– Думаю, – неожиданно для себя признался наследник, невольно подбрасывая в руке нож, которым резал сливы для каши. – Война идет, феби. – Идет, – сразу став серьезным, согласился Амфат. – Если б были вы в силе, как раньше, – не глядя на деда, проговорил Вей, – если б могли держать оружие и биться, то сидели бы здесь? Старик не отвечал, и Вей Ши смотрел в огонь, сидя на корточках перед очагом и помешивая кашу. Слышалось бульканье, шум дождя, шустрое вжиканье ножика, вырезающего птичку-дудочку. – А ну-ка, – вдруг потребовал дед, – отнеси меня в заднюю комнату, внучок. Там Амфат откинул крышку большого сундука и, порывшись в каких-то кожаных одеждах, ремнях, свертках, достал наконец один из них. – Я видел, как ты играл ножом, – он поманил Вея, чтобы тот наклонился, и сунул сверток ему в руки, – бери, это мои. С поясом. Я покрупнее тебя был, – он оценивающе оглядел тонкую талию наследника, – высох сейчас. Дырку на поясе провертишь и пользуйся. Вей Ши, развернув ткань, долго смотрел на старый, видавший виды кожаный ремень шириной в полторы ладони, с гнездами для ножей, вшитыми наискосок – лезвия не воткнутся в бедро, даже если сядешь или скорчишься. Сами ножи – с короткими рукоятками, на четверть съеденные заточкой – были тяжелыми, но с идеальным балансом. В руке ощущались, словно влитые. – Спасибо, – сказал он, гладя темную сталь, и поклонился старику, от переживаний утирающему слезы. – Ты попрощаться-то зайди, – попросил дед Амфат. – А то вижу, как глаза горят. – Зайду, – пообещал Вей Ши, аккуратно откладывая сверток и поднимая старика на закорки. – А когда вернусь, надо, чтобы вы уже на своих двоих ходили, феби. После того как каша была съедена, хозяина вновь потянуло на разговоры. – И что же ты с тремя женами делать будешь? – вопросил он, качая головой. – Да и зачем они тебе? Красивые, что ли? – Красивые, – согласился Вей Ши, отдирающий котелок. – И семьи, небось, достойные? – прищурился старик. – Очень достойные, – нужно было поддержать беседу. – Сговорены, что ли? – продолжал допытываться дед. – Сговорены, феби. – А по сердцу есть какая? – хитро поинтересовался дед. Вей промолчал. – Это ты зря, – сказал ему в спину Амфат. – Красивая, из семьи достойной, с приданым большим – это, конечно, славно, внучок. Но тебе с женой всю жизнь жить. Нужно, чтобы она тебе сердце радовала, кровь горячила. – Он вдруг сентиментально вздохнул и всхлипнул. – Как моя Камиля, хорошего ей перерождения. Мне, знаешь, каких невест предлагали? А увидел ее как-то на севере – верблюдов поила, мне воды поднесла, – и больше думать ни о ком не мог. Амфат всхлипнул, продолжил бормотать, причитая: Вей чувствовал, как растет его горе, удушливое, тяжелое, как заполняет маленький домик – видимо, за женой вспомнил он и о погибшей своей семье, и о внуке, которого не успел спасти. Первым желанием было сбежать, скрыться от этой тяжести и боли – но наследник закрыл глаза, погружаясь во внутреннее спокойствие, и мягко укутал старика коконом своей стихии. А когда оглянулся – хозяин домика дремал, и дыхание его было мирным. Вей Ши ушел, но перед этим укрыл феби пестрым одеялом, старым, сшитым любящей рукой. «Масина Амфат, соля верер» было вышито по кругу в центральном лоскуте: «Мужу Амфату, свету моего сердца». Вечерами, после того как Вей Ши прощался с дедом Амфатом, он не сразу возвращался в храм. Седьмой день незадолго до заката проходил наследник через ворота дворца Владыки – те самые, на которых он когда-то изображал аиста, – мимо мерцающих в стене клинков и толпы жаждущих стать учениками Мастера. Стража пропускала послушника без слов – видимо, был у них такой приказ, – и Вей вставал у стены недалеко от входа, вдыхая аромат персиковых и апельсиновых деревьев, слушая шум фонтана и любуясь прекрасным дворцом, что постепенно окрашивался в оранжевый и алый. Он ждал, когда появится во внутреннем дворе жена учителя. На слуг, занятых своими делами и бросающих на него любопытствующие взгляды, Вей Ши не обращал внимания. Ему непросто давались эти посещения, но обещание Мастеру ежедневно навещать его супругу наследник выполнял с тем же терпением, что и остальные дела. Ждать долго не приходилось – в первый же день Светлана вышла во двор через несколько минут и поманила его к себе. Лицо ее было опухшим, глаза – грустными. Слуга, шествующий следом с большой корзиной в руках, поставил ее у скамьи и удалился. – Я сказала сообщить, если ты появишься, а то ведь и сутки простоишь, не попросив позвать меня, – объяснила Светлана, когда наследник подошел. Вздохнула, присаживаясь на скамью и разглаживая длинное светлое платье. – Садись, отдохни. Вей остался стоять, и она, подняв на него взгляд, с усталой иронией покачала головой. – Как твое здоровье, почтенная жена Мастера? – спросил он, церемонно сложив руки за спиной. – Не хуже, чем вчера, спасибо, – снова вздохнула Светлана. – Не нужна ли моя помощь? – Чем тут поможешь, – пробормотала она, кривя губы. Вей поколебался. – Я могу убрать твою печаль, – предложил он неохотно. – Я умею. Станет легко, ты не будешь больше плакать. – Откуда умеешь? – Она с любопытством взглянула на него, но тут же снова сникла, потеряв интерес. – Нет, не нужно. Я и так не плачу. Чет просил не лить слез, я стараюсь. Но если я еще и грустить не смогу, то вообще с ума сойду. Вей молчал. Он не знал, что еще говорить, да и общаться-то не сильно хотелось. Светлана понимающе усмехнулась и поднялась. – Ты устал, наверное, за день, – она кивнула на корзину. – Это тебе. Иди в храм. Спасибо, что навестил. И не переживай, я ведь не одна, у меня тут родители, тетя, сестренка двоюродная. Тебе необязательно меня навещать. – Я завтра еще приду, – хмуро буркнул Вей Ши. – Ну, как хочешь. – Из-за ворот раздалось разочарованное восклицание, и Света покосилась туда со слабой улыбкой. – Да уж, Четери устроил развлечение всему городу. Ты не пробовал? – Нет нужды. Я и так ученик Мастера, – отрезал Вей и сам услышал, как высокомерно это прозвучало. – Я заслужу клинки из его рук. – Пусть так и случится, – серьезно и грустно проговорила Светлана. – Пусть он вернется и сам тебе их вручит, Вей Ши. До завтра. Она развернулась и медленно побрела к дворцу. Вей, хмурясь, смотрел ей вслед – ее тоска была такой кислой, что сводило скулы и во рту появлялась слюна. А женщина в тягости должна быть легкой и веселой, как бабочка, иначе накличет тяжелую судьбу ребенку. У них в семье женщин в это время окружали красотой, угождали и радовали. Был бы учитель доволен им сейчас? – Постой, – окликнул он ее неохотно и сам удивился, что все же открыл рот. Света с не меньшим удивлением повернулась. – Если хочешь, – морщась, предложил Вей, – я расскажу тебе легенду про Мастера, одну из тех, что ходят в Йеллоувине с давних времен. Я все их с детства знаю. Света секунду с непониманием смотрела на него, а потом просветлела лицом. – Конечно, – торопливо ответила она и наконец-то по-настоящему улыбнулась. – Я очень хочу, Вей Ши. …После того как Мастер Четери завершил обучение у своего Мастера, он, как полагается, отправился путешествовать. Во многих странах он побывал, и слава о его подвигах и умении шагала впереди него. Пришел он как-то и в Йеллоувинь. Остановился однажды вечером на отдых в степи под яблоней, и только прикорнул, как пришли к нему на поклон люди из соседнего кочевья. В ноги упали, рыдая: как наступает ночь, спускается со скал стая злых воздушных духов, луней, похожих на сов со змеиными головами, и безобразничает в кочевье. Ломают загоны с лошадьми, переворачивают юрты, высасывают вымя кобылиц, оставляя без молока, детей пугают. Два десятка их и еще дюжина, ни арканом их не поймать, ни ножом не проткнуть, и не уйти оттуда даже днем – кружат, в лицо ураганом дуют, на месте заставляют оставаться. Огляделся Мастер, увидел скалы и овраг у их подножия, как ножом степь разрезающий, покачал головой. Даже ребенку известно, что нельзя у земных щелей жилье ставить, там, где скот беспокоится, где землю часто трясет: духи в таких местах, как в пустыне или топях, суть свою меняют, злыми становятся. Просили люди спасти их от проклятых луней, обещали все золото отдать и всех прекрасных девственниц в жены. Но отказался Мастер от даров… Света довольно хмыкнула. …попросил только надоить ему сорок кувшинов молока кобыльего и дать сорок лепешек сырых. – Хотя нет, – сказал, – тридцать две сырых и восемь испеченных. …Пришла ночь. Люди попрятались в ямы под юртами, а Мастер развел огромный костер и сидит себе под боком у спящей кобылицы, молоко пьет, лепешки ест. Засвистело вокруг, загудело, и спустилась со скал серебристая стая луней – совиными крыльями машут, змеиные пасти открывают. Увидели Мастера, набросились на него – тот их, смеясь, клинком сечет, словно и не боится, прыгает вокруг, дразнит, а они ветром вокруг рассыпаются и снова собираются. Час идет битва, два идет, три – никто верх взять не может. Тут вдруг упал Мастер. Поднялся с трудом, клинки опустил и крикнул: – Вижу я, что сильны вы, духи воздушные. Не справиться мне, сыну Инлия и Воды, с вами никак. Очень вы сильные, позор мне и горе. Отвернется от меня отец. Духи загудели, перестали нападать, ближе подлетели, слушают. Ведь каждому похвала себе приятна, а уж перед создателем как не погордиться? – Пойду руки на себя наложу, – кричит Мастер, – не вынесу обиды. Духи вокруг замельтешили, засвистели – вот какие они могучие, самого могучего победили. – Только позвольте вам поклониться, – говорит Мастер, – дары преподнести. Кувшины с молоком: думал себе забрать, но раз вы меня победили… Всем известно – нет для воздушников слаще лакомства, чем молоко. Духи от жадности мимо Мастера как полетят и один за другим в кувшины ныряют, один за другим пить начинают. А Мастер дождался, пока последний лунь в кувшин нырнет, и давай наскоро лепешками сырыми горлышки залеплять. Залепил, сверху знак Инлия запирающий на тесте начертил – и поставил в костер кувшины те запекаться. Стали лепешки от знака и огня твердыми, как камень. Духи, когда молоко выпили, захотели выбраться – а нет пути обратно. Зашуршали они изнутри, застучали, стали на все голоса просить выпустить, обещали служить Мастеру, не обижать больше никого… – И что, Чет их выпустил? – волнуясь, спросила Светлана. – Нет, конечно, – ответил Вей Ши с гордостью. – Слово, данное в неволе, ничего не стоит, разлетятся – и ищи их потом, а еще и пакостничать начнут. Повесил на яблоню и так и оставил. – Хорошая сказка, – улыбнулась Света.