– Вы лучше помолчите, – советует он мне. Что ж. Меня устраивает. Мы спускаемся в гробовом молчании под сердитое сопение Германа. Когда он подводит меня к своей тачке, я от зависти готова удавиться. Вот ровно такую я себе и хочу взять. Дорого, блин. Мне если только бэушную… Но мечтать-то не вредно! Гера перехватывает мой взгляд на машину и понимающе усмехается. По его серым глазам вижу, что он приходит к какому-то выводу, скорее всего, не в мою пользу. Прекрасно. Мне того и надо. Ну и точно. Стоит нам усесться, как этот тип, заводя машину, задает мне вопрос: – Сколько ты хочешь, чтобы от меня отстать? Глава 3. Крах надежд и провал переговоров Алка давится от смеха. – А ты чего? – Да я еле успеваю себя тормознуть, чтобы не сказать: «Тачки будет достаточно», – продолжаю я возмущаться. Со старушечьим кряхтением пересаживаюсь с жесткого стула на мягкое кресло. – Левина, ну скажи: «Абырвалг!», и я буду звать тебя мадам Шарикова, – вытирает слезы бессердечная подруга. Я с чувством показываю ей язык. – Ладно, дальше давай, – всхлипывает она. – Я ни в жизнь не поверю, что ты промолчала. – Да… Артистизм меня однажды погубит… Или говенный характер. Это как посмотреть. Казалось бы, вот он шанс прекратить спектакль прямо сейчас, но Герман так меня взбесил, что я не могла просто взять и прекратить мотать ему нервы. Пока я таращусь на него, пытаясь подобрать слова, чтобы подоходчивее объяснить свое мнение о нем, Герман продолжает, переходя на невежливое «ты» без моего согласия: – Давай договоримся, Инна. Я тебе – сережки с блестящими камушками, а ты перестаешь подлизываться к моей матери. Все равно у тебя ничего не выйдет, только время зря потеряешь и врага в моем лице наживешь. Ну что? По рукам? Охренеть! – Почему это не выйдет? – елейно спрашиваю я, хотя сама мечтаю от него избавиться и больше никогда не видеть. – Кажется, вашей маме я действительно понравилась. И вообще, меня зовут Яна. – Яна, Аня, Инна… Какая разница? – жестко обрывает Герман. – Ты себя в зеркало видела? Никакие розовые трусы и чулочки тебе уже не помогут, до них просто не дойдет очередь. И духи пора выбирать по возрасту. И тем не менее, розовенькое ты, гад глазастый, углядел, чулочки заметил и духи унюхал. Кобелюка! – Вы можете не переживать на мой счет, я согласилась прийти только потому, что меня очень просили. Вы вообще не в моем вкусе! – Это просто прекрасно! Музыка для моих ушей! Не то, что твой мерзкий вокал! Репертуар тоже рекомендую сменить! Это от меня добрый совет, если ты надеешься хоть кому-то показать, что у тебя под юбкой. Но из чувства врожденного любопытства позволь узнать: а кто в твоем вкусе? Троцкий? Алка рыдает, уронив голову на руки. – Нашла коса на камень. Язва против заразы. Чудо, что не подрались, – завывает она. – И что? Ты сжалилась и не дала помереть мужику от любопытства? – Разумеется, я – стерва, а не изверг! Он же должен знать, к чему стремиться! – Настоящий мужчина! Джентльмен, уважающий прекрасную душу и не обращающий внимание на внешность! – пафосно объявляю я. – Унылый нищеброд, которому не светит приличная баба, – переводит на русский Герман. – Самое то для тебя. Достойный кандидат на заплесневелую девственность. Ах, да. Я же что-то плела про невинность. Он серьезно решил, что я мужика не нюхала. – Я жду единственного! – взвизгиваю я, добавляя себе мысленно плюс сто очков. Я сегодня в ударе. – Мое сердце уже занято самым потрясающим мужчиной на земле! Герман смотрит на меня с жалостью. – Ну-ну… Стало быть, мы договорились? Ты больше не будешь показываться на горизонте в своих нафталиновых тряпках? – Нет, не договорились. Во-первых, я вежливый человек, и если Роза Моисеевна меня пригласит, то я непременно приду. А во-вторых, вы, конечно, отвратительный тип, но мне кажется, что исправлять и наставлять чудовища на путь истинный – мой долг. И если, это мой крест, то придется пожертвовать своими чувствами к любимому... – Как вы в аварию-то не попали? – воет Алка, держась за бок. – Чудом, – ухмыляюсь я. – Но так быстро от Ленинской до парка Гагарина я еще ни разу в жизни не доезжала. Даже вечером. – Не, Бергман, конечно, козлина, но где-то я его понимаю… Я и сама чуток струхнула, когда открыла тебе дверь. Маскировка на ура! – Поэтому я его и не осудила, когда, высадив меня у твоего подъезда, он рванул прочь так, что взвизгнули колодки. Хотя, на мой взгляд, это вандализм, обращаться с такой красавицей подобным образом. Я бы ни за что так ласточку не обидела… – Ты мне скажи, что ты сделала с ресницами? – Пудра, – горжусь я своим ноу-хау. – Правда прикольно? – Ага, Рыбий глаз – твое второе имя, – закатывается подруга. – Тебе смешно, а у меня крах надежд. Мне всего-то и надо было – очередного мамкиного задохлика напугать, чтоб он мирно сходил со мной на свадьбу и радостно отвалил, когда исполнит свое предназначение… – Ты про ту, на которую тебя позвали куда-то под Екатеринбург? Наташкину? – Точно, – мрачно подтверждаю я. – Я там три года назад была уже на свадьбе. Теперь нужно подстраховаться. А тут такой облом. Ты себе представить не можешь, глубину моего разочарования, когда я увидела эту трах-машину. – Хорош? – Угу. Будь мне двадцать, я бы втрескалась сразу. Мой типаж был. Сейчас я умнее на десять лет. – Да ладно, не горюй. Давай попросим Лёню. Фактурный перец, не откажет тебе в такой малости, как компания на свадьбе. – Если не найду ничего другого, так и придется сделать, – вздыхаю я. Чего я Алке не рассказываю, так это того, как закончилась наша с Германом совместная поездка. Вроде бы ничего такого, но до сих пор в жар бросает, стоит только вспомнить. Припарковавшись у подъезда, Герман ждет, пока я отстегну ремень безопасности, но в теткином старом пальто это не так-то просто сделать. Рукава мешаются, толстая ткань закрывает замок, и сама я в этом раритете крайне неповоротлива. Психанувший Герман пытается ускорить процесс одной рукой, но и его ожидает провал. Приходится ему наклониться ко мне и включиться в мое освобождение на полном серьезе. И меня словно молния прошивает, когда он задевает своей щекой мое ухо. Его дыхание оседает на шее, запах его парфюма будоражит меня. Это стервец пахнет умопомрачительно. Я завороженно смотрю на руки Германа. Длинные сильные пальцы… Наверное, он умеет ими пользоваться… Непримиримая линия рта… Интересно, какой он в постели, это Бергман? Тем временем, Герман все-таки справляется с ремнем, но не спешит от меня отодвинуться. Губы начинает покалывать, потому что он смотрит на них. Они единственное, что я не уродовала на лице, понимая, что чаепитие все равно сведет на нет мои усилия. – Выметайся, – хриплый голос бьет по нервам. Герман толкает дверцу, распахивая ее с моей стороны, и, возвращая руку на место, задевает запястьем мою грудь в распахнутом пальто. Оказывается, теткина блуза не такая уж и плотная. То, что сквозь жуткий кримплен не проступают соски, не значит, что я не почувствую тепло мужской руки. Или, что он не почувствует, что на мне нет лифчика. Я буквально ощущаю, что у Германа перехватывает дыхание. Вздрогув, я пулей вылетаю из салона, запахиваясь на ходу. Секунду спустя, Бергман дает по газам, а я принимаю решение больше никогда не прижиматься к этому самцу.