– Бергман, мы уже это проходили. И твои предложения были отклонены, более того ты сам одумался. – Левина, я просто дал тебе время обдумать все как следует, а перед этим презентовал услуги, доступные по договору. Ты должна была понять, что в данном случае взаимозачет предпочтительнее для обеих сторон. – Я все обдумала, и меня устраивает все так, как есть, – голос мой звучит вовсе не так уверенно, как мне бы того хотелось, но его губы прижимаются к шее, а руки, оставив налившуюся грудь в покое, задирают юбку. Бергман смело проводит ребром ладони между ног, вырывая у меня судорожный вздох. Я кусаю губы, чтобы не стонать в голос. Я даже воспротивиться не могу, потому что это привлечет внимание к нашей чертовой портьере. – Сейчас будет эксклюзивная демонстрация специального предложения, – обещает он, забираясь в трусики. Глава 36. Вопиющая халатность Какая нахрен демонстрация? Блин, а как же мои волевые решения не давать Бергману? Походу, меня никто не спросит и возьмет все без спроса! Я волнуюсь не на шутку. – Левина, ты думала, я не смогу тебя раскусить? – почти мурлыкает Гера, и таки кусает меня за шею. – Духи, чулочки… Я обмираю. – Это не то, что ты думаешь… – в лучших традициях дебильных ситуаций лепечу я. – Ну, конечно, – тянет Бергман. – Я полистал фотки в твоем профиле в мессенджере после тыквенных посиделок. Яна, я все понял. Судорожно перебираю в памяти, что там за фотографии такие. Как там по ним можно понять, что я не девственница? Банан не заглатываю на них, везде в одиночестве… – Я даже оценил твою находчивость, – мерзавец находит в моих трусиках нечто очень ценное. – Понимаю, меня мать тоже достала с матримониальными планами. Можешь, больше не уродоваться. А причину твоей стеснительности я готов устранить… Хлопаю глазами. То есть вскрылось не все? Он решил, что я хотела запороть знакомство, потому что не уверена в себе? Бергман такой Бергман. – Н-не н-надо ничего устранять… Ах… Тем более сейчас! – протестую я. – Сейчас не буду, но надо же до тебя донести, что ты напрасно рыпаешься, Левина. Я принял решение, и тебе некуда деваться. Решение он принял! Я, может, тоже приняла! О нет-нет-нет… Только не… Ах, ты… – Так что очень скоро мы с тобой закончим то, что начинали несколько раз. Мне не нравится, что заканчивала ты без меня… – горячо шепчет он мне на ухо. Пульс шкалит. Нельзя! Мне нельзя с Бергманом! Если все кончат и кончат хорошо, то мне будет плохо! А у меня уже ноги не держат, и, если этот подлец меня сейчас разогреет, я могу дрогнуть. Это я понимаю. Я же баба и вполне способна на бабскую дурость. Об этом говорит уже то, что я с Бергманом вообще связалась. Последний шатающийся бастион спасает неожиданная подмога в виде звонка, поступившего на мобильник Геры. Он, может, и рад бы его проигнорировать, но звенящая портьера – это палево, и ему приходится отвлечься. Когда он убирает лапы от горячего местечка, я тут же разворачиваюсь к нему лицом, а Герман, бросив взгляд на экран, принимает решение ответить. Пока он разговаривает, я судорожно привожу одежду в порядок. И грею уши. – Да? … Привет! … Конечно, Марго, завтра буду. Жди… Как мне плющит от услышанного… У меня точно скоро женские дни, именно в этот период я становлюсь злющая как осенняя оса. Марго! Опять эта Марго! Завтра! – А ты помнишь, что завтра ты идешь со мной на мамин день рождения? – ядовито уточняю я. Бергман переводит на меня задумчивый взгляд: – Да, конечно, помню. Во сколько за тобой заехать? – В пять, – напоминаю я. – Успеешь на всех фронтах? – Да, – все еще погруженный в свои мысли, – отзывается Бергман. Посмотрите на него! Размечтался! Психанув, я отпихиваю Геру и выскальзываю из-за портьеры. Несусь к гардеробной, будто за мной черти с вилами гонятся, из ноздрей только что пар не валит. А Герман как будто не замечает, что я в бешенстве. Ну или он уже привык, что в бешенстве я постоянно. Но кто в этом виноват? Кобель! Бергман на автомате помогает сопящей мне надеть пальто, провожает к машине и везет домой. Уже выходя из автомобиля у родного подъезда, я еще раз делаю насечку в его памяти: – Завтра в пять. День рождения мамы, – и капая ядом, добавляю. – Не забудь, что я тоже жду. – Левина, – словно очнувшись, укоризненно отзывается он. – Я буду как штык. Но на следующий день в пять Бергмана нет. Первые десять минут я не беспокоюсь, потому что мы же не на премьеру опаздываем, а к маме. Все равно, пока гости соберутся, пока обкурят весь балкон, пока вскроются все компотные банки… В пять пятнадцать я не выдерживаю и звоню Герману. Телефон выключен. Я начинаю закипать. Ни в пять двадцать, ни в пять двадцать пять ситуация не меняется. Озверевшая я вызываю такси. В половине шестого, садясь в такси, я предпринимаю последнюю попытку дозвониться до Бергмана, и, о чудо, он отвечает. – Ты где? – склочно спрашиваю я. – Мы уже опаздываем. Я в такси. Тебе адрес сбросить? – Левина, понимаешь… Я замотался… – Понимаю, Бергман. Я все прекрасно понимаю, – цежу я. – Штык-нож, наверно, заржавел. – Ян, я, походу, не успеваю, – убивает меня эта зараза, а на заднем фоне я слышу звон посуды и музыку. – Да что ты говоришь? – шиплю я. – Ну ты и козел! Я смачно хлопаю дверцей такси, и водитель оборачивается ко мне, чтобы высказаться, но наталкивается на мой свирепый взгляд. – Полегче, – злится Бергман на том конце провода. – Что там такого важного в этой встрече, что без меня не обойтись? Некому курицу доесть? – Абсолютно ничего. Там только будет моя троюродная сестра беременная от Лосева и сам Лосев, написывающий мне каждую ночь. И некому будет меня удержать от разрушения будущей семьи «поэта». Я отключаюсь и злобно зыркаю на таксиста: – Претензии? – Переживу, – отворачиваясь бурчит он.