– А Кэл сможет претендовать на трон. Чтобы вернуть все на свои места. – Этого не будет. Никто не позволит ему вернуться на престол, ни Красные, ни Серебряные. А судя по тому, что я вижу, он и не захочет. – Правда? Ненавижу ухмылку, которая искривляет губы Килорна. – Чья это была идея – убить Мэйвена? Я не отвечаю, и усмешка ширится. – Я так и думал. – Спасибо за откровенность, Килорн. Моя благодарность застает его врасплох и удивляет не меньше, чем он сам удивил меня. Мы оба изменились за последние несколько месяцев, мы уже не дети из Подпор, готовые подраться из-за любого пустяка. Тех мальчика и девочки больше нет. – Я буду держать в уме то, что ты сказал. Никогда еще уроки этикета не напоминали о себе с такой силой – я пытаюсь отослать Килорна, не оскорбив. Как принцесса отослала бы слугу. Но от него так легко не отделаешься. Его глаза сужаются, превратившись в темно-зеленые щелки. Они проницают личину вежливости насквозь. Килорн смотрит на меня с таким отвращением, словно едва удерживается, чтобы не сплюнуть. – Однажды, очень скоро, ты заблудишься, – произносит он. – А меня не окажется рядом, чтобы отвести тебя обратно. Я поворачиваюсь спиной к своему самому давнему другу. Его слова очень обидны, и я не желаю их слышать – неважно, насколько они разумны. Ботинки Килорна скрипят по твердой земле: он шагает прочь, оставив меня стоять и смотреть на деревья. В отдалении гудит возвращающийся к нам самолет. Я больше всего боюсь оказаться одна. Так зачем я это делаю? Почему отталкиваю людей, которых люблю? Что со мной не так? Не знаю. И понятия не имею, как это прекратить. Собрать армию несложно. Данные из Центра безопасности ведут нас к новокровкам, живущим в городах и деревнях по всему округу Маяк, от Канкорды и Тауруса до полузатопленных гаваней на островах Барн. Список Джулиана помогает расширить круг, и вскоре все регионы Норты оказываются в пределах нашей досягаемости. Даже Дельфи, самый южный город королевства. На самолете до него всего несколько часов. В любом населенном пункте, даже самом крошечном, обитает свежеприсланный Серебряный гарнизон. Солдатам велено поймать нас и отправить к королю. Но они не могут постоянно охранять каждого новокровку, а Мэйвен еще не настолько силен как правитель, чтобы вывезти сотню человек за одну ночь. Мы наносим удары то тут, то там, без особой логики – и обычно застаем противника врасплох. Иногда нам везет, и враги даже не понимают, что мы рядом. Шейд снова и снова доказывает свою полезность, Ада и Никс тоже. Ее способности помогают нам пробраться за городские стены, а его – проломиться насквозь. Но точку всегда ставлю я. Именно я разговариваю с каждым новокровкой, объясняю, кто они такие и какую опасность представляют для короля. Затем они получают выбор – и всегда выбирают жизнь. Выбирают нас. Мы обеспечиваем свободный выход для их семей, отсылая тех, кто остается, в разные убежища и на базы, которыми управляет Алая гвардия. «Командование», – говорит Фарли, и с каждым разом ее слова звучат все загадочней. Некоторых даже переправляют на остров Так, под защиту полковника. Пускай он ненавидит новокровок, но Фарли уверяет, что он не прогонит обыкновенных Красных. Новокровки, которых мы находим, напуганы, иногда злы, но, как правило, не удивлены, во всяком случае взрослые. По большей части, они не знают, что представляют собой. Но некоторые знают, и последствия мутации уже преследуют их. На окраине города Хейвен мы встречаем Лютера Карвера, сына плотника. Маленького восьмилетнего мальчика с редкими черными волосами, слишком мелкого для своих лет. Мы находим его в отцовской мастерской. Лютера забрали из школы, чтобы учить ремеслу. Нужно совсем немного убеждений, чтобы мистер Карвер впустил нас, хотя на Кэла и даже на Никса он смотрит с подозрением. Мальчик отказывается смотреть мне в глаза, а его крошечные пальчики нервно подергиваются. Он дрожит, когда я заговариваю с ним, и упорно зовет меня «девочка-молния». – Твое имя в этом списке, потому что ты особенный, – говорю я. – Ты понимаешь, о чем я? Мальчик энергично трясет головой, так что черные пряди мотаются туда-сюда. Но за спиной у него, как телохранитель, стоит отец. Он медленно и серьезно кивает. – Все в порядке, Лютер, нечего стыдиться. Я протягиваю руку через стол, покрытый затейливой резьбой – несомненно, работы мистера Карвера. Но пальцы Лютера ускользают от меня, и он кладет руки на колени, съежившись за пределами моей досягаемости. – Не обижайтесь, – говорит Карвер, успокаивающе опуская руку на плечо сына. – Лютер… он просто не хочет причинить вам вред. Это… приходит и уходит. Иногда становится хуже. Но вы ведь ему поможете? В срывающемся голосе бедняги звучит боль. Я переживаю за него всем сердцем и задумываюсь, как бы на места Карвера вел себя мой отец. В присутствии людей, которые понимают твоего ребенка и могут ему помочь – но должны забрать его. – А вы знаете, почему он такой? Это вопрос, который я задавала себе много раз. Вопрос, который задает мне почти каждый новокровка. Но у меня по-прежнему нет ответа. – Простите, сэр, не знаю. Мы знаем только, что причина наших способностей – в мутации. Что-то такое в крови, чего нельзя объяснить. Я думаю про Джулиана, его книги и исследования. Он никогда не рассказывал мне про Раздел – давнее событие, когда серебряная кровь отделилась от красной. Я знаю только, что это случилось, и результатом стал современный мир. Очевидно, начался новый Раздел – из-за таких, как я. Джулиан возился со мной, пытаясь найти ответ на этот вопрос, пока его не арестовали. Он не успел. Кэл переступает с ноги на ногу; он обходит стол, и я ожидаю увидеть на его лице столь знакомое угрожающее выражение. Но вместо этого принц добродушно улыбается, так широко, что улыбка почти достигает глаз. Затем он опускается на колени, чтобы посмотреть Лютеру в глаза. Мальчик заворожен и ошеломлен не только присутствием принца, но и его безраздельным вниманием. – Ваше высочество, – пискляво говорит он и даже пытается отсалютовать. Отец, стоя у него за спиной, ведет себя не так вежливо – он хмурится. Серебряные принцы не входят в число любимых гостей мистера Карвера. Тем не менее Кэл продолжает улыбаться и не сводит глаз с мальчугана. – Пожалуйста, зови меня Кэл, – говорит он и протягивает руку. Лютер снова отстраняется, но Кэл не настаивает. Готова поспорить, он этого ждал. Лютер краснеет – его щеки заливаются очаровательным багровым румянцем. – Простите… – Все хорошо, – заверяет Кэл. – Знаешь, я частенько делал то же самое в детстве. Я был немного помладше тебя, но у меня было много-много учителей. Честное слово, я в них нуждался, – добавляет он, подмигнув. Несмотря на страх, мальчик слегка улыбается. – А у тебя только папа, да? Лютер сглатывает – крошечное горло дергается. Потом он кивает. – Я стараюсь… – говорит Карвер и снова сжимает плечо сына. – Мы понимаем, сэр, – произношу я. – Прекрасно понимаем. Лютер слегка толкает Кэла мыском ботинка. Его любопытство побеждает страх. – А чего ты боялся? У нас на глазах раскрытая ладонь Кэла вспыхивает жарким бурливым огнем. Но, как ни странно, оно прекрасно – медленно горящее, словно жидкое, то красное, то желтое, ленивое. Если бы не жар, оно казалось бы произведением искусства, а не оружием. – Я не умел его контролировать, – говорит Кэл, позволяя огню играть у себя между пальцев. – Я боялся сжечь кого-нибудь. Отца, друзей, моего… – у него обрывается голос, – моего младшего брата. Но я научился подчинять себе огонь, делать так, чтобы он не принес вреда людям, которых я хотел уберечь. И ты тоже сможешь, Лютер. Мальчик зачарованно смотрит на Кэла, а вот его отец, кажется, сомневается. Но он – не первый родитель, с которым мы сталкиваемся, и я готова к следующему вопросу. – Те, кого вы зовете новокровками… они тоже это умеют? Они могут… контролировать себя? Мои собственные руки покрываются искрами. Каждая из них – яркая фиолетовая молния. Они скрываются под кожей, не оставив следа. – Да, мистер Карвер. С удивительной скоростью мужчина снимает с полки горшок и ставит перед сыном. Из почвы торчит какое-то растеньице, может быть папоротник. Любой другой человек смутился бы, но Лютер прекрасно знает, что хочет от него отец. – Давай, мальчик, – говорит мистер Карвер ласково и добродушно. – Покажи им, в чем проблема. Прежде чем я успеваю возразить против такого описания, Лютер вытягивает дрожащую руку. Пальцем он касается края листка, осторожно, но уверенно. Ничего не происходит. – Все хорошо, Лютер, – произносит мистер Карвер. – Можешь им показать. Мальчик пробует еще раз, сосредоточенно наморщив лоб. На сей раз он берет растение за стебель и сжимает его в маленьком кулачке. И постепенно папоротник сворачивается под прикосновением Лютера, чернеет, ссыхается… умирает. Пока мы, как завороженные, наблюдаем за ним, мистер Карвер берет что-то еще с полки и кладет сыну на колени. Это кожаные перчатки. – Позаботьтесь о нем, – говорит он, стиснув зубы, чтобы не выдать бурю, бушующую в его сердце. – Пообещайте мне. Как все настоящие мужчины, он не вздрагивает, когда я жму ему руку. – Даю слово, мистер Карвер. Только когда мы возвращаемся в убежище, я позволяю себе минутку побыть в одиночестве. Подумать, сочинить убедительную ложь. На самом деле я не могу пообещать Лютеру Карверу – и другим, похожим на него, – что они выживут. Но я искренне на это надеюсь – и сделаю все, что смогу, чтобы это обеспечить. Даже если жуткая способность Лютера и есть сама смерть. Семьи новокровок – не единственные, кому надо бежать. Меры сделали жизнь тяжелее прежнего; они загнали множество Красных в леса и на границы, туда, где им не придется работать до смерти или болтаться на виселице за неосторожное слово. Иногда беженцы проходят в паре миль от нашего лагеря, направляясь на север, к границе, уже покрытой осенним снегом. Килорн и Фарли хотят помочь им, дать еды и лекарств, но мы с Кэлом не соглашаемся. Никто не должен про нас узнать, и проходящие мимо Красные – не исключение, вне зависимости от их судьбы. Они будут двигаться на север, пока не доберутся до Озерного края. Одни наткнутся на охраняющих границу солдат. Другие окажутся достаточно везучи, чтобы проскользнуть мимо и умереть от холода и голода в тундре, а не от пули в окопе. Дни сливаются воедино. Вылет, тренировка, повторить. Меняется только погода, по мере того как приближается зима. Теперь, когда я просыпаюсь – задолго до рассвета, – земля покрыта толстым слоем инея. Кэлу приходится самому обогревать самолет, освобождая колеса и механизмы ото льда. В большинстве случаев он отправляется с нами к очередному новокровке, которого мы наметили. Но иногда остается, предпочитая учить, а не летать. В такие дни его за штурвалом заменяет Ада – и как пилот она не хуже Кэла, поскольку учится с молниеносной быстротой. Ее познания о Норте, буквально обо всем, от канализационной системы до путей снабжения, потрясающи. Я не в силах представить, каким образом мозг Ады способен удержать столько информации и не переполниться. Ада для меня – просто чудо, как и все новокровки, которых мы находим. Почти все они отличаются друг от друга и обладают странными способностями, далеко за пределами того, что умеют проделывать Серебряные. Даже за пределами моего воображения. Лютер осторожно пробует силу, заставляя увядать все, от цветов до молодых побегов. Кэл думает, что мальчик может использовать свою способность, чтобы лечить себя, но этого мы еще не выяснили. Еще одна новокровка, пожилая женщина, которую беженцы зовут Бабуля, умеет менять свой внешний вид. Она нас здорово перепугала, когда прошлась по лагерю в обличье королевы Элары. Несмотря на Бабулин возраст, я надеюсь, что скоро мы сможем брать ее с собой на вылеты. Она по мере сил старается на тренировках под руководством Кэла, вместе с остальными учась стрелять из ружья и бросать нож. Конечно, от этого в лагере очень шумно, и мы обязательно привлекли бы внимание, даже в гуще Великолесья, если бы не женщина по имени Фарра, появившаяся у нас вслед за Адой и Никсом. Она способна управлять звуком. Фарра заглушает грохот ружейных залпов, так что по долине не проносится ни малейшего эха. По мере того как новокровки расширяют свои умения и учатся их контролировать, как училась я, у меня появляется надежда. Кэл прекрасный наставник, особенно для детей. В отличие от новобранцев постарше, у ребятишек нет предубеждений, и они бегают за Кэлом по всему лагерю, даже когда тренировка заканчивается. В свою очередь, взрослые тоже начинают терпимее относиться к присутствию принца-изгнанника. Трудно ненавидеть Кэла, когда дети виснут у него на ногах и умоляют позаниматься с ними еще немножко. Даже Никс перестал сердиться, хотя до сих пор не разговаривает с Кэлом. Я не так одарена, как принц, и ожидаю тренировок со страхом. Хотела бы я сказать, что его причина – усталость. Половину времени я провожу, вербуя новокровок и посещая те места, где живут люди из списка Джулиана, но дело вовсе не в этом. Я просто плохой учитель.