– В каком смысле? – Я поговорил с ее мамой. Все очень странно. Сначала она сказала, что Тори не живет там больше. Я спросил почему и не уехала ли она к отцу, в Лондон. И тут мама как-то непонятно заговорила, с каким-то чудным выражением. Мол, что-то не сработало, и Тори пришлось вернуть. Потом она вроде как встряхнулась и сказала, что я не должен приходить, не должен расспрашивать. Едва ли не вытолкала меня за дверь. – Ее вернули? – От изумления у меня глаза полезли на лоб. – А разве так можно? Бен кивает. – Так она сказала. Как будто речь шла о паре ботинок, которые не подошли по размеру, или посылке, которую доставили не по адресу. – Но куда ее вернули? – спрашиваю я, и ужас начинает вытеснять шок. Тори было семнадцать, а зачищают только тех, кому не исполнилось шестнадцать. Определят ли ее в другую семью? А если нет, то что с ней сделают? Какой-то звук, едва уловимая вибрация, приглушенная курткой. – Дай-ка посмотреть. – Он протягивает руку. Я отворачиваю рукав и вижу его «Лево» – 4.3. – Что я могу сделать? Бен беспомощно пожимает плечами. – Надо бежать, – говорит он, но с места не трогается. Пальцы сжимают мое плечо, и «Лево» опять вибрирует – 4.1. Я обнимаю его. Он кладет руки мне на плечи. Придвигается ближе. Дождь сильнее, но Бен высокий и нависает надо мной, так что на меня не падает ни капли. И даже через школьные джемперы и куртки я чувствую тук-тук-тук его сердца. Мое бьется быстрее. Я тычусь лицом в его мокрую куртку, и тепло перетекает через меня. Бен расстроен из-за Тори. И обнимать он хочет не меня. Свист. Мы вздрагиваем и отстраняемся. – Это мисс Ферн. Собирает всех к себе. Решила, наверно, что дождь слишком уж сильный. – Побежали? Мы бежим, скользим на мокрых листьях и через две-три минуты добираемся до группы. Мисс Ферн считает учеников по головам. Практическое занятие пришлось прервать, и учительница дает нам другое задание: ответить на вопросы. Но сосредоточиться не получается. Что случилось с Тори? В животе у меня засело неприятное ощущение – ничего хорошего. Я знала ее недолго. У нее была привычка высказывать вслух то, о чем я только думала. На выставке мама оборвала Тори, посоветовав быть сдержаннее. Может быть, я неправильно оценила ее тогда? Может, мама пыталась предупредить Тори? Уровень у Бена то падает, то поднимается, и в конце концов мисс Ферн отпускает его с урока и посылает под присмотром ассистента на спортплощадку. Звенит звонок. Мисс Ферн подходит, заглядывает мне через плечо и видит, как мало я успела сделать. – Вот как ты меня благодаришь, – укоризненно говорит она и тут же улыбается. – За что? Мисс Ферн садится на стул Бена. – Я разговаривала с мистером Джанелли, руководителем отдела искусств, показала ему твой рисунок совы. Сказала, что ты мечтаешь стать художником. – Она подмигивает. – И?.. – Теперь он бьется за то, чтобы перевести тебя в свой класс. Посмотрим, чем это обернется, но я надеюсь, что победа будет за ним. Этому человеку долго отказывать невозможно – так или иначе он своего добьется. В следующий раз я вижу Бена на Ассамблее. Он сидит со своей Группой на одном из верхних рядов. Волосы влажные – то ли от пота, то ли от дождя, – и цвет лица заметно лучше. Когда мы входим, он замечает меня. «О’кей?» – спрашиваю я одними губами. Он кивает – «да» – и даже выдавливает из себя улыбку. Для каждого годового курса Ассамблея проводится раз в неделю; для меня эта Ассамблея первая. Я в конце ряда, Феб – довольно далеко, и ее можно не замечать. Девушку рядом со мной зовут Джулия, и мы сидели с ней на английском. Особенно дружелюбной я бы ее не назвала, но она показала, где мы остановились в «Ромео и Джульетте», и объяснила, что и как. Все ерзают на своих местах и негромко переговариваются, но затихают, когда открывается дверь. – Это директор, Риксон, – шипит Джулия мне в ухо. Объясняет. Он в голубом костюме, который не очень идет ему, но держится он прямо. Глаза холодные, и, оглядывая зал, директор останавливает взгляд то здесь, то там, словно говоря: «Я за вами наблюдаю». Все замирают, как будто обратившись в камень, но кто обратил их в такое состояние, он или следующие за ним двое мужчин и женщина, я не уверена. Лица бесстрастные, костюмы на всех одинаковые: серые пиджаки и брюки. – Лордеры, – шепчет Джулия так тихо, что я даже не знаю, услышала это слово или оно мне послышалось. Мы видели их на выставке, где одно их присутствие, как и здесь, повергло в безмолвие толпу. И точно так же, как тогда, в животе у меня затягивается холодный узел страха. Кто такие лордеры? Так получилось, что я и знаю, и одновременно не знаю ответ на этот вопрос. А потом вспоминаю сон: взрывающийся школьный автобус, умирающие ученики и вывеска на здании рядом с автобусом с надписью «Лордерс. Лондонский офис». Но если то был сон, реакция мозга на мое знакомство с мемориалом, как получилось, что я вставила в него лор-деров, не зная, кто они такие? А если сон был необычный? Может, убившие школьников бомбы предназначались лордерам? Но если то был не сон… то почему я попала туда? Шесть лет назад мне едва исполнилось десять. Бессмыслица какая-то. Лордеры отходят в сторонку, словно показывая, что они посторонние, что они только слушают и смотрят. Риксон обращается к Ассамблее, и я отрываю взгляд от троицы в серых костюмах и стараюсь сосредоточиться на его словах той частью мозга, которая не застыла от шока. Между тем Риксон говорит о том, что наша школьная команда по бегу по пересеченной местности возобновляет тренировки по воскресеньям, и выражает надежду на нашу поддержку и участие, а потом называет имена учащихся, дошедших в прошлом году до финала. Командный отбор будет проходить в следующем месяце. Потом он с горечью добавляет, что некоторые школьники не в полной мере реализуют свой потенциал, и призывает проявить больше усердия. Все встают, и Джулия толкает меня локтем в бок, чтобы я поднялась тоже. Вытянувшись гуськом, мы движемся к выходу – мимо лор-деров. У меня перехватывает дыхание, но я все же иду, переставляю поочередно ноги и смотрю строго перед собой. И все равно ежесекундно ожидаю прикосновения к плечу холодной руки. Нескольких учащихся останавливают у выхода и отводят в сторонку. Идущие мимо бледнеют и старательно отводят глаза. Может быть, это они не реализовали в полной мере свой потенциал. Может быть, это случилось и с Тори. Глава 20 Металлической штучкой, напоминающей лопатку для торта, он наносит на верхний ряд что-то белое и по одному кладет сверху кирпичи. Подхватывает белые потеки, разглаживает. Потом переходит к другому ряду. Я смотрю. Несколько раз он отрывается от дела, поглядывает в мою сторону, но продолжает работать. Понимаю, что пялиться на людей нельзя, что большинству это, как правило, не нравится. Но ничего не могу с собой поделать. Кирпич за кирпичом. Над землей уже поднялись пять рядов. Проторчу здесь еще – будут неприятности. Уж мама-то точно знает, сколько требуется времени, чтобы дойти до угла следующей улицы и бросить письмо, которое я все еще держу в руке, в почтовый ящик. В первый раз мне позволено пойти куда-то одной. Если не справлюсь с поручением, первый, вполне вероятно, станет последним. Он снова поднимает голову, потом опускается на корточки. Ему лет тридцать, на нем синий комбинезон в пятнах краски, цемента и сажи. У него замасленные волосы. Он сплевывает на землю. – Ну? Я вздрагиваю. – Хочешь чего-то, дорогуша? – Он усмехается и бросает взгляд на мое запястье. – Извините. – Я поворачиваюсь и мчусь по улице, до самого угла. Вслед мне катится смех. Бросаю письмо в ящик и возвращаюсь той же дорогой. В том месте, где он работает, стоит белый фургон с надписью «Бест. Строительные работы» на боковой дверце. Он занят тем же, выкладывает кирпичную стену сада. Увидев меня, каменщик свистит. Я иду и не обращаю внимания, хотя щеки горят от стыда. – Что так долго? – спрашивает мама. Она сидит на ступеньке крыльца и, как только я выхожу из-за угла, сразу же машет мне рукой. – Ничего. Просто прогулялась. – Все в порядке? – Да, все хорошо. – Я поворачиваю к лестнице. – Куда идешь? – Домашнюю работу делать. – А вот это уже вранье. – Правильно. Прилежная ученица, да? Обед через час. У себя в комнате я закрываю дверь и трясущимися руками достаю альбом для рисования. Уровень начинает падать: 4.4… 4.2… Рисую стену. Кирпич за кирпичом, ряд за рядом стена поднимается над землей. Карандаш летает все быстрее и быстрее; уровень уже не падает и даже понемногу подрастает к отметке 5. Мне нужно закончить стену. Выполнить рисунок правой рукой – чтобы все было правильно: Тори вернулась, лордеры в школе, лордеры в моем сне. Почему-то я знаю, что если построю стену, то все будет хорошо. «Зеленые деревья голубое небо белые облака зеленые деревья голубое небо белые облака…» – Не самая интересная тема. Я едва не подпрыгиваю. Эми. Открыла дверь, прошла через комнату и заглянула мне через плечо – ия даже не услышала. Закрываю альбом и пожимаю плечами. Мне уже спокойнее – рисунок закончен, кирпичи заняли всю страницу, не оставив свободного места. Не знаю почему, но это важно.