* * * — Заходи, Анастасия, — весело приветствовал он Настю. — Рассказывай. — Что с вами, Виктор Алексеевич? — удивилась Настя. — У вас праздник? — Нет, просто я принял решение и от этого развеселился. Ты же знаешь, я никогда в драку первым не лезу, а если приходится отвечать, то всегда долго решаюсь. Осторожный я стал к старости. А принял решение — и камень с плеч. Что с Филатовой? Где твои «двести»? Настя покаянно вздохнула. То, что она собиралась сказать, было чудовищной дерзостью по отношению к начальству, но за то и любила Настя Колобка, что он принимал ее такой, какая она есть. — Мне надо ехать в ГИЦ, Виктор Алексеевич. — Ну? Так в чем дело? — поднял брови Гордеев. — Лень. Главный информационный центр МВД России располагался в роскошном многоэтажном здании в Новых Черемушках, от Петровки, прямо скажем, далековато. — Ну и поганка же ты, Анастасия! — со смехом сказал Гордеев. — Ладно, пользуйся моим хорошим настроением. Вот тебе телефон, запиши… — Я запомню. — Вот номер. Спросишь Елену Коновалову, скажешь, что от меня. Я когда-то с ее отцом работал, Алену еще крохой помню. Она славная девочка, все, что сможет, — сделает. Если, конечно, попросишь хорошенько. Так как насчет «двухсот»? — Осталось два невыясненных вопроса. Один я надеюсь разрешить при помощи ГИЦа. Другой пока повис. Если Филатова собиралась писать монографию, то где рабочие материалы? Я не нашла в ее бумагах ни одного слова, которое имело бы отношение к монографии. Никаких следов. А по плану она должна в октябре сдать ее в редакционно-издательский отдел, уже обсужденную в отделе и отпечатанную набело. — Ладно, решай свои вопросы сама. Гордеев помолчал, погрыз очки. — А скажи-ка мне, Анастасия, — внезапно спросил он, — помнишь ли ты, что ответил губернатор Старк своему помощнику Бердену, когда тот отказался искать компромат на кристально честного судью? Ни секунды не задумываясь, Настя без запинки произнесла: — Человек зачат в грехе и рожден в мерзости, и путь его — от пеленки зловонной до смердящего савана. Всегда что-нибудь есть. — Умница! — восхитился Гордеев. — Ты что, весь роман наизусть помнишь? — Нет, — улыбнулась Настя. — Только эту фразу. Но ведь и вы ее запомнили. Видно, у нас с вами избирательность одинаковая. Что же удивляться, в одной конторе работаем. — Верно, — согласился Виктор Алексеевич. — Так вот, Стасенька, слушай меня внимательно. Виталий Евгеньевич Ковалев меня очень обидел. Лично меня. Кроме того, он пренебрежительно отнесся ко всем нам. Более того, он пытается укрыть от правосудия опасного преступника. Частично в этом есть, может быть, и наша вина. Мы не хотели задерживать Шумилина, пока не получим убедительных доказательств. Я всегда хотел, чтобы мой отдел работал филигранно и честно, чтобы мы никогда не ссорились ни со следователями, ни с прокурорами. Долгое время нам это удавалось. За последние годы на нашей совести нет ни одного задержанного, которого пришлось бы выпускать через семьдесят два часа. Я старался набирать в отдел тех, кто обладает профессиональным мастерством или умеет учиться. У нас было много ошибок и промахов. Но главное наше достоинство в том, что мы умеем эти ошибки и промахи вовремя видеть и не опаздываем их исправлять. Мы все умеем критически относиться к тому, что делаем, мы без конца пытаемся опровергнуть сами себя. Это — тот стиль работы, за который я бился и боролся долгие годы. И я своего добился. Поэтому наш отдел — самый дружный. Поэтому мы никогда не ссоримся друг с другом. То, что у других называется критикой, у нас зовется взаимным анализом. Я все это тебе говорю не потому, что ты этого не знаешь. Ты понимаешь это, может быть, даже лучше меня. Я хочу, чтобы ты почувствовала, как глубоко меня оскорбил Ковалев, он оскорбил мою идею, мое детище, мой главный приз в этой жизни. Он воспользовался нашей профессиональной честностью. Последний удар, после которого я принял решение, он нанес вчера. Нанес не мне, а моей семье, моему тестю, который не рвется зашибать доллары, оперируя западных миллионеров, а хочет лечить своих сограждан. Мое терпение истощилось, Стасенька. И я очень на тебя рассчитываю. Такой неподдельной боли, такой искренней горечи Настя никогда в голосе начальника не слышала. Гордеев между тем продолжал: — И губернатор Вилли Старк был прав, всегда что-нибудь есть. Я не верю, что человек, которому наплевать на правосудие, на чужие жизни и на собственного ребенка, мог прожить жизнь честно. Я не верю. И потому я надеюсь, что найду средство, которое его остановит. У нас нет ни сил, ни времени искать это средство самим. Не будем забывать, что речь идет о человеке, занимающемся политикой. А это означает, что у него есть враги или, если хочешь, политические противники, которые нужным нам средством уже заранее вооружились и ждут подходящего часа. Просто так они нам свое оружие не отдадут. Отобрать его силой мы не можем, нас сейчас никто не боится. Остается один выход. Я надеюсь, ты меня поняла. И есть человек, у которого нужное нам оружие против Ковалева наверняка имеется. Это сотрудник аппарата парламента Борис Васильевич Рудник. * * * Колобок не обманул. Когда по названному им телефону Настя разыскала Елену Коновалову, та с готовностью согласилась помочь и даже подбадривала Каменскую, которая чувствовала себя неловко оттого, что сама плохо представляла, что же ей нужно. — Понимаете, Лена, у меня есть некая цифра, но я не знаю, что она обозначает. Я могу только догадываться. Мне кажется, что это число зарегистрированных преступлений. Но я даже не знаю, в каком регионе. — Число большое? Сколько знаков? Давайте попробуем определить, город это или область. Настя продиктовала все числа из строки «З» за восемь лет. — Несомненно, область, — твердо определила Елена. — Из городов такие цифры могли бы быть только в Москве или Санкт-Петербурге, но их показатели я помню наизусть, это не они. Подождите секунду. У меня в компьютере данные по областям России за последние пять лет, сейчас попробуем поискать. Прижав трубку к уху плечом, Настя в ожидании ответа налила из графина в кружку воды и начала готовить кофе. Через несколько минут Елена подошла к телефону. — Настя, за тысяча девятьсот восемьдесят седьмой, восемьдесят восьмой, восемьдесят девятый и девяностый годы цифры совпадают. Это Энская область. Вы хотите знать точно или этого достаточно? От неожиданности у Насти так дернулась рука, что кофе пролился на стол. Она решила, что ослышалась. — Как Энская?! — Настя ждала чего угодно, только не этого. — А в чем дело? — забеспокоилась Елена. — Этого не может быть? Давайте я проверю предыдущие годы. — А это долго? Ошпаренная крутым кипятком рука горела, но Настя не замечала боли. Пожар нетерпения разгорался у нее в голове. — Надо сходить в архив, статистические сборники за предыдущие годы хранятся там. Минут пятнадцать-двадцать. — Леночка, — умоляюще сказала Настя, — мне так неловко вас затруднять. Если бы вы только знали, как мне это важно! — Ну что вы, Настя, какая ерунда. Конечно, я схожу. Через двадцать минут Настя знала, что держит в руках данные по Энской области. Лена оказалась настолько любезна, что поискала еще кое-какие цифры, правда, теперь работа шла легче, потому что известно, по крайней мере, о какой области идет речь. Еще через два часа неподписанный листок открыл Насте Каменской все свои секреты. * * * Юра Коротков нежно поцеловал Люду в плечо и стал одеваться. Ему очень не хотелось уходить от нее, но остаться он не мог. Натянув брюки, он подвинул кресло к окну и сел рядом с диваном, на котором лежала женщина. — Послушай, Люся, — вдруг начал он. — А ты уверена, что Ирина не спала с Павловым? Людмила резко приподнялась с подушки. — Ира? С Павловым? Да ты с ума сошел! Надо совсем не знать ее, чтобы предположить такую глупость. — Ну, я ведь и не знаю, — мягко заметил Коротков. — Понимаешь ли, Павлов утверждает, что они были любовниками и он чуть ли не разводиться собирался. — Ерунда, — уверенно сказала Люда. — Выбрось это из головы. — Он говорит, что очень любил Ирину, — настойчиво продолжал Юра. — Зачем ему врать? — Ну да! — фыркнула женщина, вставая и заворачиваясь в простыню, как в индийское сари. — Очень он ее любил! Я была вчера в министерстве, видела его с какой-то красоткой. Как он на нее смотрел! — Она выразительно закатила глаза. — Едва неделя прошла, как Иру похоронили, а он эту кобылку был готов хоть сейчас в стойло вести. Она ласково взъерошила ему волосы. — Не морочь себе голову, дружок. Ирка была влюбчива, но очень, повторяю, очень разборчива. Юра удержал ее руку, прижал к щеке. — А что за красотка? Министерская? — Судя по тому, что они всей толпой вываливались из зала после брифинга, наверное, журналистка. Очень заметная, яркая. Если бы она работала в министерстве, наши мужики давно бы ее заметили, а наши дамы уже все косточки ей перемыли бы. Тебя покормить? — Покормить, — благодарно ответил Юра. Когда приходишь домой в час ночи, лучше тихонько раздеться и лечь, а не греметь на кухне посудой и не будить раздраженную твоим отсутствием жену. Уже стоя в прихожей, Юра сказал: — Люся, а давай подождем, когда дети подрастут, и поженимся. — У тебя терпения не хватит, — засмеялась она. — Но я подумаю. * * * Заказчик и Организатор ужинали в валютном «Пицца-Хат». Заказчик был деловит и энергичен, Организатор, напротив, рассеян и болезненно вял.