– Он похож на статую, – сказала Рейн-Мари. – Надеюсь, они обгадят его, – заявил Матео. Теперь, когда птицы стали садиться на голову и плечи человека в мантии, он должен был бы казаться комичным, но воробьи только усиливали ощущение чего-то жуткого. Он походил на черную мраморную статую на кладбище. – С тобой все хорошо? – спросила Рейн-Мари. Арман, как и все остальные, смотрел на фигуру на лугу. Он словно вошел в транс. – У меня какое-то странное ощущение, – прошептал он. – На мгновение я подумал: что, если мы все понимаем неправильно и он пришел сюда не со злом, а с добром? – Вы не первый, кто приписывает кобрадорам героические качества, – сказал Матео. Он стоял рядом и слышал их разговор. – Этакий Робин Гуд. Восстанавливает справедливость. Но тут, – он наклонил голову к окну, – тут что-то другое. Почти ощущается запах гниения. – Это запах навоза, – пояснил Габри, подливая Матео вина. – Месье Лего удобряет свои поля. – Он глубоко и удовлетворенно вдохнул и выдохнул. – А-а-а. Запах дерьма. Как вы его называете – кобрадор? – Это всего лишь слово, – ответил Матео. – Прозвище. Он поскорее отошел, прежде чем Габри начал задавать вопросы. – Он дал этому существу прозвище? – спросил Габри у Гамашей. Арман пожал плечами и посмотрел на Матео, болтающего с Кларой. И подумал, случайно ли Матео упомянул о кобрадоре именно в присутствии Габри. Как раз после того, как Гамаш попросил его не распространять слухи. Случайная оговорка? Намеренная? Стратегическая? – А где Кэти? – спросила Мирна. – Несколько минут назад была здесь, – ответил Патрик, оглядываясь. – Она сказала, что съездит в микропивоварню в Саттоне и привезет еще пива, – сообщила Леа, поднимая свой стакан. – Доказательство того, что Господь любит нас и хочет, чтобы мы были счастливы. Бенджамин Франклин. Гамаш посмотрел на Леа Ру, думая, не настанет ли в недалеком будущем день, когда он будет работать на нее. На следующего премьер-министра Квебека. Габри, следуя за Рут с бутылкой виски, словно преданный викторианский слуга, сказал: – Ненавижу пиво. Никогда его у нас не будет. Оно плохо влияет на атмосферу. – А утка – нет? – спросил Патрик, уставившись на Розу. – Мы делаем исключения, – сказал Габри. – Утка и прибаутка – одна семья. – Вообще-то, мы любим, когда Рут и Роза поблизости. На их фоне остальные не кажутся сумасшедшими, – добавила Клара. – Что ж… – протянула Леа. – Стеклянные дома, – сказала Рут, прижимая к себе Розу и недовольно глядя на Леа. Она рассеянно положила руку с выступающими венами на крылья Розы, крепко прижатые к спине. Как у очень маленького архангела. Роза и впрямь была настоящий архангел. Леа вздохнула и улыбнулась: – Вы совершенно правы. Мои извинения. – Кстати, ты ошибаешься. – В чем? – Бенджамин Франклин не говорил этого о пиве, – сказала Рут. – А кто это говорил? – спросила Мирна. – Франклин, – ответила Рут. – Но вы только что… – начал было Патрик. – Он говорил это не о пиве, – пояснила Рут. – Он писал другу о вине. Цитату похитили люди, которые считали, будто интеллектуала и дипломата лучше подавать как человека из народа. Предпочитающего пиво вину. Такова политика, non? – Она снова повернулась к Леа. – Иллюзия. – Вы правы, – сказала Леа и подняла стакан с пивом за пожилую женщину. Но ее глаза больше не светились весельем. «Да, – подумал Гамаш, держа в руке стакан виски, которое налил ему Габри, но не притрагиваясь к напитку, – здесь явно происходит нечто большее, чем заметно глазу». – Он не выглядит знакомым? – спросила Рейн-Мари. Никому не нужно было спрашивать, кого она имеет в виду. – Ну, если учесть, что он стоит там уже больше суток, то да, кажется, – ответила Клара. – Нет, взгляни еще раз. Они молча уставились на фигуру в мантии, стоящую в одиночестве на деревенском лугу в хмурый ноябрьский день. Тишина, казалось, простерлась за стены комнаты. За стены гостиницы. Проникла во всю деревню. Стеклянный купол словно увеличивался в размерах. Накрывал все больше и больше пространства Трех Сосен. Два дня назад дети на лугу играли, смеялись и кричали. Теперь ничего этого не было. Ни потасовок. Ни беготни. Даже птицы на его плечах замерли, словно окаменели от соприкосновения с ним. – Он похож на святого Франциска Ассизского, – заметила Клара. – Я тоже так подумала, – кивнула Рейн-Мари. – Со всеми этими птицами.[15] – Не обманывайте себя, – сказала Леа. – Это никакой не святой. – Вы не спрашивали архангела Михаила о нашем госте? – спросил Гамаш. Рейн-Мари повернулась к нему, удивленная вопросом. Но ей тоже было любопытно услышать ответ. Никто из них не верил, что архангел Михаил действительно приходит к старой чокнутой поэтессе. Они даже не верили, что она сама в это верит. По-настоящему. Но всем было любопытно. – Спрашивала. – И?.. На вершине холма появилась машина, едущая в деревню. – Наверно, Кэти, – сказал Патрик. – Нет. Это не наше авто. Машина остановилась напротив существа. Птицы взмыли в воздух, но фигура в мантии осталась стоять. Наконец машина двинулась дальше. Приехал Жан Ги с новостями. * * * – Что же выяснил инспектор Бовуар? – спросил прокурор. Заседание подходило к концу, и он нажимал, поторапливал старшего суперинтенданта. Хотел, чтобы тот выдал еще крупицу информации, прежде чем судья прервет заседание до завтра. Хотел, чтобы в голове у присяжных застряло то последнее, что они услышат сегодня, прежде чем разойдутся по уличным кафе или пивным выпить холодненького в этот жаркий день. Прокурор кивнул секретарю: – Еще раз вещественное доказательство «А», s’il vous plait.[16] И опять появилась деревня с темным пятном посредине. На этот раз вместо молчания или долгого вздоха среди зрителей пробежал шепоток узнавания, даже возбуждения. Их потрясение обернулось привыканием, легким щекотанием нервов. Тревога прошла. Они чувствовали себя почти спокойно и были горды тем, что сумели так быстро приспособиться к столь странному зрелищу. Конечно, то было всего лишь изображение. Ненастоящее. И их бравада была обманчивой. Ненастоящей.