– Угу, – усмехнулся он, согревая мою макушку теплом. – Но я наслаждался каждым моментом, Марина. Когда ты злишься, ты невероятно хороша. Я фыркнула и легко прикусила ему кожу. – И когда не злишься, тоже, – исправился Люк и отодвинулся, осматривая меня сверху донизу. И почти сразу замер. Я захихикала – такой ошарашенный был у него вид. – Что там, Люк? – заговорщически поинтересовалась я у его лба. Он осторожно погладил мою грудь. – Они увеличились, да, – подсказала я, улыбаясь. – Да я и сама могу увеличиться. У меня мама всегда полнела в беременность. – Забавно будет посмотреть на тебя в теле. – Муж сполз вниз, вжался губами куда-то над соском и снова зажмурился. – Мне, признаться, нравился и предыдущий вариант. – Он помотал головой, с удовольствием коснулся груди языком и, потянувшись ко мне, пробормотал в губы: – Но и этот ничего. Пожалуй, при некоторых усилиях я привыкну и к нему. Некоторое время мы увлеченно целовались, и плевать мне сейчас было на нечищенные зубы и нашу общую потрепанность. Все вставало на свои места, мы наконец-то были по-настоящему вместе и близки и доказывали это друг другу с такой жадностью, что не хватало дыхания. – А ты не растерял навык, – прошептала я разнеженно, когда мы наконец-то оторвались друг от друга. Я лежала на спине, улыбаясь в потолок, а Люк, опираясь на локоть, вел пальцами по моей коже от шеи вниз. Снова замер. – Заметно уже, – пробормотал, с опаской касаясь моего живота. Он выпирал хорошей такой дугой, и на фоне моей худобы казался Люку, наверное, просто огромным. – Еще бы, – я не удержалась, снова поцеловала его куда дотянулась, куда-то в уголок губ, и погладила по пятнистому плечу. – Представляешь, каким он будет месяцам к шести? Или к концу беременности? – С трудом, – признался он, с удовольствием провел пальцами по своему имени внизу моего живота и вдруг поспешно убрал руку. – Кусается? – спросила я таинственным тоном. – Нет, – пробормотал Люк нервно, – но я их чувствую. – И что они делают? – я приподнялась, с завистью посмотрела вниз. Муж опасливо положил ладонь обратно. Прикрыл глаза, хмурясь и морща лоб. – Спят? – наконец проговорил он с сомнением. – Ну вот и пусть спят, – прошептала я, прижимаясь к нему и снова целуя в сухие губы. – Или тебя это смущает, и мне готовиться к воздержанию еще на годик? – Нет, моя психика не настолько ранима, – хрипло усмехнулся он, потираясь носом о мой нос. – А тебе хочется, Марина? – Сейчас мне хочется только добраться до ванной, иначе я лопну, – призналась я с сожалением, и он засмеялся, тоже откинувшись на спину. – Да и мне тоже бы надо. И поесть. – Еда сейчас определенно лучше секса, – согласилась я с готовностью. С сожалением оторвалась от теплого мужа, сползла с кровати. – Марина, – позвал он хрипло. Я повернулась, и Люк, приподнявшись на локтях, оглядел меня с ног до головы. – Ты очень красивая, – сказал он. Глаза его блестели. – Ты невозможно красивая, детка. Сердце сжалось, и я забралась обратно на постель, подползла к нему на четвереньках и опять поцеловала в губы. Он лежал, криво улыбаясь. Со смешком пощекотал снизу мой сосок. Живой, очень живой. – Я тоже тебя люблю, Люк, – ответила я, глотая слезы. – Я теперь немного плакса, но это ведь лучше, чем агрессивная, правда? – Ничего, – пробормотал он, обнимая меня и прижимая к себе. – Какая угодно, Марина, главное, что со мной. Когда я вышла в спальню, в кровати было пусто, а во второй ванной шумела вода. Я успела переодеться в домашнее платье, приказать Марии принести нам завтрак и вещи Люка из его старых покоев, а муж все не выходил. Заглянула к нему – в лицо пахнуло теплой влагой, а Люк нагим стоял у зеркала, вытирая голову. Убрал полотенце – оказывается, он сбрил остатки волос на голове и клочки щетины на лице. Усмехнулся мне в зеркало. – Теперь я выгляжу не так дико. – Получше, – согласилась я, подходя и вставая рядом. Провела рукой по его влажной спине, поцеловала в плечо, разглядывая Люка в зеркале. Худощавый, жилистый. Длинное лицо, угловатость которого скрадывалась пятнами ожогов, светлые глаза, отсутствие ресниц, бровей и волос, большой нос с горбинкой. – Сейчас очень заметно, что ты потомок Инлия, – проговорила я со смешком. – Почти одно лицо с Луциусом Инландером. – Да, – согласился он задумчиво и невесело. – Легко представить тебя рыжим, – и я с удовольствием похлопала его пониже спины. – Надеюсь, это так и останется в твоем представлении, – иронично отозвался Люк. – Мне не хотелось бы вздрагивать каждый раз, когда гляжусь в зеркало. – Но глаза-то цвет поменяли, – заметила я. – И я бы очень хотел знать почему, – проворчал он, приобнимая меня одной рукой, а второй пытаясь распаковать зубную щетку. – И почему я вообще жив. Не то чтобы я был против, но нужно понимать. Правда, у меня есть у кого спросить… Стоять рядом, прижимаясь к нему, обнаженному, было восхитительно. А смотреть, как он мучается с упаковкой, – уморительно. Меня вообще многое смешило этим утром. – Может, будет проще, если отпустишь меня? – намекнула я. – Не-а, – промычал он, прижимая меня еще крепче и дергая картон зубами. Я захихикала, отобрала упаковку и, вскрыв, отдала щетку. Люк лениво чистил зубы и наблюдал за мной – а я, прислонившись спиной к мраморной плите умывальника, водила пальцем по рваным следам на его свободной руке. – Я тут узнал, что, пока лежал поленом, моя жена героически защитила Вейн, – проговорил он невнятно. – Расскажешь? Я видел огнедухов в Третьем форте. И Леймин показал мне камни. Сегодня же передам благодарности твоим сестрам. – А что тут рассказывать? – ответила я, не поднимая глаз. – Оказалось, что я не совсем бесталанна и способна вызывать огнедухов. Просто выхода другого не нашлось, когда эти твари с неба посыпались. Страшно было безумно. – Отчаянная детка, – усмехнулся он с такой отчетливой гордостью, что мне снова захотелось плакать. – Как бы я хотел это видеть. – Могу показать, когда буду делать привязку к фортам, – сказала я осторожно. – Я не все крепости успела охватить, там еще много работы. Он помолчал, и я подняла на него глаза – запретит? Нет? – Насколько это опасно для тебя и детей? – спросил он со вздохом. В глазах его не было отрицания – только чувство вины. – Если не увлекаться, то не опасно. – Я обхватила его за руку, успокаивающе прижалась к плечу губами, и он снова начал медленно водить щеткой по зубам. – Я не буду рисковать, обещаю. И тратить много крови. Два форта за поездку, не больше. Да, есть камни с огнедухами, но камни пригодятся вам в наступлении. Глупо не использовать мои возможности, Люк, чтобы на фортах осталась хоть какая-то защита. – Глупо, – согласился он тяжело. И замолчал – я расценила его молчание как вынужденное, выболевшее согласие и, чтобы отвлечь, принялась увлеченно целовать его в плечо, в шею, легко прикусывать за ухо, пока он не усмехнулся и не расслабился, продолжая размеренно двигать щеткой. На светлой коже выше локтя были очень заметны длинные и темные ошметки, которые совершенно непонятным способом вросли в новую руку, хотя должны были как минимум отмереть. – Непостижимо, – проговорила я, покачав головой. Присела, разглядывая его ногу: муж с глухим смешком отодвинулся, давая мне потрогать границу отросшей голени. Она была очень заметна по безволосой коже ниже. – Если бы виталисты так умели… сколько бы калек можно было поставить на ноги. – Вот теперь я вспомнил, что женился на медике, – хмыкнул он невнятно. Я поглядела на него снизу вверх – Люк двигал зубной щеткой и смотрел на меня потемневшими глазами. – Кто-то собирался упасть в голодный обморок, – напомнила я шепотом и поцеловала его в бедро, потерлась губами о живот, с наслаждением вдыхая чистый запах кожи. – А нас ждет завтрак… – Детка, – прохрипел он, запрокидывая голову, – какой завтрак? Если ты не сдвинешься чуть ниже, я точно упаду. – Тогда не будем рисковать, – прошептала я, улыбаясь. Поднялась, отступила к выходу. Люк поспешно, почти давясь, полоскал рот. Я открыла дверь. – Марина, стой на месте, – хрипло приказал он, потянувшись к полотенцу и глядя на меня в зеркале. Глаза его горели. – Да, милорд, – ответила я со смешком и прижалась к стене, наблюдая, как торопливо он вытирает лицо, как разворачивается, двигается ко мне. Его еще немного шатало, но Люка это не смущало. Мы целовались как одержимые, не в силах оторваться друг от друга. Мне казалось, я с ума сойду от жадности – так хорошо было чувствовать его под ладонями, горячего, сильного, гибкого, так невозможно, до боли сладостно узнавались вновь крепость его рук, и вкус губ, и требовательность, и тот самый беспомощный взгляд, от которого у меня дрожь пробегала по телу. С ним я всегда забывала обо всем – забыла и сейчас. – Где вы? – вдруг раздался в спальне голос Риты. Звучал он приглушенно. – Люк, Марина? Люк застонал, отрываясь от меня, и я глухо засмеялась ему в шею – он прижимал меня к стене прямо у распахнутой двери в спальню. – Мария сказала, что вы уже проснулись, – не унималась Маргарета. – Напомни мне после войны заняться ее воспитанием, – пробормотал муж, прижавшись лбом к моему лбу. Дыхание его было тяжелым, и он не спешил меня отпускать. – И мама ждет, – использовала безотказный прием Рита. – Она, правда, запретила мне вам мешать… но мы же можем позавтракать вместе. А я вижу, что здесь завтрак накрывают. Вы что, без нас решили? Мы, улыбаясь, смотрели друг на друга. – Мама ждет – это весомый аргумент, – прошептала я.