— Ну, значит, стоял, — очень спокойно сказал Саймон и вытянул губы, словно собрался свистеть. — Если как следует порыться в памяти… — Считаю своим долгом сказать вам, что, на мой взгляд, как раз в это время — с конца вашей импровизации и до того, как вы вернулись (кстати, примерно в этот период к вам вернулась и память), — произошло убийство Вильяма Андерсена. — Но вы же не хотите сказать, что это я его разделал, — сквозь зубы процедил Саймон. — Бедолага… — А вы на кого-то думаете? — Нет. — Что же вы уперлись как баран — нет, не знаю… — с досадой бросил Аллейн. — Упрямство вас не красит. Если, конечно, это действительно упрямство. — Но хоть на этом-то все, учитель? — Нет, не все. Насколько хорошо вы знакомы с миссис Бюнц? — До того как она приехала сюда, знаком с ней не был. — Вы ведь продали ей машину, не так ли? — Точно. — Были у вас еще какие-нибудь отношения? — Какого черта, что вы имеете в виду? — тихо спросил Саймон. — Был ли у вас с ней договор насчет Тевтонского Танцора? Саймон передернул плечами — это движение напомнило Аллейну поеживание миссис Бюнц. — А-а… — протянул он. — Вы об этом. — Он, казалось, испытал облегчение и снова приободрился. — Можно сказать, старушка накликала мне удачу. Нет, вы где-нибудь видели такое? Тевтонский Танцор на Субсидии от Большой Тевтоподмены? Это же просто кусок прикола! — Как вы сказали — на субсидии? — Ну да. Вот ведь придумали! — А это не навело вас больше ни на какие мысли? — Что? — Субсидия, Тевтоподмена? — Не понимаю, — спокойно сказал Саймон, — к чему вы клоните. — Пойдем дальше. Во что вы вчера были одеты? — Во что одет? Да в какое-то старье. К концу представления я сам был похож на кадку из-под смолы. — Но во что именно? — Толстый летный свитер и пару старых бежевых штанов. — Прекрасно, — сказал Аллейн. — Можно мне их у вас позаимствовать? — Послушайте, старина, зачем они вам? — А как вы думаете? Взглянуть, нет ли на них следов — крови. — Премного вам благодарен! — Саймон разом побледнел. — Но мы собираемся проделать это со всеми. — Вроде того что вместе не так страшно? — Он поколебался и снова посмотрел на доктора Оттерли. — Что ж, — вздохнул он, — не мое это дело — спорить со спецами. И все-таки… — Ну-ну, продолжайте… — поторопил Аллейн, — что «все-таки»? — Просто я кое-что знаю. Если уж кто-нибудь замазал свое тряпье, то пятнышком он вряд ли отделался. — Так. А откуда вы знаете? — Сам видел. Когда был в Германии. — А если поподробнее? — Да ничего интересного. Нас подрубили, но я как раз успел дернуть кольцо, и… — Их самолет взорвался, но они спрыгнули с парашютом, — невозмутимо перевел доктор Оттерли. — Точняк, — поддакнул Саймон. — Вы были на волосок от гибели? — осторожно вставил Аллейн. — И не говорите… — Саймон сдвинул брови к переносице. Голос его оставался спокойным, но глаза явно затуманились воспоминанием. — Я и приземлиться не успел, как увидел этих фрицев. Они сразу же меня засекли. Трое их было. Двое скипнули, а третий — старый пердун, коса еще у него была в руках — прямиком ко мне, а я еще не выпутался из всей этой мотни. Представляете: поворачиваюсь — он. И слинять-то некуда. Короче, пришла бы мне хана, если бы не подоспел мой приятель. Он его перышком — чик! — Саймон выразительно провел себе рукой по шее. — Секир башка. Вот. А вы говорите, откуда я знаю… Скажи, док? Кровь — ведь она ж фонтаном хлещет. — Да, — согласился доктор. — Вероятно, так. — Ну вот. Теперь вроде все на своих местах. — Саймон повернулся к Аллейну. — Или не все? — Да, действительно, все на своих местах, — подтвердил тот, — но если как следует приглядеться… А теперь прошу быть повнимательнее. Я еще с вами не закончил. Скажите мне вот что. Насколько я уловил, вы находились у заднего выхода или уже за стеной, и там же появился Эрни Андерсен? — За стеной — если точно. — И что же там произошло? — Я же вам говорил. После морриса должен был идти Ральф. Ну, я вышел покурить, пока он там игрался. Выкурил папироску, размял ноги. Слышу, Ральф тоже вроде бежит и народ вслед смеется. А потом Капрал — это я так Эрни называю, он у меня в войну денщиком был — вдруг выбежал, злой, весь трясется — такое с ним бывает. Не знаю уж, какая муха его укусила. А тут как раз Ральф подоспел и вернул ему секач. Ральф начал вроде как извиняться, но я ему сказал, что лучше не стоит. Он и отстал. — А потом? — Ну а потом мне уже было пора возвращаться. Я вернулся. И Эрни тоже. — А кто же бросил в костер смолу? — Никто не бросал. Это я случайно задел бочонок своим задним мостом. Чертовы доспехи! Торчат во все стороны — не повернуться. Зато костерчик хоть хорошо разгорелся! — добавил он, смягчаясь. — Значит, вы пошли обратно на арену. Вместе с Эрни? — Точняк. — А куда именно вы пошли? — Ну, куда Эрни, я не знаю. А я лично — прямо на сцену. — Он прикрыл глаза, словно пытаясь мысленно вернуться во вчерашний день. — Ребята начали последний танец. Кажется, в этот раз я действительно подошел близко к дольмену, потому что помню, что камень мне мешался перед глазами. Ну а потом я прошел вправо и занял свое место. — А вы видели за дольменом Лицедея? — Вроде как видел. Много там увидишь через эту дурацкую дыру. Туловище со всех сторон выступает — на три фута вокруг земли не видать. — Понятно. А как вы думаете, могли вы толкнуть кого-нибудь и не заметить? Саймон, хлопая глазами, уставился на Аллейна. Вид у него был такой, будто его сейчас стошнит. — Интересная мысль, скажу я вам, — протянул он. — Припоминаете что-нибудь подобное? Некоторое время он, нахмурившись, изучал свои руки. — Господи, да откуда ж мне знать… Не знаю я… Да не помню я такого… — А почему вы не дали Эрни Андерсену ответить на вопрос, когда я спросил у него, не он ли? — Да потому, — не задумываясь ответил Саймон, — что я слишком хорошо знаю Эрни. У парня точно чердак дырявый. Со странностями он у нас. Раньше я присматривал за ним. У него же случаются припадки. Я это знал. Вот и сделал его вроде как денщиком, чтобы он при мне был. — Саймон теперь бормотал себе под нос. — Знаете, как Эрни относился к своей вонючей собаке? Вот и я к нему что-то типа того. Уж я-то его знаю, сукина сына. А вчерашнее и вовсе его добило. Ведь у него вчера был припадок, скажи, док? Поэтому он мог вам ляпнуть все что угодно — что это он убил и что не он. Вообще он как-то странно боится крови, и потом, у него всякие завороты насчет этого дурацкого танца, камня и прочей ерунды. С него станется прийти и признаться в преступлении, которого он вовсе не совершал. — А вам не кажется, что это его рук дело? — спросил Аллейн. — Нет, не кажется. Да и как бы он смог? Был единственный раз, когда он мог рыпнуться, но как раз тогда Ральф стырил у него секач. Да нет, конечно, это не он. — Ну хорошо. Идите и как следует подумайте над тем, что говорили. Позже я попрошу вас подписать протокол — вас вызовут повесткой. Если же вы захотите прямо сейчас внести какие-нибудь поправки в ваши показания, то мы с удовольствием вас выслушаем. — Не захочу.