Когда он закончил, она спросила: – Значит, кобрадор пришел сюда, чтобы заставить кого-то отдать долг? – Не совсем так, – ответил Гамаш. – Да, современные кобрадоры занимаются именно этим. Но здесь у нас появился кобрадор старого образца. Предшественник. Подлинный кобрадор. – И что он собой представляет? Гамаш посмотрел на Жана Ги, и тот продолжил историю. Рассказал Лакост о том, что ему удалось узнать. Об острове. О жертвах эпидемий, проказы, о детях, рождавшихся с физическими недостатками, о ведьмах. И о совести, сотворенной властями. – Кобрадоров арестовывали, – сказал Гамаш. – Пытали, чтобы они рассказали, кто такие и откуда пришли. Но никто из них не заговорил. Тех, кто не умер от пыток, казнили. Однако на их место приходили другие. Наконец власти поняли, откуда они взялись, и отправили на остров солдат, которые убили всех. – Всех? – переспросила Лакост. Проблема людей, наделенных воображением, в том, что они живо представляют себе подобные сцены. Мужчин. Женщин. Детей. – Кое-кому удалось избежать общей участи, – ответил Гамаш. – Возможно, кому-то помогли сами солдаты, которым не нравился полученный приказ. Муки совести, подумал он. – То есть вы хотите мне сказать, что здесь у вас на деревенском лугу появился древний мститель, – сказала Лакост. – Из Средних веков. – Ты не веришь? – спросил Гамаш и слегка улыбнулся, прежде чем Лакост успела среагировать. – Non. Я не об этом. Я говорю о том, что кто-то знал о древнем кобрадоре и решил использовать этот образ, чтобы получить желаемый результат. – И этим кем-то оказалась Кэти Эванс, – подхватила Лакост. – Нет, – возразил Гамаш. – Это не могла быть Кэти. Я видел ее в пекарне и книжном магазине, когда кобрадор стоял на лугу. А Рейн-Мари видела, как Кэти с мужем уезжала вчера вечером в Ноултон. – Но если кобрадором была не Кэти Эванс, то кто? Ответа на этот вопрос пока не было. – И если не она изображала кобрадора, – продолжила Лакост, – то, возможно, она была его целью. Но почему на ней его костюм? Мужчины опять пожали плечами. – Кто бы это ни сделал, он давно покинул деревню, – заметил Бовуар. – Боюсь, что так и есть, – сказал Гамаш. – Коронер добавит информации, но убийство, скорее всего, произошло вчера вечером. Утром, когда я выгуливал Анри и Грейси, кобрадора здесь уже не было. – Это во сколько? – спросила Лакост. – Сразу после семи. – А когда вы видели его в последний раз? Гамаш задумался: – Вчера вечером, однако я не могу тебе сказать, когда он ушел. – Но утром его не было, – проговорила Лакост. – Что же с ним произошло? – Я подумал, что он ушел, потому что добился своего. – То есть убил Кэти Эванс, – сказала Лакост. – Получается, что так. – Хотелось бы знать, что такого ужасного она совершила, – подумала вслух Лакост. Гамаш уставился прямо перед собой. Не в кладовку, а в пространство. – Что? – спросил его Жан Ги. – Это не имеет смысла. – В самом деле? – с усмешкой проговорил Бовуар. – Парень в черной мантии и маске не имеет смысла? Гамаш строго посмотрел на зятя, потом обратился к Изабель Лакост: – Современный кобрадор – сборщик долгов, но не киллер. А кобрадор во времена эпидемий олицетворял совесть. И не был убийцей. Даже когда его провоцировали, даже ради спасения собственной жизни он не отвечал насилием. Как и кобрадор вчера вечером. Он рассказал им о разъяренной толпе. – Так почему же этот кобрадор убил? – спросил Бовуар. Ответом ему было молчание. Глава шестнадцатая Оливье стоял у окна бистро, наблюдая за тем, как офицеры полиции, только что вышедшие из церкви, идут по дороге. Оливье был не один. Все жители деревни и фермеры округи собрались в бистро, которое становилось центром притяжения общества во все времена – и в хорошие, и в плохие. И было совершенно ясно, какие сейчас времена. Они молча смотрели, как Арман Гамаш, Жан Ги Бовуар и Изабель Лакост идут к ним сквозь холодную ноябрьскую изморось, которая время от времени превращалась в ледяной дождь, а потом снова в изморось. Оливье и Габри подавали кофе и чай, соки и свежую теплую выпечку от Сары. Никакого алкоголя. Не стоило распалять и без того разогретые эмоции. Изморось сопровождалась туманом, отчего казалось, будто Три Сосны – аэропорт, закрытый для взлетов и посадок. В обоих каминах с двух сторон бистро весело потрескивали дрова – единственный (если не считать чьего-то затрудненного дыхания) звук, который сейчас раздавался в зале. Здесь пахло дымком и крепким кофе. И мокрой шерстью от тех, кто появился позднее, спешил сквозь напитанный влагой день. В любое другое время, при любых других обстоятельствах в бистро царила бы уютная, безопасная, домашняя атмосфера. Бистро было убежищем. Но не сегодня. Все смотрели в окно на эту троицу. Казалось, вместе с ней из тумана появляются дурные новости. Потом Оливье оглянулся. Посмотрел на Патрика Эванса. Тот сидел – ноги больше не держали его. Рядом с ним сидела Леа, держа его за руку, и стоял Матео, положив руку ему на плечо. Но кто-то отсутствовал. Одного человека не было. Кэти. Хотя у них уже не оставалось сомнений в том, где она. В этот момент она еще оставалась жива. Но как только появятся полицейские и начнут говорить, она умрет. Все понимали: что бы ни случилось и как бы оно ни случилось, ответ на вопрос «с кем» уже есть. Патрик дышал часто, неглубоко. Руки у него были ледяными. Глаза расширились. Он ждал. * * * – Когда вы вошли в ресторан, старший суперинтендант, у вас не создалось впечатления, что люди уже знают? – спросил прокурор. – Создалось. – Но откуда? Это мадам Гамаш сказала им? – Нет.