Было субботнее утро, и он оделся как обычно. Брюки, рубашка и теплый осенний свитер. Наступил ноябрь, и погода не давала им забыть об этом. День начался серым рассветом, как это часто случается в ноябре после ярких восходов и ярких осенних листьев октября. Ноябрь – переходный месяц. Разновидность чистилища. Холодное влажное дыхание между умиранием и смертью. Между осенью и мертвой зимой. Никто не любил ноябрь. Гамаш надел резиновые сапоги и вышел наружу, оставив немецкую овчарку Анри и маленькое существо по имени Грейси в полном недоумении: они не привыкли, чтобы их не брали на прогулку. На улице было холоднее, чем он предполагал. Даже холоднее, чем предыдущим вечером. Он еще не успел дойти до луга, как руки у него закоченели, и он пожалел, что не надел перчатки и шапку. Гамаш подошел к темной фигуре и остановился прямо перед ней. Маска оказалась на месте. Не было видно ничего, кроме глаз. Но даже и глаза были скрыты какой-то сеткой. – Кто вы? – спросил Гамаш. Голос его звучал спокойно, даже дружелюбно. Абсолютно нормальная ситуация. Во враждебности нет никакой нужды. Для этого еще будет время, если возникнет необходимость. Однако человек продолжал хранить молчание. В его позе не было скованности. Его окружала аура уверенности, даже авторитетности. Он не только чувствовал себя здесь на своем месте, но даже как бы владел им. Впрочем, Гамаш подозревал, что это ощущение создает скорее мантия, чем молчание человека. Его всегда поражало, насколько молчание действеннее слов. Например, если нужно сбить кого-то с толку. Но он не мог позволить себе роскошь молчания. – Почему вы здесь? – спросил Гамаш. Сначала по-французски, потом по-английски. Потом он ждал ответа. Десять секунд. Двадцать. Сорок пять. * * * В бистро Мирна и Габри смотрели сквозь свинцовое стекло окна. Смотрели на двух человек, уставившихся друг на друга. – Отлично, – сказал Габри. – Арман избавится от него. – Кто это? – спросила Мирна. – Он вчера был у тебя на празднике. – Помню, но я понятия не имею, кто он такой. И Оливье тоже не знает. – Уже закончили? – спросил Антон, мойщик посуды и помощник официанта. Он потянулся к тарелке Мирны, на которой остались одни крошки. Но его рука замерла на полпути. Как и двое других, он уставился в окно. Мирна посмотрела на Антона. Он появился недавно, но быстро здесь освоился. Оливье нанял его мыть посуду и помогать официанту, однако Антон ясно дал понять, что надеется стать шеф-поваром. – Шеф-повар может быть только один, – доверительно сообщил Антон Мирне как-то раз, покупая в ее магазине старинные кулинарные книги. – Но Оливье нравится делать вид, будто их целая армия. Мирна рассмеялась. Это было похоже на Оливье. Ему всегда хотелось производить впечатление, даже на людей, которые слишком хорошо знали его. – У вас есть фирменное блюдо? – спросила она, выбивая чек на своем старинном кассовом аппарате. – Я люблю канадскую кухню. Мирна помедлила, глядя на него. Ему лет тридцать пять, прикинула она. Конечно, с такими амбициями и в таком возрасте уже не годится быть помощником официанта. Судя по речи, Антон был неплохо образован, он поддерживал хорошую физическую форму – стройный, атлетического сложения. Темно-каштановые волосы, коротко подстриженные по бокам и подлиннее сверху, придавали ему мальчишеский вид. Определенно он был красив. И стремился стать шеф-поваром. Будь она лет на двадцать моложе… Почему бы девушке не помечать? И она мечтала. – Канадская кухня? А что это такое? – Вот именно, – ответил Антон с улыбкой. – Никто толком не знает. Я думаю, это все, что рождает земля Канады. И ее реки. Здесь так много всего. Я люблю добывать корм. При этих словах он плотоядно усмехнулся, как вуайерист, который говорит: «Я люблю смотреть». Мирна рассмеялась, слегка покраснела и взяла с него доллар за обе книги. И вот теперь Антон смотрел в окно, наклонившись над их столиком в бистро. – Это что? – спросил он шепотом. – Разве тебя не было вчера на празднике? – Да, но я все время торчал в кухне. Не выходил. Мирна перевела взгляд с существа на деревенском лугу на этого молодого человека. В бистро было полно веселящегося народа, а он мыл тарелки в кухне. Как в какой-нибудь викторианской мелодраме. Словно прочитав ее мысли, Антон улыбнулся: – Я мог бы выйти, но не люблю большие сборища. Меня устраивает и кухня. Мирна кивнула. Она понимала его. «У нас у всех, – подумала она, – есть место, где мы чувствуем не только спокойствие, но и уверенность в себе». Таким местом для нее был книжный магазин. Для Оливье – бистро. Для Клары – мастерская. Для Сары – пекарня. А для Антона – кухня. Но порой ощущение спокойствия оказывалось иллюзией. Оно вроде бы защищало тебя, а на самом деле становилось твоей тюрьмой. – Что он говорит? – спросил Антон, садясь рядом и показывая на Гамаша и человека в мантии. * * * – Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил Арман. – Может, вы хотели бы с кем-то поговорить? Он не дождался ни ответа, ни какого-либо движения. Хотя и видел пар от дыхания, вырывающийся оттуда, где должен был находиться рот. Свидетельство жизни. Оно было постоянным. Как дым из трубы паровоза, мчащегося вперед. – Меня зовут Гамаш. Арман Гамаш. – Он немного помолчал, прежде чем продолжить: – Я глава Квебекской полиции. Кажется, он заметил движение глаз. Посмотрел ли на него этот человек, прежде чем отвести взгляд? – Холодно, – сказал Арман, потирая замерзшие руки. – Давайте зайдем в дом. Выпейте кофе или, может, хотите яичницу с беконом? Я живу вон там. Он показал на свой дом. Подумал, не уточнить ли, но понял, что этот человек уже знает, где он живет. Ведь Гамаш вышел оттуда. Вряд ли это было тайной. Он ждал, что ответит человек в мантии на приглашение к завтраку, мельком подумав о том, как отреагирует Рейн-Мари, если он приведет домой нового друга. Не получив никакого ответа, Арман протянул руку, чтобы ухватить незнакомца за запястье и попытаться увести его с собой. * * * В бистро смолкли все разговоры, утреннее обслуживание застопорилось. Все – и клиенты, и обслуживающий персонал – не сводили глаз с двух человек, стоявших посреди деревенского луга.