из них поставил к стенке ручной пулемет, потом они помогли спуститься вниз Лукьянову и еще одному разведчику с большим, громыхавшим чем-то железным мешком. Оба артиллериста были в маскировочных костюмах с капюшонами. – Заскучали, славяне? – отряхивая руки, спросил младший лейтенант. – Ну, сейчас весело будет! – Вы чего? – озадаченно спросил Алексей, видя, как артиллерист деловито раздвигает сошки и устраивает пулемет на бруствере. – А ты чего? – вопросом на вопрос ответил Лукьянов. – Вот и я тоже. Своих ребят не брошу. Твои-то хоть в танке, а мои – как на ладони. Если все пойдет не так, как задумали, нам придется долбать их с закрытых позиций. Немцы не дураки, заметят и начнут искать корректировщиков. А тут высоких мест – кот наплакал. Придется им ноги уносить. А если ранят, если сам не сможет? Так что, славяне, давайте к бою. Прикроем своих, если придется! Сколов кивнул и одобрительно ткнул кулаком в плечо младшего лейтенанта. Все, разговаривать больше не о чем. Теперь надо ждать… Бабенко высунул голову из кабины трактора и посмотрел на бойца. Тот махнул рукой и пошел дальше, тыкая шестом в воду. «Маловата ширина получается, – с досадой подумал Семен Михайлович. – Всего три метра. Начнутся дожди, и размоет, тогда все труды насмарку. И времени нет. Нисколько». Выжав педаль, Бабенко с трудом передвинул рычаг. Трактор пошел дальше, разравнивая гусеницами груды наваленных камней. Вот под гусеницу попало что-то большое, трактор накренился. Стоп. Теперь назад… и снова вперед. Ага, поддается. Трактор выровнялся. Снова вперед. За ночь они вместе с механиком-водителем «восьмерки» старшиной Фроловым чинили трактора два раза. Сейчас Веня там, на берегу, снова перебирает мотор старенького СТЗ, на этот раз застучали клапана. Солдаты в реке вымокли и продрогли. И у Бабенко зуб на зуб не попадал. Ему уже дважды пришлось искупаться, проверяя состояние дамбы. Не всегда можно понять с первого раза, вот и ходил, и шарил ногами под водой, на полуметровой глубине. Падал, поднимался и снова шел проверять. А потом лез в трактор и тянул рычаги. Пилотка куда-то уплыла, не ахти какой головной убор, а все теплее было бы голове. Снова начался обстрел. Несколько мин с шелестом упали в воду – шумный всплеск, слишком шумный. Большим калибром бьют, гады. «Это полковые минометы, 105 миллиметров, не меньше», – привычно подумал танкист и тут же пригнулся. Два осколка ударились в кабину трактора и отлетели в воду. Снова взрывы, но теперь уже на берегу. Ночью обстрел начинался чуть ли не каждый час. То били безоткатные орудия, то минометы, а иногда вдруг сходили с ума пулеметчики – били по переднему краю и по реке длинными очередями на расплав стволов. Так был убит один из саперов, еще одного увезли в санбат с ранением в голову. Сзади коротко просигналил грузовик. Бабенко оглянулся, включил заднюю скорость и повел трактор в сторону берега. Бойцы с шестами встали по краям дамбы у самого конца. Им уходить нельзя, иначе водители не увидят, куда выгружать содержимое кузова.