Сняв солнцезащитные очки, Изабель подождала, когда ее глаза привыкнут к полумраку. Она предпочитала находиться внутри, по ряду причин. - Мне чего-нибудь покрепче, - крикнула она Оливье, шагая прямиком к деревянной стойке бара. - Джин с тоником, например. О, сделай двойной! Я не на работе. - Тяжелый день? - поинтересовался Оливье, заливая кубики льда Танкереем* (*сорт джина). Добравшись до стойки, Изабель кивнула, открыла банку с карамельками и достала оттуда лакричную трубочку. Первым делом откусила красные цукаты, как ее учили дети, которых научил этому месье Гамаш. - Как протекает суд? - поинтересовался Оливье. Лакост неопределенно повела ладонью. Commeci, commeça. Покачав головой, Оливье отрезал лимон, свежий аромат моментально наполнил воздух. - Печально, - сказал Оливье и ткнул кончиком ножа в сторону церкви Св.Томаса. - Но, в конце концов, будет возмездие за смерть Кати. Повернувшись, Изабель посмотрела в окно, на раскаленное, как сковорода, патио, где посетители потягивали прохладительные напитки. На ребятишек, играющих на ярко-зеленом деревенском лугу, бегающих туда-сюда вокруг трех огромных сосен, как-будто сосны были их друзьями по играм. На каменные и дощатые домики с клумбами многолетних синих дельфиниумов, старыми розовыми садами, мальвой и лавандой. Эти сады были посажены еще прадедами и теперь с заботой взращивались. Взгляд Изабель Лакост охватил старую деревушку и остановился на маленькой белой каменной церкви на холме, месте убийства Кати Эванс. Церквушка оказалась и кое-чем большим. Все это приходило на ум сегодняшним вечером. Возмездие, подумалось ей. Еще несколько месяцев назад она понимала, что это слово означает. Сейчас она не была так уверена. - Кто это? - спросила Лакост у Оливье. Двое мужчин сидели у незажженного камина и наслаждались ужином. Рядом с ними стоял Антон, вероятно, рассказывал о составе блюда, им приготовленного. Гости перехватили ее взгляд, и Лакост улыбнулась, поприветствовав Антона поднятым стаканом. Тот отсалютовал ей в ответ. - Не знаю, - сказал Оливье. - Какие-то проезжие, думаю. В B&B не останавливались. Ты же знаешь Габри. Одного комплекта постояльцев ему более чем достаточно. - Значит, в B&B есть постояльцы? - спросила Изабель, вдыхая свежий запах тоника, лимона и джина. - Oui. Там Лея и Маттео. - Правда? А зачем они приехали, не сказали? - Лакост старалась, чтобы ее голос звучал как обычно, чтобы Оливье не заметил, как гудят ее мысли. - Я не спрашивал, но это наверняка как-то связано с судом. Мы читаем репортажи. Похоже, у Армана тяжелые времена. Лея и Маттео, возможно, хотят перекинуться с ним парой слов. Кажется, они нервичают. Да, подумала Лакост. Это одно из объяснений. В зале стоял гул голосов. Некоторые посетители уже поняли, что на террасе довольно жарко, и укрылись в прохладе бистро. Все разговаривали, но никто не смеялся. Так или иначе, суд очень сильно влиял на настроение в деревне. Некоторых из местных вызовут в качестве свидетелей. К счастью, следователи отклонили попытку Генерального прокурора вызвать на свидетельскую скамью Рут Зардо. Согласно расписанию, Лакост должна была давать показания завтра, хотя она понимала, что до этого не дойдет. Не после того, что случится сегодня ночью. На сегодняшнем заседании шеф-инспектор Лакост отсутствовала и не слышала показаний Гамаша. Зато она слышала рассказы об этом. От коллег, из новостей. Слышала она и о растущей неприязни между прокурором и шефом-суперинтендантом. По этой причине их обоих вызвали в кабинет судьи. Что там произошло? Что сказал Гамаш? Рассказал ли он судье Кориво правду о той ноябрьской ночи, когда вернулся в церковь? Поведал ли он судье секрет, который они все так отчаянно скрывали, из-за чего Гамашу пришлось солгать под присягой? Все началось с мимолетного замечания старой сумасшедшей поэтессы и переросло в подозрение за выпивкой в мансарде Мирны. А потом они стали действовать. * * * Спустившись в подвал церкви, Гамаш снял пальто, покрытое снегом, бросил его на стул. Затем повел Бовуара в церковный погреб. - Захвати пакет для улик, пожалуйста. И две пары перчаток. Пока Жан-Ги выполнял просьбу, Гамаш включил техническое освещение, установленное криминалистической бригадой. Остановился на пороге помещения. Все места преступлений всегда выглядят достаточно серьезно и торжественно, что зачастую вступает в противоречие с окружением. Жестокое убийство среди мирного антуража выглядит особенно жутко. Эта крохотная комнатка без окон, с земляным полом, с полками, прогнувшимися под тяжестью позабытых банок с заготовками и паутиной от давно почивших пауков, никогда не была радостным местом. Погребам положено быть холодными. Но убийство Кати Эванс сделало его особенно стылым. В подобном месте даже искушенные следователи отдела убийств не желали оставаться дольше необходимого. Гамаш смотрел на участок пола, где обнаружили поверженное тело одетой в костюм кобрадора Кати Эванс. Бывший глава отдела по раскрытию убийств Сюртэ никогда не забывал, что это не просто работа. Не просто головоломка, тренировка логики и ума. Здесь у молодой женщины отняли жизнь, тут она сделала последний вздох. Осталась лежать в темноте и холоде, на земляном полу. А не в кровати, окруженная родными людьми, дожив до девяноста лет, как надеется большинство из нас. - Мадам Гамаш не видела биту, когда обнаружила тело Кати Эванс. Но бита оказалась здесь, когда приехала Лакост. Это значит, что ее принесли, так, чтобы никто не видел. Вот задняя стена церкви. - Гамаш подошел к стене. - Это где-то здесь. - Что именно? Гамаш повернулся к Бовуару. - Во времена сухого закона церковь использовали для контрабанды спиртного. И вносили его не через главный вход. Глаза Бовуара расширились, когда он понял, к чему клонит Гамаш. - Черт! Оба стали тщательно осматривать полки. - Есть! - воскликнул Жан-Ги. - Подожди, - попросил Гамаш. Он включил камеру и стал снимать, как инспектор Бовуар наклоняет стеллаж, затем толкает его. Низкая дверца, встроенная в стену, открывается. Встав на колени, Бовуар выглянул наружу через открывшийся лаз. Ветер бросил ему в лицо снегом. Присмотревшись, Жан-Ги всего в нескольких шагах разглядел лес. По лесу до американской границы совсем недалеко. Мечта контрабандиста. - Этим путем биту вынесли, а потом вернули назад, - заключил Бовуар. Гамаш остановил запись и передал камеру Жану-Ги, тот начал документировать обнаруженное. - Удобное место, - тихо произнес Гамаш, осмотрев пространство, лишенное окон. И для кобрадора, и для убийства. - Патрон? - из оперативного штаба послышался голос Лакост. - Мы здесь! - крикнул ей Жан-Ги. - Я только запущу компьютер и загружу почту, - прокричала Изабель. - И сразу спущусь. Гамаш обернулся и увидел, как маленькая дверца закрывается. Как только это произошло, стеллаж с полками плавно и беззвучно вернулся на место. Гамаш склонился ниже и осмотрел петли. В верхнем помещении Лакост сняла пальто, кликнула на значок почты и, расслышав какой-то звук, посмотрела на лестницу. В тишине церкви шаги, раздававшиеся на крыльце, звучали жутким набатом. Ту-дум. Ту-дум. Словно приближающееся сердцебиение. А потом в дверях возник Бовуар. Глаза Изабель округлились, она так комично дернула головой, что Жан-Ги расхохотался. - Désolé, - извинился он. Изабель посмотрела на Гамаша, стоящего в проеме входа в погреб. Тот развел руками, как бы уверяя, что он тут ни при чем. - Он был тут, - сообщил Гамаш. - А теперь я здесь, - сказал Бовуар. Лакост переводила взгляд с Гамаша на Бовуара, потом поднялась и потребовала у Жана-Ги: