Ближайшая к Питарусу долина – более чем в пятнадцати милах от нас, но там можно незаметно сесть. Из всех заброшенных посадочных полос тамошняя – самая неровная, и я боюсь, что мы врежемся в дерево. Но Кэл держит Черного Бегуна под контролем, и мы приземляемся целые и невредимые, хотя и слегка разболтанные. Бабуля хлопает в ладоши, восхищенная полетом. Ее сморщенное лицо озаряет широкая улыбка. – Это всегда так весело? – спрашивает она, глядя на нас. Шейд, сидя напротив, морщится. Он до сих пор не привык летать и изо всех сил старается не выблевать завтрак ей на колени. – Мы ищем четырех новокровок. – Мой голос эхом разносится по самолету, заглушая щелканье пряжек. Шейду лучше, и он снова с нами. Еще мы взяли с собой Бабулю и Гарета Баумента. Это его третий вылет за четыре дня, с тех пор как Кэл решил, что бывший конюх пригодится нам в наших ежедневных миссиях. Некогда он служил у самой леди Ары Айрел и управлял ее обширными конюшнями в фамильном поместье на Столичной реке. При дворе леди Ару все называли Пантерой за блестящие черные волосы и кошачью ловкость. Гарет не настолько любезен. Он зовет ее шелковой стервой. К счастью, служба при Доме Айрела помогла ему сохранить силу и ловкость. Способность Гарета заслуживает уважения. Когда я впервые пообщалась с ним и спросила, умеет ли он делать что-нибудь особенное, то оказалась на потолке. Гарет отменил силу тяжести, удерживавшую меня на земле. Если бы мы стояли на открытом месте, я бы, наверно, улетела под облака. Но это я предоставляю Гарету. Он может не только поднимать людей на воздух – он использует свою способность, чтобы летать. – Гарет забросит Бабулю в город, и она войдет в Центр безопасности под видом генерала Лариса. Я смотрю на Бабулю – и вместо хорошо знакомой женщины обнаруживаю перед собой изящного немолодого мужчину. Он кивает и сгибает пальцы, как будто никогда раньше ими не пользовался. Но я-то знаю, что это – Бабуля, которая притворяется командующим военно-воздушного флота Норты. – Она достанет нам распечатку с данными о четырех новокровках, живущих в Питарусе, и обо всех остальных, кто есть в Разломах. Мы последуем за ней пешком, а потом Шейд всех нас вытащит. Как обычно, Фарли встает первая. – Удачи, Бабуля, – говорит она и тычет пальцем в Гарета. – Если тебе понравился самолет, то понравится и этот парень. – Мне подозрительна твоя улыбка, девочка, – произносит Бабуля голосом Лариса. Я все никак не могу привыкнуть к этому странному зрелищу, хотя уже не раз видала трансформацию. Гарет смеется и помогает Бабуле встать. – В прошлый раз со мной летала Фарли. Запачкала мне все ботинки, когда мы приземлились. – Ничего подобного, – возражает та и поскорей выходит из самолета. Возможно, чтобы скрыть румянец. Как всегда, Шейд следует за ней, приглушая рукой смех. В последнее время Фарли нездоровилось, и она изо всех сил это скрывала, к большому удивлению остальных. Мы с Кэлом остаемся в самолете последними, хотя у меня нет причин его дожидаться. Он проделывает обычные действия – быстро двигает рычаги и нажимает на кнопки, отключая разные части самолета. Я чувствую, как они погружаются в забытье. Остается лишь тихий гул заряженного аккумулятора. Тишина пульсирует в такт моему сердцу, и внезапно я начинаю торопиться. Отчего-то мне страшно оставаться наедине с Кэлом, по крайней мере днем. Но когда наступает ночь, я только его и хочу видеть. – Поговори с Килорном. Голос принца останавливает меня на ходу, и я замираю на середине трапа. – Не хочу я с ним говорить. Жар нарастает с каждым мгновением, по мере того как Кэл подходит все ближе. – Забавно, обычно ты так хорошо врешь. Я разворачиваюсь и чуть не упираюсь ему в грудь. Летный комбинезон был девственно чист, когда Кэл впервые надел его больше месяца назад, но теперь на нем отчетливо видны следы носки. Пусть даже Кэл старается не лезть в драки, от войны не увернешься. – Я знаю Килорна лучше, чем тебя. Никакими словами его не успокоить. – Ты знаешь, что Килорн просится с нами? – Глаза у Кэла темные, веки отяжелели. Он выглядит так же, как в ту минуту, когда засыпает. – Он каждый вечер меня уговаривает. Время, проведенное в Ущелье, притупило мою чувствительность; меня стало проще прочесть. Не сомневаюсь, Кэл видит и смущение, которое я испытываю, и подводное течение ревности. – Он говорит с тобой? Он не желает общаться со мной из-за тебя, так почему же он… Внезапно Кэл берет меня под подбородок и запрокидывает мою голову, так что я не могу отвести глаза. – Он злится не на меня. И не потому, что мы… Теперь уже ему не хватает слов. – Килорн достаточно уважает тебя для того, чтобы не лишать выбора. – Он и мне это сказал. – Но ты не веришь. Мое молчание – красноречивый ответ. – Я знаю, почему ты думаешь, что никому нельзя доверять, клянусь цветами, знаю. Но невозможно пережить все это в одиночку. И не говори, что у тебя есть я, ведь мы оба знаем, что ты и в это не веришь. Боль в голосе Кэла буквально нестерпима. Его пальцы дрожат, касаясь меня. Я медленно отстраняюсь. – И не собиралась. Отчасти это ложь. У меня нет прав на Кэла, и я не позволяю себе доверять ему, но не могу и полностью отстраниться. Каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, то неизбежно прибредаю обратно. – Он не ребенок, Мэра. Он больше не нуждается в защите. Подумать только, все это время Килорн злился из-за того, что я пыталась сохранить ему жизнь. Я едва удерживаю смех. «Да как я смею? Как смею желать, чтобы он остался жив?» – Ну так возьмем его с собой в следующий раз. Пусть найдет себе могилу. Я знаю, что Кэл слышит дрожь в моем голосе, но из деликатности старается не обращать на это внимания. – С чего ты о нем заботишься? Вдогонку летит чуть слышный ответ: – Я это делаю не ради него. Остальные уже ждут на земле. Фарли пристегивает Бабулю к Гарету ремнями, снятыми с самолетного кресла, а Шейд смотрит в землю. Он слышал каждое слово, судя по суровому выражению лица. Брат сердито смотрит на меня, когда мы проходим мимо, но молчит. Потом он наверняка устроит мне выволочку, но пока что наши мысли заняты Питарусом и, хочется верить, еще одним новобранцем. – Убери руки, опусти голову, – инструктирует Бабулю Гарет. У нас на глазах она превращается из крупного генерала Лариса обратно в маленькую худенькую старушку и соответственно подтягивает ремни. – Чтоб было легче, – поясняет она, тихонько хихикнув. После стольких серьезных разговоров и бессонных ночей это зрелище вызывает у меня смех. Ничего не могу поделать – приходится даже прикрыть рот рукой. Гарет неловко поглаживает ее по макушке. – Ты не перестаешь нас удивлять, Бабуля. Если хочешь, закрой глаза. Та качает головой. – Я всю жизнь прожила с закрытыми глазами, – говорит она. – Больше никогда. В детстве я мечтала летать как птица, но никогда не воображала себе ничего подобного. Гарет не сгибает ноги, не напрягает мышцы, не отталкивается от земли. Он раскрывает ладони параллельно посадочной полосе и просто начинает подниматься в воздух. Я знаю, что сила тяжести вокруг него слабеет, как будто разматывается нить. Гарет поднимается, вместе с пристегнутой к нему Бабулей, все быстрее и быстрее, пока не превращается в точку в небе. А потом нить натягивается, и точка движется вдоль земной поверхности, описывая плавные дуги. То туже, то слабее… Выглядит почти безмятежно, но я сомневаюсь, что когда-нибудь захочу попробовать сама. Самолета мне вполне достаточно. Фарли первая отводит глаза от горизонта и возвращается к нашим насущным заботам. Она указывает на возвышающийся над нами холм, увенчанный красными и золотыми деревьями. – Пошли? Я молча шагаю вперед, в хорошем темпе. Надо подняться на холм и перевалить на ту сторону. Если верить нашей обширной коллекции карт, там находится шахтерская деревня Розен. Ну или, по крайней мере, находилась раньше. Пожар уничтожил ее много лет назад, вынудив Красных и Серебряных забросить эти богатые, но опасные шахты. Ада рассказала, что Розен обезлюдел буквально за одну ночь, и, скорее всего, там осталось множество припасов. Пока что я предпочитаю просто сходить на разведку, хотя бы для того, чтобы посмотреть, что можно утащить на обратном пути. Сначала меня окутывает запах пепла, висящий на западном склоне холма. Он усиливается с каждым шагом. Мы с Фарли и Шейдом быстро прикрываем носы платками, но Кэла не смущает тяжелая вонь дыма. Неудивительно. Наоборот, он испытующе тянет носом. – Еще горит, – шепотом говорит Кэл, оглядывая деревья. На этой стороне хребта дубы и вязы кажутся мертвыми. Листвы на них мало, стволы серые, между скрюченными корнями не растут даже сорняки. – Горит где-то глубоко. Не будь с нами Кэла, я испугалась бы затаенного угольного пожара. Но даже алый жар шахты – ничто по сравнению с ним. Принц может справиться даже со взрывом, если захочет, и мы двигаемся дальше, в нерушимой тишине умирающего леса. Склон холма испещряют входы в шахты, и все они наспех заколочены. Из одного тянется дым – тусклый шлейф серых облаков, которые поднимаются в туманное небо. Фарли подавляет желание обрыскать все вокруг, но везде, где только можно, взбирается на нижние ветви деревьев и на валуны. Она исследует территорию тихо и тщательно, не теряя бдительности. И не отходит дальше нескольких шагов от Шейда – а тот не сводит с нее глаз. Я немедленно вспоминаю Джулиана и Сару, двух танцоров, двигавшихся под музыку, которую не слышал больше никто. Розен – самое серое место на свете. Пепел покрывает всю деревню, словно снег, носится хлопьями по воздуху, сугробами высотой до пояса лежит вокруг строений. Он даже заслоняет солнце – деревня окружена постоянным облаком. Я вспоминаю гнусные трущобы техов в Сером городе, но даже они тем не менее пульсировали, как почерневшее, слабое сердце. А эта деревня давно мертва, она погибла от несчастного случая, искорки где-то в глубине шахты. Только главная улица, убогий перекресток с несколькими кирпичными магазинами и дощатыми домами, еще стоит. Все остальное рухнуло или сгорело. Интересно, есть ли и прах людей в том пепле, которым мы дышим… – Электричества нет. Ничего не чувствую, ни единой лампочки. И напряжение в моей груди слабеет. Деревни Розен давно нет, никто здесь нам не повредит.