Выпив чаю и поблагодарив за обед, Антон и Лика ушли домой. Он вернулся к работе, а она легла на диван в гостиной и моментально уснула. Проснулась, когда часы показывали без пятнадцати восемь вечера. Голова была тяжелой, во рту сухо. А вот не надо спать на закате солнца, неполезно это. Бабушка всегда будила деда после семи, если тот вдруг засыпал не вовремя. Лика потрясла головой и отправилась на поиски Антона. Тот сидел в своем кабинете и увлеченно стучал по клавишам компьютера. – О, проснулась, соня! – Да, чего-то я разоспалась. Ты скоро? – Разоспалась, потому что организм таким образом сбрасывает напряжение, – назидательным тоном ответил он. – Освобожусь через полчаса. Ты как? Не заскучаешь? – Ужин пока приготовлю, – благонравно ответила Лика. – И маме с папой позвоню. Они меня, наверное, совсем потеряли. Им, конечно, невдомек, что у нас тут происходит, но успокоить их все равно надо. – Заверь своих родителей, что у тебя все хорошо. Нынче и навсегда, – сообщил Антон. – Потому что теперь я за тебя отвечаю! – Прекрасно, так и сделаю. – Лика подошла, чмокнула его в затылок и тут же ретировалась, чтобы не отвлекать от важной и нужной работы. У мужчины нельзя виснуть на шее. Ему нужно давать свободу, особенно когда речь идет о любимом деле. Так всю жизнь вела себя бабушка по отношению к деду, и мама по отношению к папе тоже. Женщина – важная часть жизни, но не вся жизнь. И это не обидно, а хорошо и правильно. Если женщина занимает собой все пространство, вытесняя из него кислород, то рано или поздно мужчине становится нечем дышать. А в нехватке кислорода мозг погибает. Начинаются необратимые изменения. Ничего хорошего это не сулит. Никому. Ретировавшись на кухню, Лика приготовила легкий ужин. После Светланиного обеда есть не хотелось, поэтому она нарезала салат из овощей и кинула на сковородку по куску мяса. С бокалом красного вина будет самое то. Антон освободился, как и обещал, через полчаса. С тарелками и бокалами они расположились в гостиной перед телевизором и включили сериал, который, как выяснилось, оба давно хотели посмотреть. Впрочем, когда еда закончилась, сериал плавно перетек в неспешное, тягучее и сладкое занятие любовью. Сначала они возились на диване, потом перебрались в спальню, но и там то прекрасное, что существовало между ними, не кончилось, а продолжилось, повторяясь снова и снова. Лишь часов в одиннадцать Антон перекатился на свою половину кровати и моментально уснул. Лика улыбнулась. Сама она спать не хотела, сказывался длительный сон на закате, а он работал почти всю прошлую ночь, так что понятно, отчего его срубило. Выбравшись из кровати и натянув футболку Антона, Лика вернулась в гостиную, навела там порядок после учиненных ими бесчинств, унесла на кухню и перемыла посуду, выключила телевизор и свет по всему дому, уселась в темноте кухни и уставилась в окно. Ей нужно было подумать. С работы она уволилась, с Викентием явно рассталась. И что дальше? Конечно, предложение устроиться в «ПитСтройТрест» сделано Ильей Талановым на полном серьезе, и если она согласится, то проблем с зарплатой не будет. А вот с личной жизнью? После вскользь оброненной фразы, что Лика – его будущая жена, Антон не повторял подобных опрометчивых заявлений. Где она будет жить, если переедет в Питер работать? Здесь, в этом доме на побережье? Или снять квартиру, а потом заниматься продажей своей и покупкой новой недвижимости? Или просто пока надо подождать, а не бежать впереди паровоза? Рано или поздно туман рассеется, и все встанет на свои места. Телефонный звонок вырвал ее из раздумий. Она глянула на экран. Ермолаев. Часы показывали уже без десяти полночь, и Лика вдруг встревожилась: что может быть нужно от нее доктору в такое время? Или еще что-то случилось? Викентию стало хуже? Эльмира Степановна умерла? Или совершено новое преступление? – Да, Дмитрий Владимирович, – сказала она, нажав на кнопку ответа. – Я вас слушаю. Что случилось? – Добрый вечер, Луша, – ответил голос в трубке. – Или вы предпочитаете, чтобы я звал вас Гликерией? – Вы можете звать меня как хотите, – заверила она. – Да. Хорошо. Луша, мне кажется, я вспомнил очень важную деталь. Вернее, я ее не вспомнил, а не поленился найти в архивах больницы. Мне показалось это важным. Наверное, это глупо, и я должен сразу рассказать это не вам, а полицейским. Но мне кажется, что они в лучшем случае поднимут меня на смех, а в худшем решат, что я это все придумал специально, чтобы отвести от себя подозрения. Эта маска, найденная на бывшем участке Батуриных рядом с надувной куклой… Видите ли, она действительно моя. В смысле, из моей коллекции. И это заставляет полицию подозревать меня в двух убийствах. – Дмитрий Владимирович, вы успокойтесь и говорите яснее, – попросила Лика. – Я пока ничего не понимаю. Что вы вспомнили? Что нашли в архиве? При чем здесь маска? И если она ваша, то как оказалась на другом участке? – Да-да, я знаю, что вы тоже подозреваете меня. – В голосе Ермолаева зазвучало что-то похожее на отчаяние. – Красные кеды… Сапоги с дубовым листом на подошве… Шантаж сестер Батуриных… Маска… Луша, наверное, именно поэтому я хочу сначала рассказать все, что узнал, вам. Черт его знает, почему, но мне не все равно, что вы про меня думаете. Наверное, дело в том, что я очень уважал вашего деда. Давайте я приду и все вам расскажу, а потом мы вместе решим, что нам делать. – Хорошо. Приходите, – решительно сказала Лика. – Я в доме Антона Таланова. Только он спит, и я не хочу его будить. Вы будете не против, если мы поговорим на крыльце? – Нет-нет. Только оденьтесь потеплее, ночь сегодня совсем холодная. Я буду минут через пять-семь. Пожалуй, нужно воспользоваться дельным советом. Не выходить же на крыльцо в футболке на голое тело! Тихонько пробравшись в спальню, чтобы не разбудить Антона, Лика принялась одеваться, периодически бросая взгляды на кровать. Антон лежал на боку, как ребенок, подложив под щеку обе ладони и согнув в коленках ноги. Он ровно дышал во сне, не издавая никаких звуков. Грудь его мерно вздымалась и опускалась, веки подрагивали, как будто он видел какой-то сон, судя по легкой улыбке, приятный. Лика вдруг решила, что это она ему снится. Она натянула трусики, джинсы, заправила в них футболку, потянулась за висящей на спинке стула толстовкой. Ее торопливые действия вдруг напомнили ей другую ночь и сборы двадцатилетней давности, когда куда-то так же споро и бесшумно, чтобы не разбудить жену, собирался ее дед Андрей Сергеевич Ковалев. С той ночной вылазки ему уже не суждено было вернуться. Лика вздрогнула. – Я не буду бояться. Не буду бояться, – строго сказала она сама себе. – Я никуда не пойду, я не буду удаляться от дома. Я просто поговорю на крыльце с Ермолаевым, и в случае чего громко-громко закричу, и тогда Антон проснется и спасет меня. Закончив одеваться, она засунула в задний карман джинсов телефон, на цыпочках прокралась в прихожую, плотно притворив дверь спальни, нагнулась, чтобы надеть кроссовки, и застыла, услышав стук в дверь. Так, Ермолаев уже пришел. Не надо, чтобы он разбудил Антона. Так и не обувшись, Лика выскочила на крыльцо босая, лишь успев сорвать с вешалки куртку. Доктор Ермолаев топтался перед дверью. Дождя не было, но одет он был в длинный дождевик, правда без надвинутого на лицо капюшона, и этот дождевик вдруг сдвинул что-то в голове, вызывая прочно забытые воспоминания. Дождевик. Кажется, в ту ночь, когда убили Регину, там, на пляже, был человек в дождевике. Но это был не дед, ушедший из дома в своей обычной куртке. Это был кто-то другой, мужчина в брезентовом плаще и резиновых сапогах, вот только у него лицо надежно скрывалось за надвинутым капюшоном. – Луша, спасибо, что согласилась со мной встретиться, – проговорил Ермолаев. – Я не знаю, насколько важно то, что я накопал, может быть, это все глупость неимоверная. Лика практически не слушала, что он говорит, погруженная в свои воспоминания. Лицо. Ей надо вспомнить лицо человека в дождевике. Почему он всплыл в ее сознании? Что он делал? Где стоял? Почему она вообще сейчас его вспомнила? Бубнеж Ермолаева мешал ей сосредоточиться. – Дмитрий Владимирович, – с досадой сказала Лика, бросив тщетные попытки вспомнить, – вы бы уже начали рассказывать по порядку, а то мы понапрасну теряем время. – Да-да, – ее собеседник вздохнул. – В общем, я поднял в архиве историю болезни Насти. Они хранятся двадцать пять лет, а прошло только двадцать, так что, можно сказать, повезло. Так вот, там разночтения, понимаешь? Она действительно поступила с острым панкреатитом, но это было на сутки позже, чем они всем сказали. Настя? Господи, это еще кто? Лика хотела задать этот вопрос, но не успела. Женский крик разрезал ночную тишину, и в нем было столько страха и боли, что слова застыли у Лики на устах. – Помогите!!!!! Крик доносился с пляжа. Лика заметила, как Ермолаев изменился в лице. – Вдруг это Аня? – пробормотал он, одним прыжком слетел с крыльца, практически не касаясь ступенек. Он мчался к воротам, не обращая больше на Лику никакого внимания. Немного подумав, она побежала за ним, не тратя времени на то, чтобы вернуться в дом и разбудить Антона. Потом, все потом. Сначала трава, а потом песок неприятно холодили пальцы. Как и двадцать лет назад, она босая. Фонарика у нее не было, поэтому ночная августовская тьма, пусть и не такая густая, как на юге, скрывала пространство, в котором лишь угадывались очертания деревьев, элементов детской площадки, скамеек. Помимо темноты на пляж еще наползал туман. Видно становилось совсем плохо, и Луше отчаянно хотелось вернуться туда, домой, где было тепло, уютно и безопасно, где можно было включить свет, разгоняя живущих в темноте демонов, и где спал совсем не похожий на демона мальчик из ее детства. Антон Таланов. Яркий свет фонарика, зажженного кем-то другим, находящимся чуть впереди и сбоку, под деревьями, разрезал белесую от тумана темноту, и Лика увидела лежащую на спине женскую фигуру. Ощущение дежавю усиливалось, отчего начинала противно кружиться голова. Правда, платье на лежащей женщине было не белое, как у Регины Батуриной, а какое-то темное. В похожем сегодня принимала их во время обеда Светлана, надев поверх фартук, как носила бабушка. Лика оцепенела, но заставила себя сделать еще несколько шагов, с трудом передвигая вязнущие в холодном песке ноги. Над телом на коленях стоял человек, одетый в дождевик с капюшоном, надежно скрывающим его лицо. Ермолаев? Или у того был какой-то другой дождевик? Она не осознавала, что хорошо видна в луче света, вырезающего из тьмы ее фигуру. Человек в дождевике медленно повернулся, и теперь ей было хорошо видно его лицо. Да. Тогда, двадцать лет назад, он тоже повернулся к ней, и она его увидела и узнала, просто проклятая амнезия, возникшая в результате шока, надежно запечатала увиденное в памяти. Фонарик в чужой руке дрогнул, луч света описал полукруг, из-за чего лежащее на песке тело пропало из виду. Луша пыталась закричать, но не успела, потому что закричал кто-то другой. Голос был знакомый, но сильно искаженный, она не могла с ходу определить, кто именно кричал. – Прочь! – требовал голос. – Прочь отсюда. Беги! Луша, беги! Она повернулась и побежала вдоль моря, удаляясь от дома все дальше и дальше. Слева плескались на берег равнодушные воды Финского залива, справа вставали сосны, загораживая выход на тротуар, за спиной оставалось страшное, требующее, чтобы она бежала, уносила ноги, спасалась. Голос за спиной кричал что-то еще, но его уносил ветер, поэтому слов она разобрать не могла. Потом крик прекратился, точнее, превратился в хрип. Стало еще страшнее. Лика остановилась. Господи, да это же все уже было, было! Она не может убежать второй раз. Тогда ее спас дед. Спас своим криком и умер, потому что сердце его не выдержало ужаса от того, что он стал свидетелем убийства, и страха за внучку. Сейчас ее спасал другой человек, гнал своим криком прочь, но она не могла оставить его один на один со злом. Если он тоже умрет, как дед, она никогда себя не простит. Она должна вернуться и сделать все, чтобы монстр, убивший несколько человек, был наказан. Она повернулась и пошла обратно, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, снова перейдя на бег. Когда она вернулась на место преступления, то увидела, как две фигуры в дождевиках, хрипя и рыча, катаются по песку. В руке одного она увидела нож, которым он пытался наносить удары. Второй отбивался голыми руками, стараясь пригвоздить противника к земле и обездвижить. В темноте ей было не очень понятно, кто берет верх, и от этого становилось очень страшно. Женщина, еще недавно лежавшая на песке, теперь стояла на коленях и тоже хрипела, держась руками за горло. Значит, ее пытались не зарезать, а задушить. Жива, это главное. Лика подбежала к женщине, оказавшейся Светланой, наклонилась, обняла за плечи. – Помощь нужна? Та покачала головой. – Беги, девочка, – хрипло сказа она в перерыве между жуткими полувздохами-полувсхлипами. – Беги за подмогой. Буди всех. Николая, Антона, в полицию звони. Всех буди, всех. Нет, она ни за что не уйдет, оставив соседей в беде. Вспомнив про телефон, Лика вытащила его из заднего кармана и набрала номер Антона. Он взял трубку после второго гудка. Надо отдать ему должное, понял он все сразу. – Сейчас буду, – коротко кинул он, и Лика слышала в трубке шаги его босых ног по полу и шорох, свидетельствующий о том, что он натягивает одежду. – Луша, береги себя, никуда не лезь. Поняла? Она отключилась, потому что не собиралась давать невыполнимых обещаний. Покрутив головой в поисках чего-то подходящего, Лика с удовлетворением обнаружила неподалеку суковатую ветку дерева, видимо сбитую летней грозой. Ух какие в ее детстве в Сестрорецке бушевали грозы! Интересно, сейчас тоже так? Надо будет спросить у Антона или у Светланы, или… Впрочем, думать сейчас о красотах природы совсем не время. Засунув телефон в карман, она добежала до ветки, примерилась, подняла ее двумя руками, подбежала к по-прежнему сражающимся на земле мужчинам, размахнулась и ударила одного из них по голове. Издав короткий вскрик, он обмяк в руках соперника. Тот, перевернувшись, быстро сел всем весом на ноги поверженного врага, вырвал у него нож, отбросил далеко в сторону, скрутил руки за спиной. – Вытащи у меня из штанов ремень, – распорядился Ермолаев. – Быстро, ну! Пока он не очухался, лучше его связать. Здоровый же бугай оказался. Света, помоги. Светлана, уже поднявшаяся на ноги, но все еще зажимающая руками горло, подобралась поближе. Вдвоем с Ликой они расстегнули дождевик, неловкими пальцами вытащили из шлевок ремень, протянули Ермолаеву. Доктор быстро и вполне профессионально связал руки лежавшему человеку. Тот, похоже, приходил в себя, потому что начал стонать. – Проверь на нем ремень. Еще ноги связать нужно. – Ермолаев дышал сквозь зубы с легким присвистом, словно ему было больно, но он старательно превозмогал эту боль. – Дмитрий Владимирович, вы ранены? – Ножом он меня задел. Бок, – коротко ответил тот. – Луша, торопись, девочка. Превозмогая отвращение, Лика просунула руки под живот лежащего на песке человека, ощупала его талию. Нет, ремня не было. Стащив через голову толстовку, она кивнула Светлане, и вдвоем они связали ноги толстовкой, как следует стянув рукава. – Готово! Со стороны улицы к ним со всех ног бежал Антон. Добежал, плюхнулся на песок рядом с Ермолаевым, навалился на лежавшего, кивнув, что принял «эстафету». Доктор, чуть пошатываясь, поднялся, скинул свой брезентовый дождевик, задрал надетую под ним толстовку, обнажая бок, где наискосок тянулся длинный кровоточащий надрез. Лика вскрикнула. – Пустяки, царапина, – успокоил ее Ермолаев. – Не переживай, девочка. Я военный врач, я знаю. Антош, ты полицию-то вызвал? Словно в ответ на его вопрос где-то вдалеке раздался пронзительный вой сирены. Через пару минут пляж наполнился людьми. Капитан Спиридонов появился вместе с еще двумя оперативниками, следом приехала машина следственного комитета, из которой вышли Мария Снегова, а еще захваченный ею дежурный криминалист. Потом появилась «Скорая», сразу занявшаяся охающей Светланой и морщащимся от боли Ермолаевым. – Антох, вставай, – сказал Спиридонов, подходя ближе. – Вставай-вставай, теперь мы им сами займемся. Антон поднялся, шагнул к Лике, которая тут же уткнулась носом в его широкую, очень твердую грудь. От проникающего сквозь футболку ночного холода ее начало трясти. Она с какой-то ленивой медлительностью подумала, что не помнит, куда отбросила куртку. Он стащил свою ветровку, накинул ей на плечи. – Простудишься. – Встаем! – Двое полицейских рывком подняли лежащего на песке ничком человека. Со связанными руками и ногами, он висел кулем, злобно оглядывая окружающих. Лика поймала его взгляд. Смело и решительно, не так, как двадцать лет назад, в августе 2003 года.