— Надо же, — она покачала головой, — целая машина. И с хромой ногой. Везите меня, Андрей, как бесценный груз. И, опираясь на руку небритого «сторожа», она поковыляла к машине. * * * Настиного терпения хватило только до тех пор, пока Андрей не вывел машину на шоссе, потом она не выдержала. — Вы мне ничего не расскажете? — спросила она. — Спрашивайте — отвечаем, — пошутил Андрей. — Только давай на «ты». — Когда ты здесь появился? — Вчера утром, как только Ларцев узнал, что они собираются на дачу. — Кто «они»? — Убийца и Муртазов. — Откуда он узнал? — Муртазов сообщил. Его Галл так прихватил, что Ларцеву этот Ариф достался еще тепленьким, долго уговаривать его не пришлось. Настоящего сторожа попросили временно удалиться куда-нибудь подальше. Галл тут все осмотрел, по дому походил, все двери и окна проверил. Он, оказывается, мужик предусмотрительный, доказательства причастности к убийству оставил вчера на даче. Мало ли как дело обернулось бы у тебя дома, вдруг он не сумел бы тебя живую сюда привезти. Сообщил бы потом, куда следует, что Павлов на своей даче кое-что прячет. — А Гордеев знал об этом? — В том-то и дело, что не знал, как выяснилось. Когда я вчера хотел с Ларцевым связаться, его нигде не было. А у меня связь только с ним была. Ты же знаешь наши дела милицейские. А вдруг Володька не хотел, чтобы обо всем знал его начальник? Он же меня не предупредил, что в случае чего можно выходить на Гордеева. — И что же Галл спрятал на даче? — Блокнот и два листка. Судя по всему, прихватил их в квартире у Филатовой — так, во всяком случае, Гордеев говорит. В блокноте — записи по июньской командировке в Краснодар. — А листки? Что в них? — Списки фамилий. На одном — девяносто четыре, на другом — девяносто две. — Теперь мне понятно. И что было дальше? — А дальше — на рассвете примчались ребята, перепилили петлю в двери сарая. С виду — крепкий замок, а на самом деле дверь легко открывалась. Только я понял, что ты эту дверь никак не углядишь. — Верно. Я знала, что должна быть запертая дверь, но думала, что это какой-нибудь боковой вход или чулан. Что-нибудь в этом роде, но только в доме. Про сарай я сразу не подумала, меня как раз этот замок сбил с толку. — На то и рассчитывали, чтобы Галла обмануть. Тебя надо было отделить от него. Ребята сказали, что в квартире он тебя ни на шаг от себя не отпускал, поэтому боялись, что и на даче будет то же самое. Пришлось дать Кирюше команду, чтобы он тебе подсказал. Испугалась? — Только не Кирюшу, — засмеялась Настя. — Я собак люблю, они меня никогда не трогают. Я боялась, что ему надоест меня терроризировать и у меня не будет повода двигаться в нужном направлении. Я же не знала, что он специально это делает. — Но ты молодец, сообразительная, — похвалил Андрей. — Стараюсь. — Кирюша на меня здорово обиделся, когда я ему бок выстригал, да еще заставил в грязи вываляться, а купаться на речку не пустил. Надулся, лег под лавку и смотреть в мою сторону не хотел. Но когда меня в образе неумытого сторожа увидел, простил. Умница моя, — ласково добавил он. — Слышишь, Кирилл, это я тебя хвалю. С заднего сиденья донеслось одобрительное урчание. — Я в это дело недавно влез, — пояснил между тем Андрей. — Может, ты мне теперь объяснишь насчет доказательств? — Понимаешь, Филатова прилетела поздно ночью из командировки, а через два часа ее нашли убитой в своей квартире, и никакого блокнота при ней не было. Следовательно, блокнот мог взять только тот, кто с ней за эти два часа встретился, то есть убийца. У кого блокнот — тот и преступник. Видимо, Галл всегда так подстраховывался, брал что-нибудь с места преступления, чтобы при неблагоприятном раскладе можно было подбросить кому-нибудь улику и навести подозрения на другого человека. А с листками другая история. Но суть в том, что эти фамилии выписывались с карточек в зональном информационном центре. То, что в одном списке на две фамилии меньше, говорит о том, что две карточки были изъяты. Это как раз и было то, чего так боялся Павлов и из-за чего погибла Филатова. Одну из этих двух фамилий я, кажется, знаю. Но вторая меня интересует больше. Это должна быть очень крупная фигура. * * * Машина подъехала к дому на Щелковском шоссе, и Настя сразу увидела на лавочке у подъезда знакомую лохматую шевелюру. Она тепло попрощалась с Андреем, дружески потрепала по загривку Кирилла, надела свои разновысокие туфли и, припадая на одну ногу, пошла навстречу Леше. — Спасибо, милый, — тихо сказала она, крепко обнимая его. * * * Ей хотелось только одного — смыть с себя грязь, пот, усталость, напряжение, а главное — отделаться наконец от этой отвратительной шантажистки Ларисы Лебедевой. Как хорошо быть невзрачной, ленивой, обыкновенной Настей Каменской, носить удобную обувь и привычную одежду, коротать выходные дни рядом со спокойным, надежным Лешей Чистяковым — молодым доктором физико-математических наук, спасшим ей сегодня жизнь. Когда кожа была отмыта до скрипа, а волосы снова стали светлыми, Настя вышла на кухню, где Леша, по заведенному ритуалу, накрывал по всем правилам на стол. — Садись, Настюша, уже все готово. Объявляю сегодня праздник в честь твоего боевого крещения, — торжественно сказал он. Она прижалась щекой к его плечу. — Солнышко мое, — нежно сказала она, удивляясь сама себе, — ненаглядный мой, ты лучше всех на свете. Я тебя ни на кого не променяю. — Да кто ж на тебя польстится, на такую ленивую и нехозяйственную, — отшутился Леша, стараясь скрыть, как он растроган. * * * Пока Настя Каменская дома приходила в себя, купаясь в волнах заботы, которой окружил ее Леша, на Петровке кипела работа. После задержания Галла с доказательствами в руках шли интенсивные допросы Павлова, Рудника и Муртазова. Теперь можно было разбираться и с фамилиями, и с тем, кто, как и Антон, составлял список, но на два месяца позже, будучи в Энске в составе бригады, проводящей инспекторскую проверку. Дело раскручивалось с головокружительной скоростью, людей катастрофически не хватало, но Гордеев не хотел трогать Настю, по крайней мере, до завтрашнего дня. Еще двух человек он отпустил к Володе Ларцеву: надо помочь с организацией похорон жены и с поминками. * * * Виктор Алексеевич допрашивал Галла сам. Уже при задержании он понял, что этот человек умеет проигрывать достойно. Он не оказывал сопротивления, не изображал возмущение и негодование, упорно стоял на своем: к нему обратился его знакомый, чтобы помочь уладить одно деликатное дело. Дело это состояло будто бы в том, что некая журналистка с темным прошлым начала вымогать деньги у вполне уважаемого человека, и этот человек хотел бы, чтобы в момент передачи денег присутствовало доверенное третье лицо. Кроме того, его просили познакомиться с журналисткой поближе, чтобы выяснить, не блефует ли она и можно ли ей доверять. И все, никакого криминала. Он не вламывался к ней в квартиру, она сама открыла дверь и впустила его, а утром совершенно добровольно поехала с ним за город. Сам факт засады на даче доказал Галлу, что квартира, где он провел ночь, конечно же, прослушивалась. Но все, что он там говорил, должно было, по его замыслу, укладываться в эту версию. Кроме, разумеется, того, о чем они разговаривали под шум льющейся воды. Он никак не мог для себя определить роль Ларисы. Он мог бы поклясться, что она его не провоцировала, не пыталась сказать вслух что-нибудь не то, не задавала ему коварных вопросов. Она вела себя именно как человек, который легко подстраивается под ситуацию, хочет получить свои деньги и не желает лишних неприятностей. Но, с другой стороны, не может быть, чтобы квартира прослушивалась без ее ведома. Значит, она все-таки связана с милицией. Спокойно и обстоятельно давая показания, Галл строго придерживался своей линии. Он хорошо помнил, что к блокноту и листкам из квартиры Филатовой он прикасался только в перчатках, отпечатков его пальцев на них не должно быть, если только он не допустил какую-нибудь оплошность. Бумаги были изъяты не у него, а найдены на даче у Павлова. Так что здесь был шанс выскользнуть. Правда, у него отобрали образцы для биологической экспертизы, но пока не готовы результаты исследования, можно еще поиграть. Галл хорошо понимал, что, независимо от того, какие показания он даст, доживет он, самое большее, до окончания следствия, потом ОНИ его все равно достанут. Но жить так долго он и не собирался. При обыске во время задержания у него отобрали все, что было в карманах, в том числе и спасительную салатового цвета таблетку. Но он найдет способ до нее добраться. В конце концов, это не так уж сложно. Пакет с изъятыми при обыске вещами лежал здесь же, на столе у Гордеева. Сам Виктор Алексеевич тоже события не форсировал. Он подробно расспрашивал задержанного о Павлове, о том, подо что у него вымогали деньги, чем шантажировали. Он, казалось, полностью принял версию Галла, во всяком случае, задаваемые им вопросы за рамки этой версии на первый взгляд не выходили. Наконец Галл решил, что время настало. — У меня к вам просьба, если позволите, — обратился он к полковнику. — Пожалуйста, — с готовностью отозвался Гордеев. — При обыске у меня отобрали лекарство, я бы хотел его принять, очень болит желудок. Можно? — Конечно, конечно, — засуетился полковник, открывая пакет. — Это? Он достал салатового цвета пилюлю, налил в стакан воду, протянул Галлу. — Может быть, врача вызвать? — заботливо спросил он. Галл улыбнулся, отрицательно качнул головой, положил таблетку в рот и запил водой. * * *