– Как по-вашему, кто мог сделать это с вашей женой? – Не знаю. – Он посмотрел на нее с детским недоумением. – Дайте ему немного прийти в себя, – вмешалась Леа. – Разве вы не видите, что он потрясен? Она налила ему виски, и он выпил залпом. Лакост внимательно присмотрелась к Патрику. С ним определенно что-то случилось. Он словно завернулся в ватный кокон. Реальность доходила до него дальним эхом. Возможно, он переживал потрясение, с которым не мог справиться из-за природной слабости характера. Но, судя по его зрачкам, дело этим не ограничивалось. – Что вы можете рассказать о кобрадоре? – спросила она. Патрик уставился на нее. – Это совесть. Верно? Он посмотрел на Матео, но его взгляд оставался мутным, и он начал покачиваться. Бовуар наклонился и заглянул ему в глаза. Патрик ответил на его взгляд, чуть приоткрыв рот. Его мягкие губы поблескивали от слюны. – Вы ничего не принимали? – спросил Бовуар медленно и четко, но ответом ему был лишь пустой взгляд. – Это он сделал, – невнятно проговорил Патрик. – Мы все знаем, кто это сделал. – Кто? – спросил Бовуар. – Он, конечно, имеет в виду кобрадора, – сказал Матео, наклоняясь к Патрику. – Верно? Кого же еще? – Месье Эванс, посмотрите на меня, – произнесла Лакост громким, ясным голосом. – Что ваша жена делала в церкви? – Никто не ходит в церковь, – пробормотал он совсем уж неразборчиво. Бовуар посмотрел на агента, делавшего записи: – Позови доктора Харрис, коронера. Быстро. Не успел он сказать это, как Патрик начал заваливаться набок, и Бовуар подхватил его, удержал и с помощью Лакост опустил на пол возле стула. – Какие лекарства он принимает? – спросил Бовуар, проверяя жизненные показатели Патрика. Гамаш снял куртку, скатал и подложил под голову Патрика. – Я дала ему лоразепам, – ответила Леа. – Что с ним? – Когда? – спросил Бовуар. – Перед вашим приходом. Он начал задыхаться, был близок к панике. Я хотела его успокоить. – Одну таблетку? – спросил Бовуар, переводя взгляд с потерявшего сознание Патрика на его друзей. – Одну. Леа принялась рыться в сумке, которую бросила на пол, и вытащила пузырек с таблетками. – А еще вы дали ему виски, – напомнила Лакост. – О, проклятье, – простонала Леа. – Черт, черт, черт. Я не подумала. Появилась Шарон Харрис и заняла освобожденное Бовуаром место рядом с Патриком. Все отступили в стороны, пока она осматривала его. – Кто он? – спросила она, не прекращая проверку. – Муж Кэти Эванс, Патрик, – сказала Лакост, и доктор Харрис ответила ей коротким взглядом. – Мы думаем, это лоразепам в сочетании с виски. Это сообщение не прошло мимо ушей доктора или других полицейских. – У вас есть пузырек? Леа протянула ей пузырек. Доктор осмотрела его, сняла крышку, высыпала на ладонь несколько таблеток. Потом бросила их обратно в пузырек и протянула Леа. Без комментариев. – Он просто потерял сознание. Возможно, нет привычки к транквилизаторам. Да и виски на пользу не пошел. Его нужно уложить в постель. Месье Эванс! – Доктор Харрис наклонилась к его уху. – Патрик, поднимайтесь, мы уложим вас в постель. Она ущипнула его за ухо, и его веки открылись, хотя взгляд оставался рассеянным. – Мы можем поставить его на ноги? Бовуар и Матео подняли его с пола и поддержали. Патрик был как пьяный. Голова его моталась, глаза моргали. Судя по всему, он пытался всплыть из омута на поверхность, но это ему не удавалось. Доктор Харрис направилась через бистро к выходу, следом за ней ковылял Патрик, поддерживаемый Бовуаром и Матео. Леа хотела было последовать за ними, но Гамаш остановил ее. – Он что-то принимает? – спросил Гамаш, пристально глядя на нее. – Нет. – Самое время сказать нам. – Я и говорю. Патрик из всех нас самый правильный. Он даже почти не пьет. – Она покачала головой. – Это моя вина. Глупо, зря я дала ему лекарство. И виски, подумал Гамаш, разглядывая женщину. Она казалась искренне расстроенной. – Все в порядке? – спросил Оливье, приоткрыв дверь и просунув в комнату озабоченное лицо. – Oui. Месье Эванс пришел в себя, – сказал Гамаш. – Ему нужно отдохнуть. – Если что, только позовите. – Merci, patron, – сказал Гамаш. Когда Оливье исчез, Гамаш показал Леа на стул. Она села, а Гамаш и Лакост устроились рядом. – Вам не приходит в голову, кому могла помешать Кэти? – спросил Гамаш. – Честно говоря, не приходит, – ответила она. Лакост, не будучи циником, всегда настораживалась, слыша из чьих-то уст ответ «честно говоря» во время допроса. Но Леа Ру казалась искренней и была в самом деле потрясена. Впрочем, напомнила себе Лакост, эта женщина – политик. А политика – это театр. Теперь настала очередь Леа изучать их. Ее проницательные глаза были устремлены на старших чинов Квебекской полиции. – Вы считаете, что Кэти убил кобрадор? – Она переводила взгляд с одного на другую. – Так же считают месье Эванс и ваш муж. А вы – нет? – Я не понимаю, зачем ему это понадобилось, – ответила Леа. – Получается, что кобрадор объявился здесь из-за Кэти. И все это время она была его целью. – Возможно, – сказала Лакост. – Доподлинно нам пока известно, что человек в костюме исчез, а мадам Эванс убита. Для совпадения многовато, вам не кажется? Леа Ру обдумала ее слова: – Это не означает, что он с самого начала приходил за ней. Может быть, он впал в ярость, а тут подвернулась она. Во время вечерней прогулки. – Но она была не на прогулке, верно? – сказала Лакост. – Она была в церкви. Зачем? Леа откинулась на спинку. Задумалась. – Во время наших путешествий Кэти часто заходила в церкви. Она архитектор, и церкви ее очаровывали. Аркбутаны и контрфорсы. – Она улыбнулась. – Боюсь, это единственное, что я запомнила. Она вернулась из прошлого в настоящее. – Но то были собор Парижской Богоматери, Шартр, Мон-Сен-Мишель. Не очень похоже на вашу деревенскую церквушку. Гамаш положил ногу на ногу и кивнул. У Святого Томаса явно не имелось контрфорсов, хотя находиться в нем было приятнее, чем в соборе Парижской Богоматери. Впрочем, все зависело от того, что тебе нужно.