- Рассказывай, - решила Клара, и получила от Рейн-Мари взгляд «ну спасибо тебе огромное». - Помните, почему Пиноккио не мог стать настоящим мальчиком? - Рейн-Мари задала вопрос Арману и Мирне. - Потому что был сделан из дерева? - предположила Мирна. - И это тоже, - согласилась Рейн-Мари. - Но основное, что мешало ему стать человеком - отсутствие совести. Ее роль в фильме играл сверчок Джимини Крикет. Учил отличать добро от зла. - Крикет это кобрадор, - вступила в разговор Клара. - Поющая и танцующая его разновидность, но тем не менее. - Есть большая разница между хилой совестью, совестью, которая выбрала неправильное направление, - заметил Арман, - и отсутствием совести как таковой. - Знаете, как психологи называют явление отсутствия у пациента совести? - спросила Мирна. - Антисоциальное расстройство личности? - выказала знание Рейн-Мари. - Умная ты задница! - восхитилась Мирна. - Окей, да, официально. А неофициально мы называем такого человека психопатом. - Ты же не хочешь сказать, что Пиноккио был психопатом? - спросила Рейн-Мари. Обернулась к Арману. - Надо бы внести поправки в список вечернего чтения для Рэй-Рэя. - Но эти сцены наверняка не вошли в фильм, - успокоила Клара. - Там, где Пиноккио вырезает деревенских жителей. Интересно, что бы Джимини пел в этой сцене? - Видите, в этом-то и проблема, - проговорила Мирна. - Мы привыкли к киношным версиям психопатов. Те поголовно явно чокнутые. Но большинство психопатов умны. Иначе нельзя - им приходится притворяться нормальными людьми. Как притвориться заботливым, когда не чувствуешь ничего кроме злости и всепоглощающей, бескрайней веры в то, что тебе все должны? Что тебя обидели. Поэтому психопаты добиваются желаемого посредством манипулирования. Большинству из них не требуется прибегать к насилию. - Мы все когда-то кем-то манипулируем, - заявил Арман. - Мы можем этого не замечать, но так и есть. Он указал на вино, посредством которого Мирна заманила их всех к себе. Мирна вскинула свой бокал в знак согласия. И без тени раскаянья. - Большинство из нас стремится к открытости, прозрачности, но вы никогда не рассмотрите, что внутри психопата, - заявила она. - Он виртуозно притворяется. Ему хочется верить и доверять. Его даже хочется полюбить. В этом его основной талант. Убедить всех, что его точка зрения верна и законна, в то время как все говорит об обратном. Таким был Яго. Это своего рода магия. - Окей, я запуталась, - выдала Клара. - Кто из них психопат - кобрадор или Кати Эванс? Все посмотрели на Армана, тот всплеснул руками: - Если б я мог вам ответить. Он уже начал подумывать, что в данном преступлении не настолько узкий круг подозреваемых. Кобрадор, Кати Эванс… Возможно, есть некто третий, манипулировавший двумя оставшимися. А теперь манипулировавший и следователями. Это значит, что в деревне есть кто-то, кто выглядит как человек, но таковым не является. Глава 27 Молоток грохнул с такой силой, что некоторые из зрителей подпрыгнули на своих местах. Кое-кто из них дремал, борясь с навалившейся апатией, вызванной небывалой жарой. Большинство, однако, справилось с дремотой, желая услышать, что шеф-суперинтендант скажет дальше. И как поступит при этом Генеральный прокурор. Для зрителей все выглядело, как битва умов. Выпад, отражение удара, ответный выпад. Атака. Но для судьи Кориво, сидевшей близко и видевшей то, что было недоступно остальным, происходящее перестало выглядеть битвой и превратилось в эстафету. Один человек пасовал другому, тот возвращал подачу. Словно они по очереди несли, перекидывая друг другу на плечи, тяжелую ношу. Они друг друга терпеть не могут, знала судья. Это было очевидно с самого начала. Между ними не просто шуточная вражда, а вполне искренняя нелюбовь. Таким образом, что бы ни происходило сейчас на их глазах, оно смогло пересилить вражду. И даже - она это уже поняла - может изменить ход судебного процесса. С нее хватит! - Заседание откладывается на день, - провозгласила она. - Вернемся к этому завтра утром, к восьми. - По залу прокатился недовольный рокот, уж слишком ранним был назначенный час для заседания. - Пока не так жарко. Это объяснение встретили с понимание, и когда судья поднялась со своего места, ей закивали в знак одобрения. - Господа, - обратилась судья к Гамашу и Залмановицу. - Жду вас обоих у себя в офисе. - Хорошо, ваша честь, - ответили оба, и слегка поклонились, когда она выходила. - О, господи, - проговорил Залмановиц, сев, наконец, и промокнув мокрое от пота лицо. Подняв глаза на стоявшего в ожидании Гамаша, он добавил: - Извини. Облажался. - Это может быть даже хорошо, - ответил Гамаш. - Верно. - Генпрокурор засунул документы в портфель. - Несколько лет в тюрьме - просто отпуск, так мне необходимый. Я подумывал о доме престарелых в Аризоне, но так я тоже переквалифицируюсь. Интересно, есть у них в тюрьме курсы иностранных языков. Всегда хотел выучить итальянский. - Он глянул на Гамаша. - Тебе не кажется верхом иронии, что мы окажемся в каталажке благодаря Ганди? Шеф-суперинтендант Гамаш улыбнулся. Улыбка оказалась слабой и натянутой. - Ты не сделал ничего дурного, - сказал он. - Ложные показания давал я. - А я тебе позволил. Зная правду, не уличил тебя во лжи. Это делает меня соучастником. Мы оба это знаем. И боюсь, она тоже это знает. Может, не в деталях, но что-то она определенно пронюхала. Залмановиц вернулся к упихиванию бумаг в портфель, потом, подняв голову, увидел, как Гамаш обозревает опустевший зал суда. Впрочем, один человек там все же присутствовал. Жан-Ги Бовуар неуверенно помахал Гамашу. Он поторопился вернуться во Дворец правосудия, чтобы сообщить Гамашу о новостях от Туссен. Но теперь, оказавшись здесь, не знал, как быть. Между двумя мужчинами пролегла пропасть, там, где когда-то были доверие, близость и дружба. Все растворилось в пустоте из-за единственного шага. Простого шага - Бовуар покинул зал суда. Неспособный быть свидетелем, не желающий видеть, как Арман Гамаш предает все, во что верил. Гамаш сделал это, отринув сомнения. А Бовуар сбежал. - А вот и он, - буркнул Залмановиц. - Сбежавший. Гамаш в сердцах развернулся к нему. - Жан-Ги Бовуар оставался со мной рядом в таких переделках, какие тебе представить будет сложно! - А сегодня - исключение? Жестоко с его стороны, понимал Залмановиц. Это как провернуть нож в ране. Зато правда. Сегодня не тот день, не то время, чтобы избегать смотреть неприятным фактам в лицо. Кроме того, он вымотан жарой, он устал, да еще грядет выговор от судьи. Барри Залмановиц находился не в самом лучшем настроении. - Джентльмены. - У открытой двери появился судебный клерк. - Судья Кориво желает видеть вас у себя. Королевский прокурор вздохнул, поднял свой распухший от бумаг портфель, и в который раз утерев потное лицо, засунул мокрый платок в карман и направился к двери. Виновный должен быть осужден. Но шеф-суперинтендант Гамаш с места не сдвинулся. Очевидно, пока не решил, что важнее - сообщение Бовуара или приглашение судьи Кориво. Гамаш помедлил и обратился к клерку. - Присоединюсь к вам через минуту. - Сию секунду же, monsieur, - настаивал тот. - Минуту, - повторил Гамаш. - S’ilvousplaît. Повернувшись к двери спиной, он направился к Бовуару. Барри Залмановиц остановился. Стал ждать, стараясь не обращать внимания на все возрастающую досаду на лице судебного клерка. Ох, вот же черт, подумал он, снова опуская портфель. Куда уж хуже, казалось бы? Еще и обвинение в неуважении к суду, помимо всего прочего. Еще пара месяцев к сроку. Еще один шанс выучить причастия прошедшего времени в итальянском. «Parlato, - зашептал он, наблюдая, как Гамаш шагает к Бовуару. - Amato». Да, решил Залмановиц. Так многому нужно научиться. - Патрон, - начал Бовуар. Резко, сухо. Как любой другой агент, рапортующий вышестоящему начальству.