Поезд прибыл в Роттердам рано утром. Первое, что бросалось в глаза, – чистота улиц и множество велосипедов. На специально отведенных стоянках паслись стада двухколесных рогатых аппаратов. На перроне встречающих было немного, благодаря этому Павел сразу опознал своего «дядю». Тот тоже сразу узнал «племянничка», но порядок есть порядок. – Здравствуйте, дядя Миша. Как здоровье тети Тани? Она все так же читает на ночь «Три мушкетера»? – Привет, Павел. С приездом. Не «Три мушкетера», а «Графа Монте-Кристо». Слова для пароля подбираются так, чтобы они, с одной стороны, были хотя бы немножко к месту и в то же время выглядели необычными, чтобы исключить возможность случайности. От Роттердама до Амстердама, где располагалось посольство и жили сотрудники, было около ста километров. На машине по хорошей автостраде это занимало чуть больше часа. – В машине можешь говорить спокойно. Техники за ночь ее проверили на предмет подслушивающей аппаратуры. Все в ажуре. «Дядя» Миша лихо вывернул со стоянки, и они покатили в сторону столицы Голландии, или, как упорно называла себя местная администрация, Нидерландов. – В плане есть изменения? – памятуя прошлую командировку, поинтересовался Фауст. – Нет, все по плану. Сегодня торжественная встреча родственников. Вечером ознакомительная прогулка по окрестностям. Карту помнишь? – Конечно. – Вот сегодня и будем привязывать ее к действительности. Завтра у вас с «тетей» Таней поход по магазинам. Тебя надо одеть по-европейски. Посмотришь, как происходят покупки, как расплачиваются, как функционируют общественный транспорт, общепит и прочее. – Понятно. – Послезавтра я отвезу тебя в Гронингем. В посольство заходить не будешь, чтобы лишний раз не попадаться на глаза контрразведке, которая тут называется «Служба внутренней безопасности». – Вообще как тут они работают? Лютуют? – Особо нет, но бывает усиление, как сейчас. – Надеюсь, не из-за моего приезда? – У Павла было прекрасное настроение. Заграница, новые впечатления, солнечный день после дождливой Москвы. На душе было радостно, хотелось шутить. – Смешно. Ожидается приезд английской принцессы Анны с дочерью. Принцесса – заядлая теннисистка, а здесь проходит королевский турнир, на котором она будет награждать победителей. – Может, мне за дочкой принцессы приударить? Выведать секреты Букингемского дворца, – залихватски заявил юноша. – У тебя есть специальная подготовка? – Михаил Михайлович не поддержал эйфории юноши. – В каком смысле? – Может, ты прошел подготовку и имеешь навыки, как познакомиться с девушкой, заинтересовать ее, обаять, очаровать? Если есть, тогда пиши план разработки объекта, будем согласовывать. Но учти, нам нужна практически стопроцентная гарантия установления необходимого долговременного контакта. Иначе ты просто попадешь в поле зрения английской и местной контрразведок. Так, на всякий случай, тебя занесут в информационную базу, и дальнейшая работа по линии нелегальной разведки для тебя будет под большим вопросом. Налет веселости улетучился. Михаил Михайлович ненавязчиво показал стажеру, что это работа, а не развлечение. Фауст задумался, «дядя» не мешал. – Я не думаю, что у местных спецслужб будет к тебе особый интерес и что они пустят наружку, но, вероятнее всего, организаторов курсов позднее попросят рассказать о тебе. Так сказать, для профилактики. С кем этот русский дружил, куда ходил, о чем говорил. Может быть, да, а может, и нет. Вообще они стараются держаться от советских на расстоянии. Спасибо товарищу Пономаренко. – А что случилось? – Ты не в курсе? В свое время товарищ Пономаренко, Пантелеймон Кондратьевич, был послом в тогда еще Голландии. Так вот, в 1961 году, во время посещения этой страны, советские граждане супруги Голуб решили здесь остаться и получить политическое убежище. Местные чиновники их на всякий случай разделили и, как выяснилось, не зря. Жену привезли в отделение полиции, где она должна была сделать официальное заявление. Они думали, что мы выразим сожаление и все такое. Они не учли, что Пантелеймон Кондратьевич во время войны командовал партизанским движением и привык действовать решительно и не всегда дипломатично. Через короткое время в этот полицейский участок ворвался сам Пантелеймон Кондратьевич во главе с несколькими сотрудниками посольства. Они отбили женщину и отвезли ее в представительство «Аэрофлота». – В каком смысле отбили? И почему в «Аэрофлот»? – В прямом, кулаками. Даже кому-то из охраны нос сломали. Во-первых, на офис «Аэрофлота» распространяется дипломатическая неприкосновенность, и местным туда сунуться проблематично. Во-вторых, как ты, наверное, знаешь, «Аэрофлот» – это «крыша» военной разведки, а там ребята боевые, орденоносцы, всю войну на передке провели. – Ничего себе история. А дальше? – В конце концов женщина заявила, что ошиблась, раскаивается и просит дать ей возможность вернуться в СССР. А через полгода вернулся на родину и муж. Кому он здесь нужен? – Предатели никому не нужны, – поддержал коллегу Павел. Михаил Михайлович посерьезнел лицом: – Для меня вообще главное правило жизни – не предавать, не сдавать своих. Я родился в Белоруссии. Когда началась война, был сопливым пацаном, но помню, как через село отступали наши. Среди них было много раненых. Гражданские, с детьми, с колясками, тележками. Последними шли пограничники. У них был приказ закрепиться на окраине села и держать немцев как можно дольше, чтобы колонна могла уйти. Их насчитывалось с десяток бойцов, то есть отделение, и четыре служебные собаки, которые шли с ними от самой границы. Несколько часов они держали оборону. У них закончились боеприпасы, немцы сумели зайти им в тыл, и тогда все израненные «зеленые фуражки» пошли в штыковую. Павел видел, как напрягся Михаил Михайлович. Сам он тоже чувствовал, как комок подкатился к горлу. – Не верь тем, кто говорит, что немцы боятся рукопашной. Может быть, потом, а эти, первых лет, подготовленные, прошли с боями всю Европу. Только нашим было нечего терять. Так они и пошли плечом к плечу, спустив собак с поводков. Штык в грудь, клыками в горло, парни хрипят «ура», собаки лютуют от крови. Никто не отступил – ни люди, ни звери. Все полегли, но и немцы вперед не пошли. Остались зализывать раны. Мы ночью одного раненого пса оттащили к леснику. Он его выходил. – Я маленький был, – голос молодого человека был грустный и задумчивый. Растревожил душу рассказ «дяди» Миши. – Но хорошо помню, как мы с родителями пошли в кино. Перед фильмом показывали кинохронику, и там был репортаж с Парада Победы. Там по Красной площади перед мавзолеем наряду с героическими бойцами Красной Армии отдельной колонной провели служебных собак. Как сейчас перед глазами. – Было такое. Я тоже считаю, что заслуженно. – А что было потом? – Потом сельчане поставили там скромный памятник, но это уже после войны. Меня определили сначала в детдом. В конце Великой Отечественной для нас, сирот войны, открыли суворовское училище. После него я уже пошел в военное училище. Догадайся, в какое? – Пограничное. – Точно. Закончил, предложили в разведку, я согласился. Поэтому главное для меня – это верность и преданность, как у тех пограничников и их собак. Овчарка никогда не предаст своего хозяина. Предательства не прощаю. Я бы этих перебежчиков голыми руками давил. Показался столичный пригород. Скоро они подъехали к посольскому дому. Павел остался с «тетей» Таней, а Михаил Михайлович отправился в резидентуру. Глава пятая Гронинген оказался тихим и спокойным городишком. Быть может, когда вернутся с летних каникул студенты, здесь и забурлит жизнь, но пока преобладало «сонное царство». Так показалось Павлу после Москвы. Курсы проходили по принципу самодисциплины. Пришел – значит с тобой будут заниматься. Не пришел – искать не будут. Оплата произведена, остальное – ваши проблемы. В кампусе Павла поселили вместе с греком. Тот не знал ни английского, ни немецкого, зато владел французским. Поэтому они почти не общались. Каждый занимался своими делами. К сожалению, преподаватели стремились дать слушателям классический английский, которого стажеру хватало и дома. В свободное время Павел изучал город, работу транспорта, подбирал места для встреч с Источниками и для подготовки закладок. Много фотографировал. Все в соответствии с заданием. В один из дней Фауст, как заправский турист, щелкал местный универмаг. Тот привлек его тем, что у него было несколько выходов и большое количество посетителей. Это удобно для отрыва от наружного наблюдения и проведения моменталки, то есть быстрого, мгновенного обмена материалами, помещающимися в ладони. Чтобы сделать панорамный снимок, юноша отступил от тротуара на проезжую часть. За мгновение до удара боковым зрением он успел засечь вывернувший на скорости из-за поворота автомобиль. Этого мгновения хватило, чтобы сработали рефлексы. На тренировках по физической подготовке инструктор сначала объяснил курсантам, а затем заставил отрабатывать действия при наезде машины. Автомобиль в руках злоумышленника – это всегда неожиданность и стремительность, когда нет времени даже отскочить в сторону. А вот подпрыгнуть можно успеть. При прямом ударе не избежать серьезных переломов и травм. Однако в прыжке вверх, вернее подпрыгивании или просто подтягивании ног, если начать вращательное движение, можно закатиться на капот, на лобовое стекло. При высокой скорости и вращательный момент будет сильнее, тогда уже можно перекатиться через крышу. Павел успел поджать ноги и подпрыгнуть. Он перекатился через капот и уперся в лобовое стекло, но машина резко затормозила, ударившись о камень бордюра. Поэтому юношу отбросило назад. Он слетел с капота, ударившись головой о тротуар. Фотоаппарат он спас, рефлекторно прижимая его к себе, но рубашка и джинсы не выдержали и порвались. В себя Павел пришел уже в машине. Группа перепуганных молодых людей что-то бурно обсуждала на голландском. В салоне витал странный сладковатый запах жженой травы. «Скорее всего, марихуана, так популярная у местной молодежи. Понятно, почему они не вызвали дорожную полицию и, схватив меня, умчались, – стал соображать Павел. – Ну и что дальше? Дай-ка я им сейчас задам этот вопрос». На всякий случай Фауст заговорил с незнакомцами по-немецки. Машина резво проскочила центр города, въехала в район утопающих в зелени небольших домиков. Они остановились возле одного из них. У Павла кружилась голова, он чувствовал слабость, но от помощи отказался. Молодежь привычно расположилась на диванчиках и в креслах холла, а раненого хозяйка повела на второй этаж, в спальню для гостей. Показала ему, где душ и туалет, велела снять поврежденную одежду. Рубашка лопнула на спине, из штанины был вырван целый клок. Пока Павел принимал душ, Инга, так она представилась, принесла не новые, но очень приличные джинсы и майку. – Это отца, – пояснила она. Вещи пришлись впору. Девушка заставила его лечь в постель и принять какие-то таблетки. – Тебе сейчас нужен покой, – пояснила она. – Твои друзья справятся там без тебя? – Еще как. – Тогда расскажи мне о себе. – Чтобы расслабиться, Фаусту нужна была информация об объекте и обитателях дома, где он оказался волею судьбы. Девушка села в кресло у изголовья. У нее был приятный мягкий немецкий говор. Вообще она была достаточно привлекательной, хотя усиленно старалась это скрыть под клетчатой мужской рубашкой, сильно расклешенными джинсами в стиле унисекс, за счет отсутствия косметики и под сильно всклокоченными волосами. Этот образ, как успел заметить Павел, преобладал у европейской молодежи. – Все началось, когда немцы оккупировали Голландию и пришли в наш город. Бабушке было восемнадцать лет, когда она познакомилась с молодым немецким офицером. Она долго сопротивлялась ухаживаниям, но все равно попала под его обаяние. В конце войны родился мой отец. После того как нас освободили американцы и англичане, немцы эвакуировались к себе в рейх. Связь между родителями прервалась. Первое время бабушку третировали как «немецкую подстилку», но со временем все успокоилось. Про деда не было никаких вестей. Однако бабушка ждала, хотя предложения от других мужчин поступали регулярно. Дед был жив, но ему пришлось довольно тяжело. На работу бывших офицеров вермахта брали неохотно. Все изменилось, когда он женился. Тесть по своим связям помог ему устроиться на хорошую работу. Дед правдиво рассказал жене о сыне и бабушке, ведь он думал, что у нее сложилась новая семья. Новая жена разрешила ему повидать сына, тем более что своих детей у них не было. Через несколько лет дед снова появился на пороге дома бабушки. Павел чувствовал, что засыпает. Головная боль стала утихать. Видимо, хозяйка дала ему вместе с обезболивающим еще и снотворное. Реальность расплывалась. Вместо Инги перед глазами появилась Света. Сквозь дрему он спросил: – Она простила его, Света?