- Вы лучше других знаете, что статистика, - Гамаш мотнул головой в сторону стопки файлов, - не отражает всей картины. - То есть, ты заявляешь, - премьер оперся рукой о стопку, - что это ложь?! - Non, не ложь. Просто не вся правда. - Ты что, политиком заделался?! Что это за чушь? Ни разу не слышал, чтобы ты говорил настолько уклончиво. Он впился глазами в Гамаша, тот выдержал взгляд. Но не сказал больше ни слова. - Что ты задумал, Арман? Боже всемилостивый, только не говори мне, что «Enquête» правы. В программе намекали, однако, не опускаясь до клеветы, что Гамаш либо некомпетентен, либо, как и его предшественники, вовлечен в организованную преступность. - Нет, - сказал Гамаш. - Могу понять, как они пришли к такому заключению, к таким подозрениям. Но «Enquête» не правы. - Тогда что же это? Я умоляю тебя объяснить! Дай мне какой-нибудь ответ. Хоть что-нибудь. Кроме этой кучи дерьма! – Он пихнул стопку бумаги через стол с такой силой, что та каскадом свалилась с края. – Ты преднамеренно напустил этого тумана арестов, чтобы выглядеть хорошо, пока кто-то не заметил их незначительности. Пока гребаные «Enquête» не поняли этого. - Мы арестовываем убийц. - Поздравляю! – сказал премьер-министр. Они знали друг друга очень давно. Гамаш тогда был молодым агентом, а нынешний премьер стажировался в бюро юридических консультаций. - Они назвали тебя самым худшим шефом-суперинтендантом Сюртэ за долгое время. Это надо было постараться так ославиться. - Согласен, - сказал Гамаш. – Но поверь мне, я кое-что делаю. Правда. Премьер внимательно посмотрел на него, пытаясь поймать на лицемерии. Гамаш наклонился, собрал с пола бумаги, вернул их премьеру. Тот принял обратно этот груз, переполненный статистикой, и обделенный реальными фактами. - Моя партия берет меня в осаду, почуяв кровь, - сказал премьер. - Твою или мою, по большому счету, им все равно. Они жаждут действия, или жертвы. Ты должен что-то сделать, Арман. Дай им то, чего они хотят. Дай им первостатейный арест. - Я кое-что предпринимаю. - Это, - премьер с удивительной нежностью накрыл ладонью водруженную на стол кипу страниц - не «кое-что». Даже близко не оно. Пожалуйста. Я тебя очень прошу. - А я прошу тебя. Верь мне, - тихо попросил Арман. – Ты должен помочь мне дойти до финиша. - И что это значит? – так же шепотом, спросил премьер-министр. - Ты знаешь. И премьер, любивший власть не меньше, чем Квебек, побледнел. Он знал, что, возможно, придется отказаться от одного в пользу другого. Арман Гамаш смотрел на сидящего напротив него хорошего человека и спрашивал себя: буду ли они живы через несколько месяцев. Недель. Дней. Когда в конце июня зажгутся огни фейерверков на День Иоанна-крестителя, кто из них пойдет на праздник, чтобы посмотреть на сияющие небеса? Кто из них выстоит? Шеф-суперинтендант Гамаш вернулся на поезде в Монреаль, от станции прогулялся по старому городу до штаб-квартиры. Прохожие оглядывались ему в след, узнавая его по злосчастному тв-шоу, показанному прошлым вечером. А может быть, они знали его из предыдущих выступлений в СМИ. Ведь до того, как стать самым высокопоставленным офицером Сюртэ, Арман Гамаш был самым известным полицейским в Квебеке. Но если раньше на него смотрели с уважение, сегодня во взглядах читалось подозрение. И насмешка. Еще чуть-чуть, и он станет притчей во языцех. Арман Гамаш видел дальше этих взглядов. Он видел финишную черту. * * * Все это случилось в середине июня. Месяц назад, почти день в день. Гамаш посмотрел на часы и поднялся на ноги. - Пора в суд. - Как там обстоят дела, патрон? – спросила Мадлен Туссен, руководитель отдела серийных убийств. - Как и ожидалось. - Настолько плохо? - Настолько хорошо, - улыбнулся Гамаш. Они посмотрели друг на друга, и она кивнула. - У тебя то донесение от осведомителя с островов Мадлен? - спросил он, стараясь, чтобы в голосе было не слишком много надежды. Хотя слово «отчаянье» подошло бы больше. Она упоминала об этом донесении на оперативном собрании. Информация была интересной, но ничего экстраординарного в себе не несла. И лишь немногие могли оценить истинную суть этого донесения. - К вечернему совещанию уже будешь знать? – спросил Бовуар. - Надеюсь. Все отчасти зависит от того, как пойдут дела на суде, разве нет? – спросила Туссен. Гамаш кивнул. Да, так и есть. Суперинтендант Туссен вернулась в свой офис, Бовуар и шеф-инспектор Лакост остались с Гамашем. - Кстати, о суде, - начала Лакост, собирая свои бумаги. - Не уверена, но, кажется, я ни разу не видела, чтобы прокурор так обращался со своим собственным свидетелем. И судья такого не видела ни разу. Она хоть и новичок для судейского кресла, но недооценивать ее не стоит. - Non, - согласился Гамаш, вспомнивший цепкий взгляд судьи Кориво. Они зашагали по коридору к лифту. Лакост выходила на своем этаже. - Удачи, - пожелала она Гамашу. - И тебе удачи, - ответил он. - Мы почти у цели, патрон, - ободрила его Изабель, когда двери лифта закрывались. Почти у цели, подумал Гамаш. Ему, лучше чем кому-либо, было известно, что большинство несчастных случаев происходили на подходе к дому. * * * - Шеф-суперинтендант Гамаш, как вы свидетельствовали сегодня утром, неизвестный, стоявший на лугу Трех Сосен, на следующий день вернулся. Как это событие повлияло на ваши чувства? - Протестую, не имеет касательства к делу. Судья Кориво поразмышляла. - Склонна разрешить вопрос. Суду необходимы факты, но чувства это тоже факты. Шеф-суперинтендант Гамаш помедлил, прежде чем ответил. Я разозлился, что мир нашей тихой деревушки грубо нарушен. Что нам мешают жить. - И, тем не менее, он просто стоял там. - Верно. Вы спросили про мои чувства, и я вам ответил. - Вы его боялись? - Может немного. В нас так крепко засели суеверия. Он выглядел как Смерть. Умом я понимал, что это не так, но внутри все при этом холодело. Такая… - он поискал подходящее слово, - инстинктивная реакция. - И все же вы ничего не предпринимали. - Как я уже говорил вам до перерыва, я не мог с этим ничего поделать, кроме как попытаться договориться. Если бы я мог сделать что-то большее, я бы сделал.