Какого хрена я вообще об этом думаю? – Ты развратница, что устроила? Коленки эти, духи и э… прелести бесстыжие! Дай мне телефон твоей матери, я ей расскажу, что она тебе не то запрещает! Представляю выражение лица маман, с которой мы благополучно разъехались по разным жилплощадям лет пять уже как. Она еще и поприветствует мое полуголое хождение, если это в перспективе принесет ей внуков. Чего Бергман-то бесится? Его малолетки шире ремня ничего не носят. – Еще ладно я! Но на твои… твою… туда тебе пялились все! Даже администратор! Ой, ну это он преувеличивает. Герман с такой скоростью завернул меня в пальто, что трикотажная эротика досталась только ему. – Так, – припарковавшись у торгового центра, поворачивается ко мне Гера и веско предупреждает. – Я сейчас открою тебе дверь, а ты прикроешь свои коленки. Мы зайдем внутрь, и ты не раздеваешься, не расстегиваешь пальто, не поешь романсы, ни на кого не падаешь и не прижимаешься ни к чьим ширинкам. Инструкция понятна? – Да, – закатываю я глаза. – Зря ты. Я не такая. Бергман сопит сердито, у него даже проклюнувшаяся вечерняя щетина торчит как-то воинственно. – Я доступно объяснил, Левина? – Ой, да, – я демонстративно запахиваю пальто на коленях и обиженно смотрю в окно. Ого! Мы приехали в «Бэллахаус»! Дешевле, конечно, Бергман торговый центр найти не мог. Чего сразу не в московский ГУМ-то? Ну хоть не скряга. Гера, кстати, ориентируется в отделах неплохо, и, подтверждая звание «Нежмота», тащит меня сразу в люксовый отдел нижнего белья. Хорошо, что не мой мужик, я бы изошла на гов… расстроилась бы я, короче, представляя сколько и кому он купил бельишка. Ты посмотри, как оживилась девочка-консультант! Гера явно постоянный клиент. К сожалению девицы, Бергман не обращает внимания на соблазнительно надутые губки и призывно выставленную грудь, а прямым ходом буксирует меня в примерочную. – Стой тут! Я сейчас сам все принесу! – рявкает он и задвигает шторку. От идиотизма ситуации меня начинает разбирать смех. Ну капец же! Ладно, шарф-то мне можно снять, наверное… Бергман быстрый, я успеваю только размотать розового уродца, когда мне просовывают вешалки. О-ля-ля! Рано я похвалила Геру, рано. Очевидно, он действовал не разобравшись. Разглядываю исподнее и понимаю, что Бергман стремился выбрать максимально закрытые модели, чтоб, значит, ни один сосок глаз не колол. Однако в отделе эротического нижнего белья даже то, что на вешалке выглядит пристойно, на теле будет производить совсем другое впечатление. Повертела в руках ценник, от которого у меня волосы на затылке встали дыбом. Я б лучше деньгами взяла. Анька бы сейчас возмутилась, что принимать такое дорогое белье от незнакомого мужика – это аморально. Но мне тридцать лет, а мужик сам просто жаждет. Кто я такая, чтоб отказываться? – Ты долго еще? – нервничает он там за шторой, когда я перестаю шуршать. – Нет, – пыхчу взопревшая я, у меня застежка из рук выскальзывает, но я-таки наконец ее побеждаю. – Ты с размером как угадал? – Чего там угадывать? Ты мне все показала! Твоя тройка мне в кошмарах сниться будет! Ой ну уж прям, собираюсь я обидеться, но передумываю, потому что лифак просто огонь! А удобный-то какой! – Ну что ты там копаешься? Не просвечи… – Бергман отдергивает штору и затыкается. В этот раз он пялится не на грудь, а сразу на всю меня и в заботливо украшенное точечной подсветкой зеркало за моей спиной, где отражается моя задница в розовых стрингах. Да. Я люблю розовый цвет. – Ты охренел! Задвинь штору! У Германа дергается щека, на секунду он прикрывает глаза, будто пытается избавиться от зрелища, а потом все-таки задвигает штору. Перед этим шагнув в кабинку. Глава 14. О пользе подслушивания В пространстве полметра на полметра Бергман с закрытыми глазами стоит ко мне почти вплотную. Моего голого живота касается пола его пальто. Нас разделяет всего несколько сантиметров. От Германа тянет парфюмом и холодным воздухом. Острое ощущение собственной раздетости запускает в моем организме странный сценарий. Куда девается моя дерзость? Сердце пропускает один удар, а потом заходится бешенным стуком, коленки слабеют… Я как щенок болонки перед взрослым доберманом. Даже сглатываю с трудом. Уперевшись руками в стены кабинки, не открывая глаз Бергман чуть склоняется ко мне и с шумом вдыхает воздух рядом с моим ухом, где от влажных из-за подтаявших снежинок волос тянет духами. Во рту мгновенно пересыхает, а по шее разбегается каскад мурашек. – Представляешь, – тихо говорит Герман, – мне сейчас показалось, что у тебя на заднице татуировка… Ой ты ж твою Розу Моисеевну… А про это я совсем забыла… – Тебе показалось, – шепчу я, закрывая ладошкой компрометирующее место. – Вот и я так подумал, – соглашается он. – Ты даже переводилку не налепила бы. Скажи мне, Левина, где твои трусы? – На мне, – слабеющим голосом отчитываюсь я. У меня чувство, будто все тело заполняет газировка, и Бергман своей обманчиво спокойной хрипотцой с каждым словом встряхивает пузырьки. Прям еще секунда, и потечет… Мне кажется, у меня на морде сейчас написано, что я почти полгода мужика не ела… Господи, хоть бы он глаза не открывал свои наглые серые. Ох! Надо быть осторожнее в своих желаниях! Глаза-то Герман не открывает, зато кладет руку на плечо, костяшками следует вдоль бретельки к чашечкам, оставляя за собой полосу огня. Кончиком пальца проходится по верхним кружевам, даже не касаясь кожи, но у меня полное подключение. Ощущение словно он рукой приласкал. Как тогда в машине, бесячий Бергман лишь рукой задел, а меня прошило всю и в жар бросило. – Как ты меня раздражаешь, Левина, – цедит он и, резко развернувшись, выходит из кабинки. Ноги меня подводят, и я прислоняюсь спиной к холодному зеркалу. Это что за нахер? Даже не потрогал, подышал только, а я, черт возьми, возбудилась! И кто? Бергман! Фактура у него, конечно, огонь, но характер и… бесит он меня! Прерывая мое самобичевание, в кабинку снова вторгается рука с вешалками. – Вот, – сердитое сопение из-за шторки раздражает меня еще больше. – А трусы мне на кой? – оживаю я. – Я подол задирать в ресторане не собираюсь! – Вот не уверен! В гостях же задираешь! – склочно припоминает мне он. – Я не нашел твой любимый бабулькин фасон, но эти хотя бы срамоту закрывают! Чисто из вредности спрашиваю, разглядывая полупрозрачные шортики: – Ты и их проверять будешь? И тут же прикусываю язык. Если он и трусы мне погладит, как лифчик, то все кончится плохо. Я потеряю человеческое лицо, наброшусь на Бергмана, изнасилую, а потом уйду в монастырь. Оно мне надо? Нет.