– Да, конечно, – ответила Лакост, позволяя Матео и Леа оставаться с другом. Они прошли в отдельную комнату, и Бовуар закрыл дверь. Здесь не было камина, распространяющего тепло и радость. Окна от пола до потолка выходили на мрачный сад и полноводную сейчас речушку Белла-Белла. Воздух за окнами сгустился, образуя тяжелый туман, за которым почти не было видно леса. Бовуар включил освещение, а затем обогреватель, чтобы прогнать прохладу из комнаты. Лакост посмотрела на Патрика Эванса и увидела, что он собирается с духом. Как и Матео Биссонетт. Как и Леа Ру. Словно она, Лакост, расстрельный взвод, а они приговоренные. Без всяких предисловий она сообщила им новость. Тихо, мягко, с сочувствием, но и с полной ясностью. – Мне очень жаль, сэр, но ваша жена мертва. Изабель Лакост давно уже поняла, что простота в таких случаях – оптимальное средство. Короткое, резкое изложение факта. Чтобы не осталось никаких сомнений, никакой приоткрытой двери, через которую они могут проникнуть. Не существовало щадящего способа сообщать такие известия. Разбивать сердца. А долго готовить людей к подобной новости – лишь усугублять травму. Матео шагнул ближе к другу, взял его за локоть и сжал пальцы. Хотя Патрик Эванс должен был уже предполагать, что его жена мертва, это известие сразило его наповал. У него отвисла челюсть, и он медленно опустился на стул. Раздался стук в дверь, и Бовуар открыл ее. Вошел Оливье с бутылкой виски и стаканами. И коробкой салфеток. – Merci, – прошептал Жан Ги и, взяв поднос, закрыл дверь. Лакост подвинула стул и села напротив Патрика, так что их колени почти соприкасались. Его темные короткие волосы были подстрижены не по возрасту – так стригутся люди гораздо старше. Чисто выбритый и привлекательный на вид, Патрик не отличался силой характера. Некоторые люди даже в скорби умеют оставаться уверенными. Или хотя бы сохранять видимость. Но этот человек не мог ни того ни другого. Он выглядел бледно во всех смыслах этого слова. – Ее нашли в церкви, – сказала Лакост, глядя в его голубые глаза, не уверенная, слышит ли он ее. – Как?.. – спросил он. – Коронер будет заниматься этим, но, похоже, ее избили до смерти. – О боже… Патрик опустил глаза. Потом с трудом поднял, но взгляд его скользнул в сторону от Лакост. – Как это могло случиться? – спросил он у Матео. – Не знаю. – Биссонетт покачал головой с непонимающим видом. Леа, сидевшая рядом, казалась больной. Ей было физически плохо. Губы Патрика шевельнулись, но либо слова переполняли его настолько, что одно мешало другому, либо он вообще не находил слов. В душе этого и без того опустошенного человека будто образовалась пропасть. – Когда вы видели жену в последний раз? – спросила старший инспектор Лакост. – Прошлым вечером, – ответил он. – На улице. – Она была на улице? – спросила Лакост. – Не пришла спать? – Я думал, она пришла. Сам я уснул и думал, что она вернулась. – Однако она не вернулась, – сказала Лакост, и Патрик кивнул. – Что же она там делала? – спросила Лакост. – Кэти любила прогуляться вечером, – вставила Леа. – Когда вы вернулись с обеда? – спросила Лакост. – Не знаю, – ответил Патрик. – Они вернулись, приблизительно когда мы ушли от вас, – сказал Матео Гамашу. – Около десяти, если не ошибаюсь? Гамаш кивнул. – Вы видели, как она пошла на прогулку? – спросила Лакост. Матео и Леа отрицательно покачали головой. – Кобрадор стоял на своем месте, когда вы шли в гостиницу? – Кобрадор… – Патрик внезапно оживился. – Боже мой, это ведь все из-за кобрадора, да? Он посмотрел на Матео, потом на Леа. Глаза его от страха расширились. – Не знаю, – сказала Леа. Она неловко обняла его. Патрик не ответил на объятие. – Как такое могло случиться? – пробормотал он приглушенно, оттого что крупная Леа прижимала его к себе. – Не понимаю. Но теперь его взгляд был устремлен на Изабель Лакост. А она подумала, что здесь есть много чего непонятного. Но прежде чем все это закончится, у нее будут ответы. Она посмотрела на Бовуара, который наблюдал за Патриком Эвансом своими проницательными глазами, потом перевела взгляд на месье Гамаша. Он стоял, сцепив руки за спиной, и смотрел в окно. Поверхностный наблюдатель мог бы подумать, будто он потерял интерес к происходящему. Однако Лакост, даже глядя на Гамаша в профиль, чувствовала его абсолютную сосредоточенность. Он не пропускал ни единого слова, ни малейшей интонации. Гамаш нередко говорил, что слова говорят о мыслях человека, а интонация – о его чувствах. И то и другое крайне важно. Да, факты были необходимы. Но если откровенно, любого можно научить находить кровавые пятна или волоски. Или любовный роман. Или банковский баланс, вовсе не сбалансированный. Но чувства? Лишь самые храбрые отваживались заходить в это огненное царство. И именно там проводил свои разыскания Гамаш. В области ускользающих, летучих, непредсказуемых, а порой и опасных чувств. Там он искал ту обнаженную буйную эмоцию, которая привела к убийству. И он научил Лакост делать то же самое. Гамаш перевел вдумчивый взгляд с густого леса на Патрика, Матео и Леа. Его карие глаза блеснули. Он смотрел не на Патрика Эванса, а на Матео Биссонетта. – Где вы обедали вчера вечером? Тот пожал плечами, словно последние силы оставили его: – В каком-то заведении в Ноултоне. «Ле Реле». Верно? Но Патрик не прореагировал. – Вы заволновались, когда не увидели жену утром? – спросила Лакост. Патрик распрямился: – Не очень. Я думал, она с ней. Он показал на Леа. С ней. Он говорил, еле ворочая языком. – А мы думали, она с Патриком, – сказал Матео. – И только когда приехала полиция, мы поняли, что никто целый день не видел Кэти, – добавила Леа. Лакост подалась к Патрику: