— Да числа тридцатого вернулся. Или даже тридцать первого. Точно, вечером он мне с чемоданом повстречался, сказал: «С приездом меня», я еще спешила форму младшим своим сестрам к школе готовить. Даже не спросила, как у него дома. Но по лицу видно было — в порядке. Это вам нужно? Шатохин кивнул, после короткой паузы спросил: — Галя, а как относятся к Лагунову в общежитии? — Я же говорю, он не сильно стремится заводить знакомства. Ну, Середкин, Власов к нему заходят. Тоже временные рабочие. Они что-то мастерят вместе. С этим видела еще... забыла фамилию, необычная такая, — воспитательница вопросительно, словно ждал подсказки, посмотрела на Шатохина. Он виновато развел руками: дескать, ничем не могу помочь. — Да! Як фамилия. — Як? — недоверчиво переспросил Шатохин. — Может быть, Мулл? Молоканова засмеялась беззвучно, согласно закивала. — Верно, Мулл. Как я его еще буйволом не назвала. Он на катере работает, плоты водит. Шатохину дальнейших пояснений не требовалось. О капитане «Костромича» Григории Федоровиче Мулле ему было известно не понаслышке. Познакомился в середине августа, когда вызывал повесткой для объяснения. Накануне был звонок в милицию от механика ремонтных мастерских Бутакова. Мастерские стояли на самом берегу, и речники, когда требовалось, запросто пользовались станками, вытачивали нужные детали. И вот, проходя мимо Мулла, Бутаков заметил, что тот мастерит отнюдь не деталь для катера. Подскочил со словами: «А вот оружие изготавливать, пока я здесь хозяин, не позволю». Мигом вытурил Мулла из мастерских и сообщил в органы, чтобы впредь было не повадно. По словам Бутакова, капитан «Костромича» работал на токарном станке с винтовочным стволом. Мулл не отказывался, что растачивал именно ствол. Но не винтовочный — это старику сослепу пригрезилось, — от допотопного охотничьего ружья. Нашел под крышей дома. Ствол ружья внутри коррозия изъела. Хотел выбросить, да жалко стало, зачем добру пропадать. Решил ржавчину убрать, заодно и калибр до ходового довести. Где ружье? А выкинул. Дуло утоньшилось после расточки и вздулось после первого же выстрела. С катера стрелял, тут же от досады в воду выкинул. Звучало складно, но что-то в этой истории было не чисто. Бутаков охотиться начал раньше, чем за школьную парту сел, финскую и Отечественную прошел. Ружей — и гладкоствольных, и нарезных — столько на веку перевидал, что при желании не спутает. Потом, если бы муллово объяснение было правдой, от ружья бы он не избавился, поберег бы: нате и отвяжитесь. Бутакову, конечно, не гнать надо было капитана, а наоборот, придержать. А так пришлось довольствоваться объяснением Мулла. Не очень Шатохин верил, что между случаем в мастерских и знакомством между Лагуновым и Муллом существует какая-то связь. Да и что необычного в их знакомстве? С речниками, как и с авиаторами, все стараются завязать отношения. Потому как есть они у тебя, считай, существует и надежный личный мост до Большой земли. Помогут выбраться в случае надобности. У кого же связей нет, по полмесяца ждут опереди. Так что оправданное знакомство. Спросил скорее по привычке не пропускать деталей: — Часто вы видели Мулла с Лагуновым вместе? — Раз всего. Он же около дома Мулла стоял, когда сказал: «С приездом меня». Я так решила, Сергей у Мулла оказался из-за матери. Тетка у него, Дарья, — слышали? — травница. От параличей лечит, прутья какие-то напаривает, отвары пить дает. Если кому лечение потребуется, часто через племянника договариваются. Он у нее вместо регистратуры. И Сергей, может, обращался. — Не спрашивали? — Зачем? — с укоризной в голосе сказала Молоканова. — Его в неловкое положение ставить. Кто в таком возрасте сознается, что верит в знахарку? — Действительно... Да, говорят, Лагунов студентом был. Правда? — Как считать. Я вот культпросветучилище закончила, себя к студенткам не относила — учащаяся. И у него техникум. Электромеханический... Вы мне так и не ответили толком: важно, что я рассказываю? — Пока не знаю. А вот играли вы прекрасно, Галя, это точно. Я заслушался. — Приятно слышать. Так хочется научиться профессионально играть, не только на гитаре. Вот Дима, жених мой, вернется из армии, мы в Новосибирск уедем. Все равно здесь оставаться нельзя. Нежма под воду скоро уйдет... А за похвалу спасибо. 3. Шатохин был предельно искренен, отвечая воспитательнице, что не знает, важен или нет для него рассказ ее о Лагунове. Покинув общежитие, он был уверен в одном: к краже моторов Лагунов касательства не имеет. Тридцать первого или днем раньше он прилетел — это не принципиально. «Вихри» к тому времени пропали. Но что в таком случае у него против Лагунова? Размышляя так, медленно по полутемным улицам добрел он до дома. Войдя в свою однокомнатную квартиру с русской печью, сложенной чуть не посередине, нашарил справа от входа выключатель, щелкнул и стоял долго, не отнимая руки от выключателя. Внезапно мелькнувшая мысль заставила его помедлить у порога. Догадка могла оказаться ничего не значащей, но так или иначе важно ее проверить, по возможности прямо сейчас. Сделать это можно с помощью Юрова. Но время позднее, начальник цеха встает ни свет ни заря и теперь наверняка спит. Придется потерпеть. Вычислив примерно, когда утром застанет Юрова дома, завел будильник на шесть и начал стелить постель. Юрова он нашел в шесть, только уже не дома, а по рабочему телефону. — Два вопроса все по тому же делу, Александр Иванович, — сказал Шатохин, поздоровавшись. — Ей-богу, приятно, что в такую рань позвонили. Буду знать, что не один на работе сгораю, — весело сказал начальник цеха. — Валяйте, что у вас? — Тот человек, о котором вчера говорили, неделю без содержания брал, оказывается. — Да, я подписывал. — Линия бревноподачи готова была? — Бревнотаску пустили к середине прошлого месяца. — На зиму тот человек оставаться не собирался? — Нет. Я сколько уговаривал, премиями прельщал. Без толку. — Ну, спасибо, спасибо. — У вас все? — в голосе Юрова послышалось удивление. — Да. Это уже кое-что. В крохотном не сошлось. Услышал, что предполагал. Но вот как будет складываться дальше? Около восьми он был в аэропорту, в кабинете командира авиаотряда Сидельникова. Тот, завидя оперуполномоченного, поднялся из-за стола, двинулся навстречу. — Рад вас видеть, — с улыбкой говорил Сидельников. — Всегда рад. Хотя и виноват, в прошлом году работы вам прибавили, помогли преступникам меха перевезти. Надеюсь, не аналогичный случай? — Нет. — Вот и хорошо. Ребята, если интересно, уехали весной. На Камчатке теперь летают. Колесников женился недавно, на свадьбу приглашал. А Серегин пока холост. По-прежнему в одной упряжке, на «Ан-2». Но тот случай им урок на всю жизнь... Так что́ у вас за дело? — Двенадцать, может, одиннадцать дней назад из Нежмы вылетел Лагунов Сергей Ильич. Хотелось бы знать, куда он брал билет? — Попытаемся выяснить. Я вас провожу сейчас к Любови Дмитриевне, это жена нашего начштаба, вместе с ней посмотрите. Улететь в Бийск без пересадки в крайцентре не было возможности. Шатохин просмотрел списки двенадцатидневной давности, фамилия «Лагунов» в них не значилась. Не вылетел пассажир под этой фамилией и одиннадцать, и десять, и даже девять дней назад. — Это все? — Зачем же мне утаивать? — Любовь Дмитриевна немного обиделась. — Извините, — пробормотал Шатохин. Такого результата он не ожидал. Отсутствие фамилии Лагунова в списках улетевших уже настораживало. Где же он пропадал? Может, находился в Нежме или где-то в окрестностях? Выражаясь его словами, снимал с кустов рубли? Где? Мало ли где. Да, но он же прилетел пять дней назад, Молоканова утверждает, что видела аэрофлотовскую бирку на его чемодане. Сомнительно, чтобы прицепил напоказ. Воспитательница и без бирки поверит в его прилет, а тот, кому потребовалось бы вдруг дознаться, просто не принял бы во внимание бирку как серьезный аргумент. Прилетел, но не улетал. Вот это фокус, достойный Кио. Но любой фокус — обман. Правда, обман обману рознь. В одном случае об этом негласно договариваются, подразумевают, но не замечают. В другом стараются вообще обойтись без свидетелей и зрителей. Не тот ли это другой случай? Прилетел, но не улетал. Откуда по воздуху добрался — это можно позднее выяснить. А сейчас нужно в речной порт наведаться. Может, не так и случайно, что, сойдя с трапа самолета, Лагунов вскоре очутился у калитки дома Мулла, может, отнюдь не сыновняя забота о здоровье матери продиктовала необходимость этой встречи? 4. Нежаркие лучи послеполуденного солнца играли на светло-коричневых оконных занавесках кабинета начальника милиции, когда Шатохин докладывал о Лагунове. — Понимаете, Григорий Александрович, что насторожило меня? Он получает телеграмму о болезни матери. Оставаться зимовать в наших краях не собирается. До крутых холодов уже недалеко. Самый подходящий момент взять окончательный расчет и распрощаться. Ничто не держит. Делал он там бревнотаску. Я думал, может, недоделана, премию большую ждет. Нет. Все сделал, вознаграждение получил уже. Заработать, вернувшись, он сможет максимум триста, А билеты туда-обратно за свой счет — сто с лишним рублей. Ни подруги, ни друзей, никаких привязанностей, и зачем-то нужно возвращаться. Будто у нас единственное место, где деньги платят. — Да, в общем-то резону нет возвращаться из Бийска, — раскуривая папиросу, кивнул Звонарев. — Вот что самое любопытное удалось установить о Лагунове. Сын, получив телеграмму о тяжелой болезни матери, оформил отпуск, но сел не в самолет, а на катер. На тот, где капитаном Мулл. Около суток плыл рекой и вышел в Борщанах. Видимо, пересел в поезд. Катер, поезд — так не добираются по вызову тяжелобольных. — Погода летная была? — Исключительно. Вылетел бы в обед, мог быть к вечеру у матери. — Да. Это как из Сибири во Владивосток через Астрахань. — Думаю, товарищ майор, он вез с собой что-то, а самолетом такое нет возможности провезти. — Багаж у него был? — Не удалось пока установить.