– Скорее всего, не дурак. Но я же его не обкрадываю? Он сам меня не хочет, и вполне открыто об этом заявляет. Я искренне не вижу никаких проблем, в моем вранье про девственность. Я ж не замуж за него собралась, а как раз наоборот. – Посмотрю, как ты запоешь, когда он рассмотрит, что у тебя под одеждой… – Розовые труселя ему в душу, конечно, запали, но не похоже, что он готов пойти на жертвы, чтобы в них заглянуть. Камон, я для него стара. – Янка, если б я не вякнула в нужный момент, то сегодняшнее утро ты встречала бы на Бергмановских простынях, демонстрируя растяжку и … – Ну уж прям! – не очень уверенно протестую я. – Так, что я бы не решала за Бергмана, старая ты для него или в самый раз натянуть. Мне кажется, ты роешь себе яму. – Ты сгущаешь краски. Конечности он будет держать при себе, а в остальном, я даже не представляю, чем он может меня сразить. Я воробей стреляный, а уж после Димы так и вообще недоверчивый. Бергман же в принципе не располагает к романтическим надеждам. – Ладно, – хмыкает Медведева. – Война план покажет. Но я все-таки Сашке расскажу про твою авантюру, она ж сюжеты берет из жизни. Говорила она мне, что ни с какой фантазией не сравнится то, что мы вытворяем в реальности. Вот оно живое подтверждение. – Ой ладно! – кривлюсь я. – Ничего такого. Двое взрослых людей договорились о взаимопомощи… – Ну да, ну да. Особенно эпизод с поэтом… – Блин, не напоминай… – Я б еще раз послушала, – ржет Алка. – Очень вдохновляет. Да уж. Именно в этот момент Бергман приговорил коньяк… Глава 10. Ты – мне, я – тебе – Но таки что мне за это будет? – спрашиваю я, стараясь не захохотать. Посмотрите, какой ушлый гусь. И ведь его план может сработать! Как это я сама не додумалась? Моя тактика проигрывает его стратегии. Мелко плаваю, недалеко мыслю. Гера прям себе путь к свободе расчищает уверенно. Бергман же, услышав мой вопрос, заметно оживляется. – Сережки? Браслет? Гарнитур? – перечисляет он, вглядываясь в мое размалеванное под путану лицо, в надежде уловить момент, когда моя алчность будет удовлетворена. – Это все материальное, – завожу я свою пластинку. – А чего тебе нематериального надо? Душу мою, что ли? – злится Герман. – Не совсем, – вздыхаю я. – Мне нужно тело… Герман бледнеет и наливает себе еще коньяка. – Мы так не договаривались, – его решительности можно позавидовать. Ишь ты, а вчера так резво ухватился за мою грудь. – Так мы только начали, – пожимаю я плечами. – Сейчас договоримся. Лицо Бергмана вытягивается от таких неприкрытых домогательств. Пф-ф, небось, если какая писюха начнет шарить у него ниже ремня, он заднюю давать не будет. – Эм… Яна… – пытается он вразумить меня. – Ваш… э… цветок достоин лучшего, я на него не претендую. Я не люблю кактусы и гербарий даже по отдельности, а уж все вместе… – Моя невинность останется при мне, это даже не обсуждается! – я укоризненно смотрю на Германа взглядом матери настоятельницы женского монастыря. Герман выдыхает. – Почки и прочий ливер не продаю, – облегченно бурчит он. – Мне нужен комплект органов, но во временное пользование. Неужели вы думаете, что только вы страдаете от неуместного внимания родственников или, хуже того, противоположного пола. Все. Кажется, я выбила почву у него из-под ног. Теперь можно договариваться. – Тебя одолевает противоположный пол? – неверным голосом проговаривает Герман, как будто ослышался. – Не так, чтобы очень, – честно отвечаю я. – Но несколько назойливых мужчин проходу не дают. – Надо брать, – искренне советует Бергман. – Пока не передумали. Ах ты, зараза ювелирская! – Мой выбор еще впереди, но так вышло, что я приглашена на свадьбу, где жених, увидев меня, может бросить невесту у алтаря, так сказать… – Невеста – ты? – уточняет Герман, не моргая. – Нет. Но мне желательно быть не одной, нужен кто-то, кто хотя бы отдаленно будет похож на мой идеал, чтобы жених не решил, что у него есть шанс. Вы, конечно, в отличие от жениха, очень далеки от эталона, – тяну я, – но что поделать. – И каков этот идеал? – дернув щекой, спрашивает Бергман. Я достаю телефон, нахожу фотографию бывшего и предъявляю на строгий суд. Бывший, как ему и полагается, выглядит как мокрая мечта. Ясен пень, я бы не стала его увековечивать, когда он шарахался по квартире в носках и трусах. Так что Димка выглядит впечатляюще. – Я просто обязан уточнить, не выдаешь ли ты желаемое за действительное? – Увы, нет, – скорбно отвечаю я. – Жених ко мне тяготеет. Герман, видимо, задетый за живое, задается резонным вопросом: – И чем же это я хуже вот этого? – Он – поэт! – Да что ты говоришь? – поражается Бергман. – Да, он написал мне великолепные, хоть и непристойные стихи! – и я тут же принимаюсь декламировать: – У тебя между ног раскаленный меч, у меня между ног – пламя… Герман закашливается, поперхнувшись коньяком. – Да, пожалуй, я как-нибудь по старинке буду яйца катить. – Вы определенно не романтик, – соглашаюсь я, у меня уже скулы сводит от попыток не засмеяться. – Я вне поля вашего поражения. – Меня это устраивает. И давай на «ты». Если договоримся, пригодится. – Если вы согласны… ты согласен на мои условия, почему бы и нет. – Не сказать, чтоб я был в восторге, но справедливо. Только надо что-то делать с твоей внешностью. Как, прости господи, с такими ногами ты докатилась до этого… – взгляд Германа мечется от брошки до пуделиных кудельков и к фуксии. – Я, так и быть, пойду на встречу и надену что-нибудь молодежное… – Нет! – Бергман даже голос повышает. – Нет! Я сам! – Наденешь что-то молодежное? – приподнимаю я брови. – Я сам тебя переодену! Мне надо только прийти в себя, составить договор, а там я попробую сделать из тебя человека. Хотя бы на эти два месяца. – Договор? – Ну, конечно! Все пропишем в деталях, чтобы ни одна сторона не нарушила. – Ладно, давай накидаем пункты пока… И пока мы упоенно собачимся, Герман пересаживается все ближе и ближе ко мне. Минут через десять я ловлю его на том, что он принюхивается. – Что ты делаешь? – возмущаюсь я, потому что против воли у меня от этого бегут мурашки. – Раздражают твои духи. Ты не пробовала великолепную классику? «Красная Москва» тебе очень пойдет, – сварливо огрызается Бергман, застигнутый за подозрительным поведением.