– Чем с вами сидеть, так веселее смотреть, как краска сохнет. Давайте, представляйтесь, пока мы здесь не померли от старости. Как и все остальные, я смотрю на нее широко открытыми глазами. Она говорит вслух то, о чем мы только думаем. Какая смелая! Пенни хмурится. – Спасибо. Что бы мы без тебя делали. Может, сама пример подашь? – Конечно. Приветствую тебя, дорогая Кайла. Я – Тори. Добро пожаловать в нашу счастливую группу. Следом за ней и другие начинают поочередно называть себя. Улыбаясь и не понимая, что голос Тори буквально сочился сарказмом. И только Пенни по-прежнему смотрит на нее хмуро. Вступительная часть заканчивается. Пенни смотрит на часы – десять минут восьмого. – Итак, сейчас мы… Но тут задняя дверь распахивается. – Извините за опоздание, – произносит голос. Мужской. Я поворачиваюсь – опоздавший тащит стул по полу. Тори отодвигает свой в сторону, и он садится рядом с ней. Пенни старается придать себе строгий вид. – Бен, тебе следует быть более пунктуальным. Как идут тренировки? – Хорошо, спасибо. – Бен улыбается, и Пенни улыбается в ответ. По глазам видно, что он – ее любимчик. Опоздание никого из них не беспокоит. Оно и не удивительно. Бен здесь определенно дольше любого из собравшихся, кроме разве что Тори. Улыбка у него настоящая, не сонная. Улыбка, на которую хочется ответить. Пенни упомянула про тренировки – на нем шорты, хотя вечер выдался довольно прохладный; ноги крепкие, с рельефной мускулатурой; торс обтягивает футболка с длинными рукавами. Кожа с легким бронзовым оттенком – на воздухе проводит больше времени, чем в помещении. И Тори – впервые за вечер – улыбается ему не натужно, а искренне. Улыбка совершенно ее преображает. Оказывается, она – потрясающая. – Привет, ты новенькая? Я – Бен, – говорит он, и я с опозданием ловлю себя на том, что откровенно на него пялюсь. Щеки вспыхивают. – Кайла? – окликает меня Пенни, и я вздрагиваю. Тори закатывает глаза. – Да, Бен, ты пропустил представление. Бен, это Кайла. Кайла, это Бен. – Добро пожаловать, – говорит он и улыбается прямо мне в глаза. – Спасибо. – Я смотрю в пол. – Тогда давайте все-таки начнем? – предлагает Пенни и, пройдясь взглядом по кругу, останавливается на мне. – Кайла, почему мы здесь? Почему мы все здесь? Я молчу. Тот ответ, что вертится у меня в голове – потому что должны здесь быть, – может быть, и верен фактически, но неправилен. В больнице я узнала, что, хотя Группа и считается местом безопасным, где говорить можно все, излишне откровенничать все же не стоит. Для меня это несколько раз заканчивалось тем, что доктор Лизандер подолгу ковырялась потом в моей голове, из-за чего я несколько дней чувствовала себя не в своей тарелке. Улыбаюсь и молчу. Сестры, из тех, что не успели узнать меня получше, обычно попадаются на эту уловку. – Кайла, мы здесь для того, чтобы поддерживать друг друга на этапе перехода от больницы к семьям и обществу, – отвечает Пенни на собственный вопрос. – Итак, почему ты оказалась в больнице? – Она широко улыбается. А вот это уже интереснее. В том смысле, что да, я знаю, что они со мной сделали. В общем смысле. Они стерли синапсы и нейронные связи в моем мозге, то, что составляло меня: мою личность, мои воспоминания. Обычные причины, по которым проводится Зачистка, мне известны, и самая распространенная среди них та, что человек представляет опасность для себя или общества. Какая причина сыграла в моем случае, я не знаю. Может быть, ответ на этот вопрос кроется где-то в файлах сестры Пенни? – Ну, Кайла? – говорит она. – Вот вы мне и скажите. Тори поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Ее глаза смеются. Пенни сдвигает брови. Я проходила такое много раз и знаю, что никакого толкового ответа у нее нет. Но прежде чем Пенни успевает как-то отреагировать, на помощь мне приходит Бен. – Нам дали новое начало. – Он снова улыбается мне, а я испытываю настоящий шок узнавания: влажные карие глаза, зачесанные назад и вьющиеся за ушами темные волосы – все какое-то знакомое. Как будто мы уже встречались. Я одергиваю себя и заставляю отвернуться. – Совершенно верно, – говорит Пенни. – Итак, сегодня мы продолжим с того места, где остановились на прошлой неделе. Кто-нибудь помнит, что мы собирались рассказать Кайле? Она обводит глазами круг, но желающих не находится. – Мы говорили о поддержании наших уровней. Какие они у каждого из нас? Мы послушно проверяем и называем. У меня самый низкий – 4.8. – Какая у тебя стратегия? – озабоченно спрашивает Пенни. – Что вы имеете в виду? – Если твой уровень падает, что ты делаешь, чтобы поднять его? – Съедаю шоколадку. Обнимаю кого-нибудь. Или глажу кота. – Это все внешние факторы. А внутренние? Что ж, может быть, мы действительно научимся чему-то полезному. – К достижению какого уровня мы стремимся? – обращается она к Группе. Я отключаюсь, потому что слышала это много раз. Приемлемый уровень – 5 и 6. 10 – полная радость, восторг. 1 – злость, способная довести до убийства, или страдание, такое черное, что не можешь сдвинуться с места. При падении ниже 3 тебя уносит в ла-ла-лэнд (1. нереальное, воображаемое место; 2. психологическое состояние, в котором человек не сознает, что на самом деле происходит): «Лево» отключает чип у тебя в мозгу, и ты вырубаешься, как случилось накануне ночью со мной. В случае, если в твоем зачищенном мозгу еще скрываются опасные импульсы, а уровни падают ниже 2, чип не просто отключается, а скорее поджаривается. Потом начинаются судороги, и если даже ты приходишь в себя, то роняющим слюну идиотом. Цокая языком, Пенни просматривает файлы на нетбуке. – Вижу, кошмаров и затмений на твою долю выпало немало. Давайте подумаем, какую стратегию мы можем предложить Кайле. Ну? Ребята? Похоже, она даже не всех знает по именам. И наверняка не знает, что даже Зачищенные не отзываются на «ребята». Пенни указывает то на одного, то на другого, и я, с неожиданным для себя интересом, слушаю их ответы. Предложений много, и некоторые я уже использовала. Отвлечься: сосредоточиться на чем-то другом. Повторять расписания, считать плитки на полу. Бен бегает – мне это знакомо. В больничном спортзале я, бывало, часами не сходила с бегущей дорожки, доводя себя до такого состояния, когда все чувства блекнут и остается только ровный ритм шагов. Другой мой вариант: организовать неизвестное в лица из линий и теней, рисовать карты коридоров, дверей и прочего для создания границ. Не для того ли я это делаю? Визуализация: удалиться в какое-то другое место в своем сознании. «Безопасное место», как называет это сестра Пенни. Перенос: перекладывание своих чувств на кого-то другого. Диссоциация: стать кем-то другим, отбросив все чувства. В этом я становлюсь экспертом. Как и все мы? Потом Пенни делит нас на небольшие группы – попрактиковаться в устном общении. Сегодняшняя тема: разговор о семье. Все начинают двигать стулья, объединяться по двое-трое. Никаких споров, обсуждений – каждый хорошо знает, что и как. Я немножко теряюсь и вздрагиваю, когда на мое плечо ложится теплая рука. Бен. – Присоединишься к нам? – спрашивает он с улыбкой, и я ловлю себя на том, что смотрю в его глаза и не могу оторваться. Они и впрямь карие, с теплыми золотистыми крапинками – вот бы написать такие, смешать краски и… Он смотрит на меня с любопытством. – Так что? – Хорошо. – Я поднимаюсь. Его рука соскальзывает с моего плеча. Он берет мой стул и ставит рядом со стулом Тори, а потом подтягивает свой и садится напротив нас обеих. Тори начинает говорить что-то, но умолкает – к нам подходит Пенни. Вскоре я узнаю, что отец у Бена – учитель, а его мать – художница и работает в мастерской. Папа у Тори – чиновник в Лондоне, а она живет с мамой в деревне. Дома он бывает только по выходным, и, судя по тому, как она говорит об этом, ей такое положение вещей нравится. Им обоим, Тори и Бену, по семнадцать лет, и они на год старше меня. Оба знакомы с Эми по школе. Той школе, куда пойду и я, когда разрешат. – А ты на самом деле откуда? – спрашивает Тори, как только Пенни отходит от нас и идет к другой группе. – Ты о чем? – Ну, где ты была до того, как попала сюда? – В больнице. Меня выписали в прошлое воскресенье. – Я тебе не верю.