– Нет. Ей был нужен яд. – Что-о-о-о? – не выдержала такого поворота событий Лика. – Ну, не яд, а сильнодействующее вещество, которое можно подмешать в еду или питье, чтобы убить человека. Она считала, раз я врач, то мне относительно нетрудно его достать. – Катя хотела кого-то убить? Но кого? – Не сказала, знаете ли, – скептически сообщил Ермолаев. – А я, как нетрудно догадаться, не уточнял. Просто выгнал ее из своего дома, велев больше никогда не попадаться мне на глаза. – И когда это было? – В понедельник вечером. Получалось, что после ссоры с мужем, который попросил у Кати Панфиловой развод, она отправилась к доктору Ермолаеву, чтобы угрозой шантажа раздобыть у него лекарство, которым можно убить человека. И с кем она собиралась разделаться? С неверным мужем? Чтобы не делить имущество? С соперницей? Знает ли Благушин, что его дочь чуть было не погибла? – Константин Ливерьевич, а вы знали, что ваша дочь встречается с Владом Панфиловым? – спросила Лика. Историк вздрогнул. – Что? Конечно, нет. Откуда взялся этот бред? – Из показаний персонала «Зеландии», – сообщила Лика. – Муж Кати встречался с вашей дочерью и собирался развестись с женой. Именно из-за этого Панфиловы и поссорились в понедельник. – Так что же, это она Иринку хотела загубить, когда яд просила?! – всплеснула руками Светлана. – Боже мой, ужас какой! – Чушь! Бред! Женские байки. – Благушин резко отодвинул стул от стола и встал. – Как вам вообще могло в голову прийти, что моей дочери что-то угрожало? – Эльмира Степановна, а вы знали? Вы же работаете в том же отеле. – Я понятия не имела, – растерянно пробормотала женщина. – То есть я видела, что Иринка влюбилась. Она вдруг заинтересовалась хозяйством, стала просить у меня рецепты всякие. Но я думала, что это она отца побаловать хочет. А я ей говорила, что и сама могу. Ну, в смысле приготовить вкусненького. Мне нетрудно. А Панфилов… Они скрывали, наверное. Все-таки женатый человек… Она замолчала и сникла. – Все беды от прелюбодейства, – в голосе Благушина вдруг послышалась ярость. – Если бы каждый человек понял, что ему на роду предписана только одна большая любовь, и не боролся со своей судьбой, то ничего плохого не случалось бы. Лика вспомнила, как учитель говорил, что он однолюб. Бывает и такое. К примеру, ее бабушка всю жизнь любила только деда. Но беда все равно случилась. Так что не прав Константин Ливерьевич. Ой не прав! Убрали остатки еды и посуду со стола. Поставили самовар. Вынесли пироги с яблоками. В ожидании перемены блюд гости разошлись по участку, словно скидывая груз неприятного разговора. Лика, улучив момент, отозвала в сторонку Антона. – Слушай, а у Ермолаева-то была причина избавиться и от Регины, и от Кати, – шепотом поделилась она, стараясь, чтобы их разговор никто не подслушал. – В случае с Катериной согласен. Она еще не успела никому ничего рассказать. А вот в случае с Региной какой в этом был толк, если она уже выдала их с Анной тайну? – Мог захотеть отомстить. За сломанную жизнь и все неприятности. А уж в этот раз нанести превентивный удар. В общем, надо твоему Вадиму и следователю все рассказать. – Рассказать, конечно, надо, вот только известие о беременности Регины, боюсь, лишь усугубляет вину Панфилова. Если он узнал о том, что его невеста ждет ребенка от другого, то вполне мог взъяриться. – Кеды, – сказала Лика. Таланов уставился на нее. – Что – кеды? – Ермолаев пришел в своих красных кедах. Именно в таких был человек, который ударил меня по голове. И этот человек совершенно точно стоял во дворе соседнего дома. И ворота были открыты. Антон, как ты думаешь, мы можем туда проникнуть, чтобы все там осмотреть? – Можем, – подумав, согласился Таланов. – Даже если там есть камеры, мы всегда можем сказать, что залезли собрать бесхозные яблоки. У них там алтайка растет, помнишь? Единственная на всю округу. Ты ее очень любила. Да, теперь Лика вспомнила. На участке у Батуриных действительно было высажено несколько яблонь сорта «алтайка», на них росли маленькие бело-красные плоды с кисло-сладким соком, которые она обожала. Дед каждый год покупал у соседей целое ведро яблок, которые Лика грызла с середины августа и до самого отъезда. Ни разу за последующие двадцать лет алтайки она не ела. – Как версия сгодится, – согласилась она. – Заодно и алтайки соберем. – Мы скоро вернемся! – громко прокричал Антон в сторону хозяев дома. – Мне нужно по работе пару писем отправить, а Луша со мной сходит. Вы все пироги без нас не ешьте. – Не будем! – прокричала в ответ Светлана. – Самовар еще не закипел, так что поторапливайтесь. Я и варенье открыла. Крыжовенное. Царское. Мне Луша его готовить помогала. Шмыгнув за калитку, они для вида повернули в сторону Антонова дома, но сделали круг и вернулись к воротам, ведущим на бывший батуринский участок, чьи новые хозяева – Скоробогатовы – теперь жили за границей. – И как туда попасть? – Лика с сомнением осмотрела высоченный сплошной забор. – У них вход по цифровому паролю. – И как нам это поможет? – Я им вайфай устанавливал. – Таланов вдруг рассмеялся. – И когда велел пароль придумать, они без раздумий восемь цифр продиктовали. Так уверенно, словно они у них на скрижалях записаны. Так что с большой долей вероятности могу предположить, что этот пароль у них везде один и тот же. Так многие люди делают, хотя с точки зрения безопасности это неразумно. Он протянул руку к небольшой металлической коробочке, откинул крышку, уверенно защелкал пальцами по кнопкам с цифрами. Раздался легкий щелчок, и ворота поползли в сторону. – Вот видишь, я же говорил! – То есть чисто гипотетически есть и другие люди, которые могут знать этот пароль? – Чисто гипотетически есть. Но я их не знаю. Луша, если что, это не я пробрался на территорию этого дома, чтобы ударить тебя по голове. – Ты что? Я тебя и не подозреваю. – Лика звонко рассмеялась от подобного предположения. – Помимо того, что я субъективно абсолютно убеждена в том, что ты на это не способен, есть еще и чисто объективный временной фактор. Я шла от тебя, когда это случилось, так что выскочить вслед за мной и оказаться здесь раньше меня ты точно не мог. – Логика! – Антон тоже рассмеялся. – Давай проходи. Они юркнули в образовавшийся просвет, очутились во дворе, после чего Антон предусмотрительно закрыл ворота изнутри. Привлекать внимание к своему пребыванию на чужой территории им было не с руки. Лика с интересом закрутила головой. Когда-то, давным-давно, участок Батуриных казался ей довольно большим. Скорее всего, по размеру он совпадал с их собственным, просто ковалевский дом был больше, да и дедова мастерская занимала достаточно много места. У Батуриных же дом был маленький, а хозяйственных построек не имелось вовсе, поэтому все свободное место занимал огород, на котором Ольга Сергеевна, мать Регины и Кати, выращивала приличный урожай, позволяющий кормить всю семью. Сейчас практически всю территорию занимал огромный, в три этажа, дом, с укором смотрящий на незваных гостей глазницами затемненных стекол, часть свободного места занимала засыпанная гравием парковка у ворот, та самая, с которой несколько дней назад на Лику и выпрыгнула неизвестная тень. Чуть в стороне, у забора, под яблонями алтайками, стояли качели, неподалеку помещалась оборудованная мангальная площадка. Вот и все обустройство. Ни особого уюта, ни простора. Все пространство отдано на откуп огромному дому, который выглядит так, словно ему тесно во дворе-клетке. Лика двинулась вправо, к яблоням, подняла руку погладить шероховатую кору дерева, которое совершенно точно помнило ее маленькой. И Регину с Катей. И их родителей. И ее бабушку и деда, приходивших к соседям в гости и просто так, поболтать. Она сорвала яблоко, маленькое, с красно-желтым бочком, откусила, почувствовав, как кисло-сладкий сок брызнул в рот. М-м-м как вкусно! В их детстве между двумя стволами яблонь каждое лето натягивали гамак, в котором они с Катькой часами валялись и ели яблоки, болтая о своих девичьих секретах. Точнее, секреты были только у Катьки, постоянно влюбленной в ухажеров Регины и отчаянно завидовавшей старшей сестре и ее популярности. Вот ведь глупая! Выросла похожей на Регину как две капли воды, вышла замуж за ее жениха и приняла такую же лютую смерть, как будто из-за того, что не хотела, не смела, не надеялась прожить свою собственную жизнь, а не донашивать чужую судьбу. Как странно все иногда складывается! Она вспомнила, как однажды подслушала бабушкин разговор с Ольгой Сергеевной Батуриной. Та зашла в гости и жаловалась Анне Ивановне на какие-то проблемы с мужем. Батурин слегка попивал, это вся округа знала, и Ольга Сергеевна в сердцах говорила, что зря все-таки не развелась. Мол, собиралась уже уйти от пропойцы, молодая еще была, да с одним ребенком, может, и устроила бы еще свою судьбу. Но муж тогда не отпустил, уговорил остаться, дав клятвенное обещание не пить, и в знак примирения они и родили второго ребенка, Катьку. – Детей для скрепления семьи не заводят, Оля, – покачала головой тогда бабушка. – Еще ни один ребенок не зацементировал ничего, чему суждено распасться. Детей рожают от большой любви. К мужу, да и к самим детям. А у тебя Катенька недолюбленной растет. Не можешь ты из сердца выжать ласку и нежность, потому что изначально ты ее рожала из ложного постулата. – Так заметно? – спросила соседка, помолчав. – И вправду, в тягость мне младшая дочь. Я уж, как могу, себя ругаю, да без толку все. Регинка уже взрослая совсем. Моя радость, помощница. А Катя… Все из-под палки у меня с ней. И родительские собрания, и оценки, и то, что мала еще совсем, одна обходиться не может. Последыш и есть последыш. Ни сил, ни радости не осталось. И от мужа уже не уйти. Кому я нужна с двумя детьми? А он как пил, так и пьет, окаянный. Пил Батурин, конечно, не всегда. Между регулярными запоями, в которые он впадал примерно раз в два – два с половиной месяца, он всегда был трезв и гладко выбрит. Ходил на работу на инструментальный завод, всю получку исправно отдавал жене, и по дому, и по двору ходил тише воды ниже травы, ни в чем не перечил жене и обожал дочек. Потом в один прекрасный день он приходил с работы сильно навеселе, принося с собой бутылку водки, обязательно початую и заткнутую почему-то газетой. Зычно материл жену, гонял за закуской дочерей, горланил песни, потом засыпал и выныривал из сна только для того, чтобы залить очередную порцию горячительного, которое ему приносилось по первому требованию, ибо иначе Батурин впадал в буйство, крушил в доме мебель и посуду, и, как говорила Ольга, сгоряча мог и зашибить. В такие дни сидеть в гамаке между яблонями было некомфортно, к тому же Катька стыдилась пьяного отца, который мог появиться на крыльце в одних трусах – семейных и крайне несвежих – и нести какой-то пьяный бред, щедро перемежаемый матом. Находясь внутри своих воспоминаний, яблоко Лика съела с семечками и хвостиком, потянулась, чтобы сорвать следующее. Взгляд ее скользнул чуть в сторону, к кустам черной смородины у самого забора. Там что-то белело. Закончив операцию с яблоком, которое она тут же надкусила, Лика сделала шаг, второй и присела, разглядывая неожиданную находку. Не веря собственным глазам, она протянула руку, раздвинула давно не кошенную траву, взяла в руки предмет, оказавшийся… африканской маской. Точно такую же она видела совсем недавно в доме доктора Ермолаева. Лика голову бы дала на отсечение, что сейчас держала в руке маску народа Lega. Вогнутое сердцевидное лицо со слегка выступающим лбом, узким носом и щелевидными глазами и приоткрытым ртом было щедро натерто каолином, то есть белой глиной. Это была небольшая маска, предназначенная для ношения на руке в качестве иерархического знака, фактически заменяющего документ. И уронить или просто оставить ее здесь мог только один человек – доктор Ермолаев. Красные кеды… Маска… Все эти факты прочно увязывались в единую логическую цепочку, подтверждавшую, что именно Дмитрий Владимирович и есть тот самый человек, который прятался за воротами и ударил Лику по голове. Но зачем он маску-то оставил? В этих действиях не было никакого смысла. Ни малейшего. – Луша, иди сюда, – услышала она голос Антона. Голос был какой-то странный. Не выпуская свою находку из рук, она пошла к противоположной части забора, слева от входа, где в напряженной позе стоял Таланов и смотрел куда-то вниз. Тоже что-то нашел? Еще одна маска? Подойдя ближе, Лика увидела, на что именно он смотрит. Женское тело в розовом купальнике лежало лицом вниз, как тогда, когда Лика видела его в прошлый раз – в ночном бассейне. Белокурые волосы, тогда распластанные, словно водоросли, по поверхности воды, теперь беспорядочно рассыпаны по разросшейся из-за отсутствия хозяйского пригляда траве. Неестественно вывернутые ноги и руки никак не могли принадлежать живому человеку. Лике пришлось вдохнуть-выдохнуть, еще раз и еще, прежде чем она поняла, что у забора бывшего участка Батуриных лежит резиновая кукла. – Вот он, твой второй «труп», – с удовлетворением в голосе заявил Антон. – Теперь понятно, что тело в бассейне тебе не привиделось, просто из-за большого расстояния ты не поняла, что это секс-игрушка, приняла ее за человека. Я в первое мгновение, кстати, тоже так решил. Это кукла очень высокого качества. – Но зачем? – Лика не высказала, а скорее простонала свой вопрос. – Зачем подкидывать куклу в бассейн? Для того чтобы я приняла ее за тело? Зачем быстро вытаскивать ее из воды, пока я бегаю за помощью? – Чтобы выставить тебя эмоционально нестабильной и подорвать доверие к твоим показаниям, – серьезно ответил Таланов. – Наш убийца, спрятав тело Панфиловой, видимо, надеялся, что его не сразу найдут. Мальчишек, которые будут играть в прятки на заброшенной даче, он не взял в расчет. Это вряд ли кто-то вообще мог предвидеть. Если человек две ночи подряд сообщает о найденном трупе, который потом исчезает, то его начинают считать неадекватным. А, значит, все, что ты скажешь после этого, обязательно будет подвергнуто сомнению. – Но твой Вадим уже понял, что я говорила правду. И женщина-следователь, которая протоколировала мои показания в морге сегодня ночью, тоже. – Да, но это результат случайности. Просто Панфилов сообщил об исчезновении жены, ее тело нашли, и в результате твоя правота стала очевидна. Но могло быть и иначе. Особенно если бы ты никуда не лезла, не поднимала материалы старого дела, не встречалась с вышедшим на свободу преступником из той четверки и Марлицким, через столько лет наконец-то решившим сказать правду. Если бы не твой приезд сюда и не твое активное желание выяснить, как все было на самом деле двадцать лет назад, преступник был бы в гораздо большей безопасности. И это наводит меня на тревожные мысли. – Какие? – Не понимаешь? О том, что теперь в реальной опасности находишься ты.