– Никак мать-Вода и тут мне помогает, – обрадовался Чет. Вполне возможно, что на пути обратно к порталу придется пробиваться через таких «невидши», и нужно было понимать их возможности и уязвимые места. Инсектолюди шли почти вплотную друг к другу, двигаясь зловеще-синхронно. Он проследил за ними и, убедившись, что следом не идет еще один крупный отряд, вышел перед противниками из-за папоротника и достал клинки. И, чтобы не было двойных толкований, сразу же прыгнул вперед, отрубил охонгу башку и с удовлетворением отбил первый удар тут же бросившихся на него тварей. Они двигались быстро, быстрее, чем любой человек – но не Чет, конечно, – были сильны и противоестественно гибки. Вместо крови из ран у них текла слизь, как это бывает у раздавленных насекомых. И по опасности они действительно оказались равны туринской нежити, тем же стернихам, встреча с которыми была смертельна для любого человека. Но не для Четери. Хотя все зависело от количества: стая из пятисот стернихов, как и из пятисот невидши просто погребла бы его под собой. А на Туру готовились выйти несколько таких стай. Целая небольшая армия. Чет разогрелся, вертясь среди этих созданий, убивая их одного за другим, и справился с ними быстро – но не сказать, что без труда. Хотя с песчаниками возни было больше. Человека он планировал допросить: понять, сколько больших отрядов еще идут в этих лесах, можно было и без знания языка, – но наемник, свалившийся рядом с охонгом, потянулся к рогу на поясе и тем самым подписал себе смертный приговор. Чет еще безжалостно распотрошил одного из инсектолюдей, и от того, что он увидел, даже ему стало не по себе: человеческая плоть была спаяна с плотью насекомого, сердце – увеличено, тело – едва теплым, и уязвимых мест оказалось не так много. Но Мастеру всегда было достаточно и одного. * * * Четери быстро вернулся к озеру, у которого оставил ученика и принцессу, успев по пути поймать несколько непуганных жирненьких птиц и убедиться, что инсектоидов поблизости нет. Тротт пил, склонившись у воды. Крылья его были устало расслабленны. Принцесса мирно спала на солнечном берегу, уже повернувшись на бок и подложив ладонь под ухо. На лице ее и шее виднелись потеки крови, почти полностью смытые водой, но щеки были розовыми, дыхание – здоровым и глубоким. И эта ее способность спать где угодно больше любых слов сказали Чету о том, сколько ей пришлось пережить. Ученик выпрямился, оглянулся на Четери, задержал тревожный взгляд на спутнице и отвернулся, глядя на далекую оседающую стену пыли. Дракон подошел к нему, бросив птиц у воды. Макс был бледен и дышал слишком тяжело для здорового человека. Так дышат старики, а не молодые крепкие мужчины. – Какими судьбами, Мастер? – хрипло поинтересовался Тротт. – До сих пор не верю, что вижу тебя. Хотя, конечно, если кто и мог пройти сюда и остаться в живых, так это ты. – Это не самое важное сейчас, – хмыкнул Чет, и Макс согласно кивнул. – Расскажу за обедом, – дракон потрогал ногой добычу. – Ты понимаешь, где мы? Они помолчали, обозревая открывшийся вид. Из-за уступа, на котором находилось озеро, невозможно было разглядеть, что находится у подножия горы. Сбоку, если приглядеться, виднелся еще один конусообразный пик, скрытый дымкой – и все. – Предполагаю, – ответил Макс наконец. – И Жрец подтверждает, что я прав. – Он… слышит нас? – с любопытством поинтересовался Четери, еще не понимая, как взаимодействуют ученик и одна из Великих стихий. – Слышит. А я слышу его, – чуть морщась, проговорил Тротт, и с силой потер грудь. На ладони его осталась кровь, и он, с омерзением посмотрев на пропитанную красным мокрую сорочку, стянул ее, бросив на берег, и присел сполоснуть руки и лицо. – Пойдем, хочу увидеть, где мы конкретно, – и он махнул рукой, приглашая дракона идти за ним. Они быстро обогнули озеро и остановились у края уступа, через которое оно переливалось. Таких уступов на склоне оказалось множество, не меньше пятнадцати на разных уровнях, – почти во всех находились небольшие озерца, дающие начало водопадам и ручейкам, которые у подножия горы сливались в широкую реку, разрезающую лес. Некоторые из озер сильно парили. По обе стороны от пика теперь отчетливо были видны еще две горы, от которых тоже брали свое начало реки. Реки текли сквозь редеющий лес и выходили на огромную степную равнину, тоже окруженную лесами, петляли по ней, сливаясь и расходясь. А на равнине, крошечные из-за отдаленности, в десятках километров друг от друга горели четыре раскрытых «цветка»-портала, окруженные живой, шевелящейся массой огромных военных лагерей и стаями раньяров, клубящихся над ними. До ближайшего к горе перехода, который находился в степи далеко от кромки леса, было не меньше десяти дней пути. Чет всмотрелся в изгибы реки, уходящей от соседнего пика вправо и обрамляющей равнину, и указал пальцем на один из порталов, самый дальний. Отсюда казалось, что он расположен почти вплотную к воде. – Похоже, я пришел оттуда, – дракон перевел взгляд с «цветка» на белесую пылевую стену за лесом, покачал головой. – Выходит, Вечный Ворон забросил нас на одну из трех гор, что находится по другую сторону равнины? Не сочти за дерзость, Великий, но я был бы не против, если бы ты выбросил нас прямиком над порталом. Сбоку закашлялись-засмеялись. Четери повернулся, невольно склонил голову – глаза Тротта снова были полны тьмой. Но тьма не гневалась, тьма смотрела почти с любовью. – Вы, дети любимого брата моего, как были дерзки и остры на язык, так и остались, – прошелестел льдом Жрец, усмехаясь. – Так и задумывал я сделать, дитя Жизни и Воды, но слишком я слаб и слишком пришлось торопиться. Тень бога-войны навстречу нам двигалась, и защиту мою обнаружив, не дала времени силы побольше впитать. И чересчур сильно влияние было бога-Нервы. Сила рядом с силой силу искажает, тебе ли не знать. Мастер кивнул. – Что с моим учеником, Великий? – прямо спросил он. – Сердце его бьется неровно, того и гляди зайдется и остановится. – Я разрушаю его, дитя, – печально ответил Черный. – Слишком тяжела моя суть для него, точит его ауру, поглощает, а разрушенная аура – разрушенное тело. Сейчас закроюсь я в его сердце снова и до порталов не стану проявляться – хоть так это поможет ему дойти, донести меня. Будет он тянуть силу из жены своей, так доживет, но ее измотает. Но он сам выбрал смерть, – и Черный оглянулся туда, где мирно спала принцесса Рудлог. – И ее выбрал. Люди, люди… – А что потом? – поинтересовался Четери, понимая, что предстоит ему разобраться в том, что услышал. – А потом он развеется при выходе, – проговорил Жрец, – растворится в силе моей. Если я не развеюсь ранее. Слишком я ослаб, слишком… Мастер помолчал. – Мое сердце тебе не подойдет? – Нет, – с улыбкой покачал головой Жрец. – Нет в тебе моей крови, дитя Воздуха и Воды. Но у нас теперь есть твое мастерство и твои клинки – и это больше того, на что я мог надеяться. Видел я тебя в воспоминаниях сына моего. Знал я и первых Мастеров Клинков. Ты лучший из тех, кого я знал. Чет хмурился, глядя то на ученика, несущего в теле бога, то на равнину с порталом, до которого нужно было еще дойти. Снял с пояса флягу с водой, одну из двух, в которые Светлана набрала воду в часовне Богини – он берег эту воду, придающую ему сил, и в день делал по несколько глотков, поэтому и осталась еще почти полная фляга. Сделал глоток и сейчас, зажмурившись от счастья, – и словно окунулся с головой в родную стихию, словно мать-вода обняла его ласково, крепко. От бога в теле ученика пахнуло холодом. Чет открыл глаза – Жрец смотрел на него с отчаянием и жадностью умирающего от жажды. С неверием. С надеждой. – То ли это, что ощущаю я? – прошептал он дрожащим голосом. – Стихия жены нежной моей, Воды? Ты принес сюда воду с Туры? Источник силы для всех стихий, скрепу годового цикла, слабейшую и сильнейшую из нас? Не отдать ему флягу было невозможно – и Черный взял ее так осторожно, с таким трепетом, как принимают величайшую драгоценность, поднес обеими руками к губам и начал пить. После первого же глотка застонал мучительно, жадно, словно целовал давно покинутую любимую, и стал глотать, захлебываясь, спеша, трясясь от нетерпения. Тьма его то растекалась вокруг, то собиралась обратно, и с каждым разом казалась все больше, все плотнее. И сам Тротт становился менее бледным, и сердце его билось ровнее. Жрец оторвался от фляги с таким трудом, будто он душу свою отрывал. Протянул Чету дрожащей рукой. Внутри еще плескалась вода. – Забери, – приказал он рычаще, глядя в сторону, – забери, пока могу ее отдать я. Четери выдернул флягу из цепких пальцев, отошел в сторону. – Сохрани ее, – с трудом говорил Жрец, так и не поворачиваясь, – и дай выпить птенцу, сыну моему, перед тем как мы будем пробиваться к порталам. Тем разбудишь меня. Не представляешь, что ты сделал этой флягой, дитя. Видно, жена моя нашептала тебе взять ее. Если встанет на нашем пути кто-то из богов, возможно, смогу силой жены моей хоть несколько мгновений выиграть, чтобы пробить нам путь. А сейчас и сам я окреп, и не развеюсь по пути, и тело сына моего смог я восстановить. Не станет он тебе обузой, так же крепка будет его рука до конца. И огонь красной пташки нужен ему будет только после тяжелых ран и битв… но для этого нужно мне уйти в сон, чтобы не разрушать его с прежней силой. Он быстро, тоскующе взглянул на флягу, словно готов был выдрать ее из рук дракона, и отступил. И тут же глаза его из черных снова стали осмысленными, человеческими, зелеными. Тротт глубоко вдохнул, покрутил плечами и посмотрел на дракона с признательностью. – Тут говорят, ты умирать собрался? – поинтересовался Мастер серьезно. – Теперь, когда ты избавил меня от одышки и стенокардии, придется это отложить, – мрачно ответил Макс, и дракон, хоть и не понял мудреное слово, усмехнулся: он ценил грубоватый юмор. – Как ты нашел нас, Четери? – поинтересовался инляндец. – И как тебе удалось пройти, не привлекая внимания местных богов? Он вдруг обернулся – но Четери уже и сам услышал, что принцесса проснулась. Она сидела в траве, потягиваясь крыльями, сонно потирая глаза, и недоуменно вертела головой. Остановила взгляд на них – и Тротт, не дожидаясь ответа дракона, поспешил к ней. Чет хмыкнул и неспешно пошел следом, едва удерживаясь, чтобы не начать насвистывать веселую песенку про дракона-подкаблучника, сочиненную Мири. Он видел, как поднялась навстречу Тротту Алина Рудлог, как обняла его крепко, порывисто, прижавшись к груди, – и инляндец тоже обнял ее в ответ. И прикоснулся губами к волосам. – Умирать он собрался, – пробормотал Чет весело. Макс чуть дернулся, будто мог его слышать – и дракон невозмутимо взял одну из пойманных пташек, опустился у воды и принялся ощипывать ее, не глядя на спутников и все же едва слышно насвистывая. Но уши заткнуть он не мог. Да и не хотел, если честно. Алина Профессор пах кровью и потом, и на теле его виднелись бурые потеки, и даже на лице кое-где оставались еще подсохшие брызги. Но Алину это не пугало – она только сильнее вжималась в него, чуть ли не впиваясь в спину ногтями, поднимаясь на цыпочки и утыкаясь носом в шею, в щеку, медленно вдыхая и выдыхая, и сильнее кружилась у нее голова от облегчения и счастья. Одежда и волосы и у нее, и у него почему-то были мокрыми. – Я думала, в этот раз мы не выкарабкаемся, – пробормотала она, не открывая глаз. Тротт держал ее крепко и терпеливо позволял цепляться за него. Словно понимал, что ей нужно убедиться – он цел, он снова рядом. – Нам повезло, Алина. Жрец помог. Перенес нас сюда. Прямо в озеро, так что мы немного окунулись. – Там… это опять был Нерва? Бог-война? – Да. Как вы себя чувствуете? – Он легко, едва заметно гладил ее в подкрылье, и от каждого движения пальцев она подрагивала, и тело слабело – так невозможно приятно это было. Будто пухом по коже. И мысли разбегались. – Голова кружится, – пробормотала она расслабленно. – Я сначала думала, что началось землетрясение. Потом уже услышала рев и увидела… его. Не смогла удержаться на высоте после одного из ударов, соскользнула к корням, сжалась там. И все. И больше ничего не помню. Только в ушах звенит. – Алина коснулась своего уха и с удивлением ощупала слипшиеся от крови влажные волосы. – Что случилось? – Попали под удар плети, – объяснил Тротт, глядя на нее сверху вниз, и тоже осторожно коснулся ее волос. – Я вас подлечил. Но вам нужно нормально смыть кровь, идите к озеру… – Нет, постойте со мной, – попросила она шепотом и посмотрела ему в глаза. Отпускать не хотелось до нервной дрожи. – Еще немного. Он застыл, не отводя взгляд, – и так они стояли и смотрели друг на друга. Алина, кусая губы, подняла руку и провела пальцами под его веком, по переносице, скуле – там, где остались кровавые брызги. Тротт не мигал и, казалось, не дышал – и принцесса так же, не дыша, опустила руку на его плечо, на грудь – всю в красных потеках. – Вы ранены? Он молча покачал головой, все так же глядя на нее – а она все поглаживала его легонько, с горькой нежностью, и кончики пальцев ее рисовали на его груди кровавый, запутанный, непонятный рисунок. – Когда-нибудь это все кончится? – проговорила она устало. – Мне жалко вас, лорд Макс. Сколько же можно? И Тротт снова обнял ее, снова прижал к себе. – Скоро, – пообещал он глухо ей в макушку. – Вы вернетесь к родным. Война обязательно закончится. Мы победим. Пройдет год, два, и все, что случилось здесь, забудется. И вы будете жить, как прежде. – А вы? – прошептала она тяжело. – Вас я не забуду, лорд Макс. В звенящую тишину, окружившую их, ворвался веселый свист, складывающийся в какую-то мелодию, и они даже с некоторым удивлением посмотрели на Чета, сидящего к ним спиной и потрошащего уже вторую птицу. Алина обо всем на свете успела забыть за время этих грустных объятий, и о драконе тоже. А сейчас моргнула, смутилась. Тротт не ответил – отпустил ее, отошел сам. В глазах у нее расплывалось, то ли от вылеченной контузии, то ли от невыплаканных слез. – Вам нужно умыться, Алина, – сказал он тихо.