Встать перед домом, перекрыв путь тем, кто собирается депортировать, вешать, бить и запугивать. Стук в дверь. На чердаке евреи. Наступило ее время, ее очередь. Очередь проявить себя. - Я ничего не знала, - услышала она собственный голос. Сидевший рядом с ней Гамаш промолчал. - Это все вы, Арман? - спросил премьер. - Oui. - Но ваши люди в этом участвовали. В этом участвовал генеральный прокурор. - Да. Упоминать, что все они следовали его приказам, необходимости не было. Гамаш не на допросе. - Вы знаете, что я должен сделать, - объявил премьер-министр. - Попрание закона, лжесвидетельство, нарушение границы и убийство гражданина другой страны, не имеет значение, заслужил он смерть или нет - все это не может остаться без ответа. - Я понимаю. - Вы, конечно, станете… - Я все знала, - перебила премьер-министра Морин Кориво. Повернулась к Гамашу. - Простите меня, я должна была признать это раньше. - Я понимаю, - ответил ей Гамаш. А потом, очень тихо добавил: - Вы не одна. - Объяснитесь, - попросил ее премьер-министр. - Деталей я не знала, но понимала, что на суде что-то происходит. Что-то необычное. Я заподозрила сговор и пригласила месье Гамаша и месье Залмановица в свой офис. Они сознались во всем. Этого было достаточно, чтобы арестовать их, как минимум задержать. Но я их отпустила. - Почему? - Потому что понимала - должна быть какая-то очень веская причина. И если они пошли на такой риск, то наименьшее, что я могла сделать - не задерживать их. - Спасибо за это, - кивнул ей премьер. - Вы понимали, что если бы задержали месье Гамаша, весь план бы рассыпался. И картель окончательно выиграл бы. - Я понимала. Премьер обратился к Гамашу: - Вы будете освобождены от должности. Отстранены на время проведения расследования. Как и ваш заместитель, инспектор Жан-Ги Бовуар. Я так понимаю, именно вы зачинщики? - Да. - Суперинтендант Мадлен Туссен будет назначена исполняющей обязанности руководителя Сюртэ. Она тоже была замешана и так же подвергнется расследованию, но кому-то же надо руководить, а благодаря вам, Арман, все старшие офицеры скомпрометированы. Значит, либо я назначу Туссен, либо уборщика. - А шеф-инспектор Лакост? - спросил Гамаш. - Она остается главой убойного. Арман с благодарностью кивнул. За Изабель он был готов сражаться, но с облегчением понял, что не придется. - А я? - спросила судья Кориво. - Вы же судья, - сказал ей премьер. - Как считаете, что я должен сделать? Морин Кориво немного подумала и заключила: - Ничего. Премьер развел руками. - Звучит разумно. Значит, ничего. - Pardon? – переспросила Кориво. Говоря «ничего», она шутила. - Вчера я говорил с председателем верховного суда и рассказал ему, что, по моему мнению, может произойти. Он согласился, что, в то время как технически вы действовали ненадлежащим образом, одновременно с этим вы приняли самое верное решение, в интересах провинции. В интересах людей. Вы великолепный судья. Премьер-министр Квебека поднялся и протянул руку, которую судья Кориво пожала. - Merci, - поблагодарил премьер. Он повернулся к поднявшемуся за ними следом Гамашу. - Дорогой друг, прошу простить за всякое взыскание, которое последует в вашем отношении. Нам бы надо наградить вас медалью… Гамаш отмахнулся от такого предложения. - … Но я не имею права, - продолжил премьер. - Могу лишь твердо пообещать вам с инспектором Бовуаром справедливое расследование. Проводив посетителей, премьер сначала закрыл за ними дверь, потом закрыл глаза. И как воочию увидел прелестное бистро, и милого человека с ножом в руке. Глава 35 - Ну? - проговорила Клара. - Что думаешь? После случившегося в деревне она отменила свой вернисаж. Он должен был состояться в тот самый день, в музее изящных искусств Монреаля. Вместо этого она развесила свои новые работы по стенам бистро. - Дыры замечательно прикрывают, - оценил Габри. Это было лучшее, что можно было сказать о картинах. Те не могли скрыть все оспины, оставленные пулями в штукатурке, но самые жуткие из дыр теперь прикрывали странные портреты. Габри до сих пор сомневался, что вид бистро от этого выиграл. С разрухой справились. Битое стекло и щепки от мебели собрали в мусорные ящики. Раны залечили. Оливье стоял рядом с Габри, держа забинтованную руку на перевязи. Страховые агенты все приходили и уходили. Снова и снова. Им не верилось, что весь ущерб причинен, как было заявлено, автоматическим оружием. Пока собственными глазами не увидели. И все же, им нужно было вернуться снова. Они никуда не девались - дыры от пуль в стенах. Старое окно разбилось, местный подрядчик произвел временную замену. Из соседних деревень приходили люди, чтобы помочь. И теперь, если не присматриваться, бистро могло показаться нормальным. Рут стояла напротив портрета Жана-Ги. Картина была наполнена светом и воздухом. Вероятно, потому что холст не отяжеляло разнообразие красок. На самом деле, красок там было совсем мало. - Он раздет, - констатировала Рут. - Отвратительно. Это была не совсем правда. На теле Бовуара имелась одежда. Но это был лишь намек на тело, намек на одежду. Детально выписанным было лишь его красивое лицо. Однако на портрете он выглядел старше себя настоящего. Клара изобразила Жана-Ги таким, каким он мог бы стать лет через тридцать. Лицо его дышало покоем, и в глазах его, на самой глубине, что-то светилось. Народ ходил вокруг с напитками в руках, разглядывал картины на стенах. Рассматривал самих себя. На протяжении всего года Клара рисовала их всех. Большинство из них. Мирну, Оливье, бакалейщицу Сару, Жана-Ги. Лео с Грейси. Она нарисовала и себя, это был долгожданный автопортрет - чокнутая женщина средних лет смотрится в зеркало. Держит в руках кисть. Пытается нарисовать автопортрет. Габри повесил ее рядом с туалетами. - Там же нет дырок, - указала ему на это Клара. - Это ли не счастье? - коротко бросил ей Габри и ретировался. Клара улыбнулась, последовала за ним в бистро, заняла позицию у стойки бара и стала потягивать холодную сангрию.