- Он решил утянуть парня прочь, - заключил подошедший к ним Оливье. Антон собирался вскочить, но Оливье жестом дал понять, чтобы он остался на месте. Никто никуда больше не торопился. Они увидели, как Арман опускает руку, так и не дотронувшись до человека в черном. * * * Теперь и сам Гамаш стоял неподвижно. И пока человек в плаще смотрел на бистро, книжную лавку, бакалею и магазин месье Беливо, Гамаш смотрел на человека. - Будьте осторожны, - наконец прошептал Арман. Повернулся и пошел домой. * * * К обеду незнакомец все еще стоял на лугу. Арман и Рейн-Мари прошли мимо него по пути к дому Клары, на другую сторону луга. Вокруг человека в черном образовался невидимый ров. Деревенские жители отважились заняться своими обычными делами. Фигура стояла посреди широкого круга, который никто не решался пресечь. На траве больше не играли дети, и люди, отводя взгляды, шли мимо быстрее обычного. Анри, натянув поводок, зарычал и метнулся в дальнюю от Армана сторону. Шерсть на загривке встала дыбом. Пес насторожил огромные уши, затем прижал их - надо признать - к довольно легкомысленной голове. Анри хранил все самое важное в своем сердце. А голова ему была дана в основном для того, чтобы лакомиться печеньем. Но он был достаточно умен, чтобы не приближаться к облаченной в плащ фигуре. Грейси, которую нашли в мусорном баке несколько месяцев назад, как и ее братца Лео, тоже шла на поводке. Она, словно завороженная, загляделась на человека в черном и отказывалась идти дальше. Рейн-Мари пришлось взять ее на руки. - Может, надо что-то сказать? – спросила Рейн-Мари. - Оставим все как есть, - ответил Арман. – Вероятно, он желает внимания. И может быть, исчезнет, если мы этого внимания ему не окажем. Но Рейн-Мари показалось, что не это главная причина, по которой Арман решил игнорировать пришельца. Просто он не хотел, чтобы жена приближалась к фигуре. И, честно говоря, у нее самой такого желания не возникало. Утро перетекало в день, и Рейн-Мари ловила себя на том, что постоянно бросает взгляд в окно. Надеется, что фигура исчезнет. Но та оставалась на лугу. Неизменно неподвижная. Рейн-Мари не помнила точно, когда это произошло, но в какой-то момент она перестала думать о нем как о «нем». В фигуре не было ничего человеческого. И тогда фигура превратилась в «оно». В нелюдя. - Входите, - предложила Клара. – Вижу, наш визитер все еще здесь. Она старалась говорить весело, но было ясно, что происходящее ее расстраивает. Как и остальных. - Есть соображения, кто бы это мог быть, Арман? - None. Хотел бы я знать. Сомневаюсь, что он там долго простоит. Это, должно быть, какая-то шутка. - Должно быть, - Клара повернулась к Рейн-Мари. – Я приготовила несколько новых коробок в гостиной возле камина. Думала, мы их просмотрим. «Новые» было не совсем верным определением. Клара помогала Рейн-Мари с тем, что превратилось в бесконечную сортировку так называемых архивов исторического общества. Горы коробок с фотографиями, документами, одеждой. Все, что копилось более сотни лет, хранилось в подвалах и на чердаках. Приобреталось на гаражных распродажах, извлекалось на свет из церковных подземелий. Рейн-Мари добровольно вызвалась разобрать эти залежи. Надеялась отыскать хоть что-то ценное в этой куче старого хлама. Такая работа была ей по душе. Рейн-Мари сделала карьеру на посту главного библиотекаря и архивариуса в Национальной Библиотеке и Архиве Квебека и, как и ее муж, имела страсть к истории. В особенности, истории провинции Квебек. - Пообедаешь с нами, Арман? – спросила Клара. В кухне витал аппетитный аромат супа. – Я прихватила багет из бакалеи. - Non, merci. Я иду в бистро, – он показал книжку, которую держал в руке. Это был его субботний ритуал - обед, пиво и книга у камелька в бистро. - Не из тех, что печет Жаклин? – спросила Рейн-Мари, ткнув в багет. - Нет, это Сара пекла. Я проверяла. Хотя я купила немного шоколадных пирожных Жаклин. Все-таки, как это важно, – заметила Клара, нарезая хрустящий багет, – чтобы пекарь умел испечь багет? - Здесь, у нас? Жизненно важно, - подтвердила Рейн-Мари. - Да-а-а, - протянула Клара. – Я тоже так думаю. Бедняжка Сара. Она мечтает оставить пекарню на Жаклин, но не знаю… - Ну, может быть, шоколадных пирожных в данном случае будет достаточно, - сказал Арман. – Думаю, я мог бы научиться намазывать бри на них. Клара усмехнулась, а потом задумалась. Может быть… - Жаклин тут всего лишь несколько месяцев, - заметила Рейн-Мари. – Есть шанс, что она еще научится. - Сара говорит, что в случае с багетом тебе это или дано, или не дано, - сказала Клара. – Что-то насчет замешивания теста и температуры рук. - В смысле, холодные руки или горячие? – поинтересовался Арман. - Вот не знаю, - ответила Клара. – Слишком много разной информации. Хочется просто верить, что багеты - это результат волшебства, а не дело случая, – она отложила хлебный нож. – Суп почти готов. Пока он настаивается, не желаете ли взглянуть на мою последнюю работу? Клара нечасто приглашала на просмотр своих картин, особенно незавершенных. По крайней мере, Арману и Рейн-Мари, неохотно идущим в сторону мастерской, хотелось считать эти картины незавершенными. Обычно они не упускали любой возможности посмотреть на то, что рисовала Клара – из-под ее кисти выходили прекрасные портреты. Но совсем недавно стало понятно, что «законченное» в ее понимании не совпадает с представлением остальных. Арман спрашивал себя, что же такого там видит Клара, чего не видят они. Мастерская была погружена в темноту, сквозь северное окно всегда проникало мало света, а в холодный ноябрьский день его было еще меньше. - Эти готовы, - сказала Клара, махнув в сторону прятавшихся во мраке холстов, расставленных вдоль стен. Зажгла свет. У Рейн-Мари едва не вырвалось: «Ты уверена?» Некоторые портреты казались почти дорисованными, но либо прически изображаемых были пока лишь карандашными набросками, либо руки их скрывались под штрихами, мазками краски. По большей части лица были узнаваемы: Мирна, Оливье. Арман подошел к портрету Сары, прислоненному к стене. Этот портрет был ближе всего к завершению. На морщинистом лице Сары застыло знакомое Арману выражение желания быть полезной. И благородство, почти надменность. Но Кларе удалось отразить и ранимость Сары. Словно та опасалась, что покупатель запросит того, чего у нее нет. Да, ее лицо, руки, поза - все было выписано превосходно. И все же... Ее рабочий халат заштрихован, скрывая все детали. Словно Клара в какой-то момент потеряла к этому портрету интерес. Грейси и ее братец Лео устроили возню на бетонном полу, Рейн-Мари наклонилась, чтобы погладить их. - Что это?! Услышав этот хриплый вопль, все слегка вздрогнули. Рут, державшая в руках Розу, тыкала пальцем внутрь мастерской. - Иисус! Это отвратительно, - произнесла старая поэтесса. – Вот же дрянь! Не опишешь даже словом «уродство». - Рут, - начала Рейн-Мари, – тебе как никому другому должно быть понятно, что творчество - это процесс. - И не всегда удачный. Я серьезно. Что это такое?! - Это искусство, - сказал Арман. – И оно не обязательно должно тебе нравиться. - Искусство? – взгляд Рут выражал сомнение. – Правда? – наклонившись, она позвала: - Ко мне, Исскуство! Ко мне! Народ запереглядывался. Даже для старой маразматичной Рут это было слишком. А потом Клара начала хохотать: - Она про Грейси!