— Три часа ночи, — взглянув на часы, сообщил подполковник. — Тогда какого лешего ты стоишь у меня над душой? — Уфимцев вернулся, у него новости. — Дубко сдернул с командира одеяло. — Одевайся, я приготовлю тебе кофе. — К черту кофе. — Богданов выругался. — Ваши новости до утра не могут подождать? — Поднимайся, лежебока. Думаю, ты останешься доволен. Дубко вышел из комнаты, Богданов какое-то время продолжал лежать, сон никак не хотел выпускать его из цепких объятий. В конце концов Богданов переборол сонливость, натянул брюки и футболку и прошел на кухню. За столом сидели Уфимцев и Дубко. Перед ними стояли дымящиеся чашки, кофейный аромат распространялся по комнате. — Я передумал, давай свой кофе. — Богданов плюхнулся на стул, придвинул к себе чашку Дубко и с наслаждением отхлебнул. — Знатный кофеек. — Пей на здоровье. — Дубко поднялся, чтобы налить еще чашку. — Дима, что у тебя стряслось? Надеюсь, это действительно важно. — Важно, командир. — Уфимцева буквально распирало от нетерпения. — Мне сегодня улыбнулась удача. Нам всем улыбнулась. — Рассказывай, не томи, — приказал Богданов. Уфимцев рассказал про ночное путешествие, про разговор Геворкяна и Уильямса и про то, как ему удалось проследить за иностранцем. Чем дальше рассказывал Уфимцев, тем больше заинтересовывался его рассказом полковник. Когда же он закончил, первыми словами Богданова были: — АСАЛА? Ты уверен, что слышал именно эту аббревиатуру? — Да, командир, без сомнения. Он упомянул организацию всего раз, но он точно говорил про АСАЛА, — заверил Уфимцев. — Хреново! — выдал Богданов. — Почему? Разве не этого мы добивались? Разве наша цель не в том, чтобы узнать, кто стоит за НОП? — Реплика командира удивила Уфимцева. — Хотеть-то мы хотели, но АСАЛА… Аббревиатура АСАЛА расшифровывалась как Армянская секретная армия освобождения Армении. Организация появилась всего два года назад, но уже успела наделать много шума. Официально она сформировалась в 1975 году. Именно к этому году ливанский армянин Акоп Акопян, обосновавшийся в столице Ливана Бейруте, собрал вокруг себя достаточное количество фанатиков, чтобы заявить о себе как о спасителе чести и достоинства всех армян. Но еще до того, как Акопян во всеуслышание объявил об АСАЛА, его люди совершили ряд противозаконных действий, не стесняясь использовать при этом оружие. В 1972 году они заминировали почтовый ящик посольства Турции. В тот раз никто не пострадал, но факт остается фактом. Через полгода в 1975 году член АСАЛА ворвался в отель «Балтимор» в американском городе Санта-Барбара и расстрелял турецкого консула и вице-консула. Тринадцать выстрелов! Разумеется, ни тот, ни другой не выжили. Стрелка арестовали, но наказание он не понес ввиду преклонного возраста, на момент ареста ему исполнилось семьдесят восемь, а свою причастность к военизированной организации он так и не признал. Еще через год в Бейруте люди Акопяна взорвали турецкое посольство, и им снова все сошло с рук. Почему именно турки не дают Акопяну покоя? Ответ стал очевиден, когда организация вышла из тени. Свои цели АСАЛА видела в следующем: вынудить правительство Турции публично признать свою ответственность за гибель полутора миллионов армян со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это и выплата репараций, и возврат Армении исторических территорий, принадлежащих ныне туркам. Восстановление исторической Армении — высокая цель Акопяна. При правлении американского президента Вудро Вильсона по Севрскому мирному договору США обещали вернуть армянам турецкие земли еще в 1920 году. Но договор так и не был ратифицирован, и земли остались у турок, с чем Акопян был в корне не согласен. Однако в КГБ СССР считали, что амплуа «великого борца за восстановление исторической справедливости» для Акопяна всего лишь маска, хорошая игра и ничего более. По данным КГБ, Акопян был членом Народного фронта освобождения Палестины, и именно НФОП помогала финансировать армянскую группу на стадии становления. НФОП, основанная в 1964 году, имела немалый опыт проведения террористических актов с целью добиться «освобождения Палестины». Под руководством Ясира Арафата организация окрепла и представляла собой грозную силу. Не только мировая общественность, но и сами члены НФОП называли свою организацию не иначе, как военно-политической. Лидеры НФОП не стеснялись признавать многочисленные факты убийства израильтян и граждан других государств. Их методы всегда отличались жестокостью. И, судя по всему, Акоп Акопян стал прилежным учеником палестинских друзей, а возможно, поставил своей целью превзойти учителей в жестокости. Все это за долю секунды пронеслось в голове полковника Богданова. Он поднял глаза на своего зама и произнес: — Думаю, мы нащупали то, что искали. — Если за взрывами в Москве стоит АСАЛА, на достигнутом они не остановятся. — Дубко покачал головой. — Помимо территорий восточной Турции лидер АСАЛА, Акоп Акопян, мечтает вернуть и земли, которые находятся под юрисдикцией Советского Союза. — Армянскую ССР? — Уфимцев напрягся. — Так вот к чему эти взрывы? Точно так же, как раньше они наносили пробные удары по объектам, принадлежащим Турции, теперь они хотят испытать свои силы на Москве! — Вы знаете, как АСАЛА провела свою первую открытую атаку? — Вопрос задал полковник Богданов. Оба его товарища отрицательно покачали головой, и он продолжил: — Они взорвали офис Всемирного совета церквей в Бейруте. Он произошел двадцатого января тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Тогда они называли себя «Группа заключенного Гургена Яникяна», того самого старца, который расстрелял турецкого консула. Они заявляли, что требуют справедливости для армян в целом и для Яникяна в частности. Спустя несколько месяцев они сменили название на Армянскую секретную армию освобождения Армении. — Знакомый сценарий. — Дубко вздохнул. — И что нам теперь делать? — Мы знаем адрес проживания Уильямса и знаем, что он точно связан с организацией АСАЛА, — начал Богданов. — Еще он почти в открытую заявил, что взрывы в Москве организованы с подачи АСАЛА. Но слова — это всего лишь слова, а нам нужны подтверждения. — Что ты предлагаешь? — Мы организуем наблюдение за Уильямсом, за домом, где происходила встреча, и выясним, не связаны ли Геворкян и шахматист Кудоян. Вполне может быть, что Кудоян координирует встречи двух организаций, АСАЛА и НОП. Мы должны это выяснить. Кроме того, необходимо понять, не сможем ли мы выйти на лидеров АСАЛА с помощью адвокатов Роберта Чепмена и Заза Беридзе. Эти имена я передам в Центр, пусть парни из аналитического отдела накопают на них все, что только смогут. Здесь мы нужных сведений ни от кого не получим, но в Москве, может быть, и получится узнать. — Хороший план, — похвалил Дубко. — Жаль только, что снова приходится только следить. Мы вроде как в оперативников переквалифицировались. Собираем данные, следим, подслушиваем, а настоящим делом не занимаемся. А что еще остается, — Уфимцев с досадой махнул рукой, — когда у нас одни подозрения. — Это не совсем так. Сегодня я встречался с информатором, который передал мне целую папку материалов, связанных с делом. Это более подробные сведения о том, что говорили, делали и о чем думали задержанные Степанян, Багдасарян и Затикян. Из такого объема данных мы обязательно получим что-то, что даст новые зацепки. — Богданов ободряюще похлопал Уфимцева по плечу. — Нет причин для уныния, Дима. Ты отлично поработал сегодня, пора тебе отдохнуть. — А как же Уильямс? И остальные? — Даю тебе три часа, Дима. Поспишь до шести тридцати, потом отвезешь Дорохина к дому Уильямса, Зуйкова подбросишь к дому, где проходила встреча, а сам вернешься к Геворкяну. Давай, Дима, время пошло. Уфимцев вышел из кухни. Дубко проводил его взглядом. — Хочешь снова разбросать ребят по точкам? — спросил он Богданова. — Пока я другой альтернативы не вижу. Да, Уфимцев сегодня добился многого, но с такими данными к генерал-майору не пойдешь. Нужно что-то более существенное. Нужны имена, Саша. Имена и адреса, что-то ощутимое, что мы можем предоставить Старцеву. — Не кипятись, Слава, я с тобой согласен. Просто парни вымотались. — Дубко поднял руку, останавливая командира. — Сколько дней они почти без сна? Лепилина сменит Казанец, Уфимцева смогу сменить я, а кто сменит остальных, или ты надеешься, что больше суток нам не потребуется? — Нет, Саша, ты нужен мне здесь, — заявил Богданов. — Мы с тобой засядем за записи, которые я принес со встречи. Вчера мне удалось лишь бегло просмотреть их, но нужно изучить более внимательно. К тому же у нас стопка аудиозаписей разговоров, которые велись на квартирах Степаняна и Затикяна на протяжении недели. На то, чтобы их прослушать, уйдет не один час, а может, даже не один день. Так что забудь про смены, ты нужен здесь. — Что ты сказал вчера Старцеву? — Дубко резко перевел разговор. — Ты так и не сказал мне. — Я заявил, что хочу другой источник связи, и Старцев обещал прислать человека, — признался Богданов. — Надеюсь, что Мкртчян об этом узнает. Старцев должен был понять, что мне нужна провокация, и отреагировать соответственно. — В каком смысле? Не понимаю, чего ты ждешь от Старцева? — Я, Саша, жду, что Старцев пробьет Мкртчяна по всем возможным каналам, и если есть хоть малейшая возможность, что он — крот, то вопрос о его ликвидации будет приниматься на самом высоком уровне. — А что нам с этого? — Нам, Саша, это даст очень многое. Мы избавимся от ненадежного помощника, все, что мы узнаем, останется скрытым от сотрудников армянской госбезопасности, если того потребуют обстоятельства. И к тому же мы получим возможность открыто общаться с Москвой, передавать туда сведения, получать оттуда нужные данные и многое другое. — Ладно, не стану спорить. Жди своего человека, Слава. Главное, чтобы он пришел не слишком поздно. — Дубко поднялся. — Пойду и я вздремну пару часов. Тебе тоже советую вернуться в постель. — Вряд ли я теперь смогу заснуть. — А ты сожми волю в кулак и спи, Слава, — пошутил Дубко. — Впереди нас ждет трудный день. Они разошлись по комнатам, чтобы спустя два с половиной часа снова собраться всем составом на кухне. Богданов наскоро пересказал бойцам то, что произошло ночью у Геворкяна, распределил обязанности и отправил бойцов по точкам. Сам же с подполковником Дубко засел за разбор документов, переданных Аликом. Для этой цели он выбрал дальнюю комнату, так как только в ней стоял стол, если не считать обеденного на кухне. Дубко вооружился портативным магнитофоном, работающим от батареек, убавил звук на минимум и принялся прослушивать аудиозаписи. Богданов же начал разбирать бумажные материалы. Он начал с тех, которые касались Степана Затикяна, бывшего главы Национальной объединенной партии. Под звуки голосов, звучавших из магнитофона, Богданов листал бумаги, просматривая каждый документ, вникая в каждую строчку. — Нам повезло, что допросы велись на русском языке, — через час заявил Дубко. — Их я хотя бы понимаю, а вот то, что записывали в квартирах, придется переводить. Армянский — явно не мой конек. — То, что не понимаешь, откладывай в отдельную стопку. Освободится Уфимцев, дам ему послушать. — Решил рассказать парням о своем информаторе? — Думаю, время пришло, Саша. Я знаю, скоро придется начинать действовать, так что секретность больше ни к чему. — Что-то нашел в записях? — поинтересовался Дубко, кивнув на папки с материалами. — Четыре имени, названных на допросах, и пока больше ничего стоящего. В числе тех, с кем общался Затикян с тысяча девятьсот семьдесят второго года, нет ни одного имени, которое не принадлежало бы его родственникам. Создается такое ощущение, что после отсидки он вообще не имел отношения к партии НОП. — Нашел чему удивляться! Выйдя из заключения, Затикян женился на сестре нового лидера НОП Паруйра Айрикяна, после чего ему все члены НОП стали родственниками. Чем не прикрытие? Поставил во главе партии сопливого девятнадцатилетнего мальчишку, а сам из тени руководит партией. Власти не нарадуются, глядя на то, каким законопослушным стал бывший националист, а он продолжает делать свое дело. Только, по мнению его соратников Степаняна и Багдасаряна, не такой уж он тихоня. Вот послушай, что Багдасарян говорит про него на допросах. Дубко включил запись, которую слушал всего пять минут назад. На записи звучал голос Багдасаряна, время от времени следователь задавал вопросы, но Багдасарян не слишком в этом нуждался, так как заливался соловьем, стараясь доказать следствию, что он готов сотрудничать. … — Да, мы со Степаняном ездили в Москву вдвоем. Что? Сумка? Да, хозяйственная сумка при нас была. Ее взял из дома Степанян. Туда мы положили бомбы. Что? Какие бомбы? Да вот эти. Все правильно, три штуки. Откуда мы их взяли? Нам их дал Степан Затикян. Да, точно он, я не ошибаюсь и не путаю. Бомбы нам дал Затикян. Откуда он их взял? Точно не знаю, но, думаю, он сам их смастерил. Зачем мы со Степаняном согласились? Нет, нет, мы не хотели этого делать. Мы не хотели ехать в Москву, не хотели ничего туда везти, но он заставил. Что? Кто именно заставил? Да Затикян же! Сам он в Москву не ездил, опасался, что его поймают с бомбой в сумке. Он ведь милиции уже не раз на глаза попадался, и не на хорошем счету он у них, у милиции. Он нам так и говорил: на вас никто внимания не обратит, вы просто туристы, а я — дело другое. Он говорил: у каждого своя миссия, ваше дело груз до места довести. Но мы не хотели. Я не хотел, и Степанян не хотел. Что? Почему не отказались? А как отказать? Он на совесть давил, на честь, на ответственность перед предками. И угрожал еще. Говорил: не выполните свой долг, ваши предки пострадают, и, быть может, прямо сейчас. Так он говорил. Что? Почему верили? А вы его вообще знаете? Он ведь помешан на мести, ненавидит русских, ненавидит СССР и все, что с ними связано. Раньше, до лагерей, пока его не осудили за антисоветскую пропаганду, он был еще ничего, терпимо. Лозунги выкрикивал, убеждал всех и каждого бороться за независимость Армении и против тех, кто этой независимости пытается помешать. После лагерей он вышел угрюмым, озлобленным. Потом вроде успокоился, женился, детей родил, а потом пошел на почту и отправил свой паспорт в Верховный Совет. Написал заявление, что отказывается от гражданства СССР и требует выслать его в капиталистическую страну на постоянное место жительства. Что? Да, так в заявлении и написал: в любую капиталистическую страну. Никто его никуда не отправил, паспорт переслали в районный отдел милиции, жена Затикяна сходила и забрала его. История закончилась благополучно, только после этого Затикян стал совсем неуправляемым. Месть стала целью его жизни, он окончательно помешался на националистических идеях и заявлял, что добиваться независимости нужно любой ценой и любыми средствами. Что? Да, он намекал на использование бомб и вообще оружия… Запись закончилась, Дубко нажал на клавишу «стоп», кассета остановилась. — Не думаешь, что Багдасарян намеренно оговаривает Затикяна, пытаясь представить его главарем? — спросил он у Богданова. — Вряд ли, — возразил Богданов. — Рассказ Багдасаряна очень подробный, с такими деталями, которые обычно не выдумывают. И потом, всем троим наверняка грозит расстрел вне зависимости оттого, кто из них был составителем плана, а кто исполнителем, нажавшим на кнопку. Так какой смысл очернять Затикяна? — Не знаю. Возможно, ради родственников, которые остаются жить и на которых ляжет пятно позора, — предположил Дубко. — И все же я не думаю, что Багдасарян врет. А что говорит по этому поводу Степанян? — Не знаю, Слава, его исповедь я еще не слушал. Зато прослушал разговор отца Степаняна и его старшего брата. Включить? — Давай, — согласился Богданов. Дубко вставил в магнитофон определенную кассету, немного промотал вперед и включил запись. Из динамиков послышался голос. — Это отец Степаняна, — пояснил Дубко, который слушал запись с самого начала. — Сейчас он будет разговаривать со старшим братом Степаняна. Кстати, по данным КГБ, Степанян-старший в партию НОП не входит. Запись пошла под комментарии подполковника. Первый голос звучал печально и растерянно, он принадлежал мужчине в возрасте. Второй голос, голос того, кто ему отвечал, казался более молодым и решительным. … — Сын, что такое? Почему это случилось с Акопчиком? Что такое? — Не знаю, отец. Случилось что-то плохое.