– Я тогда как раз проходила курс химиотерапии, и вся забота о «Грин Вэлли» и обо мне легла на Тома. Он разрывался между работой и семьёй, но даже тогда Лиза вертела своим точёным носиком от всего. Она ни разу даже не навестила меня в больнице. Не подумайте. – Запротестовала Мэдди. – Мне не нужны были ни её жалость, ни присутствие в палате. Но я не могла смотреть, как Том исчезает в этом браке. Она ведь всё время была недовольна, но её не в чем винить. Ещё как есть в чём! Но я промолчала. Легко судить других, когда не знаешь, с какими тревогами они просыпаются по утрам. – Вся эта жизнь была не для неё. Лиза уговаривала моего брата продать семейный бизнес и открыть другой в Нью-Йорке. Звала уехать с собой обратно в большой город. Но он не мог, а ещё больше не хотел. Том любит «Грин Вэлли» так, как даже я его не люблю. Он ни за что не покинет Саванну, а в большом городе будет чувствовать себя букашкой. – И Лиза его бросила? – Не сразу. Она поступила ещё хуже. Вы ещё не пробовали поповеры. Да боже ж ты мой! Я схватила одну из воздушных булочек и откусила чуть ли не половину за раз, чтобы притвориться, что ещё способна думать о еде. – Ну как? – Бесподобно. – Прочавкала я. – Так что там с Лизой? – Она отпросилась у Тома съездить домой ненадолго. Повидаться с родителями и друзьями. Её не было почти месяц. Всегда придумывала повод, чтобы задержаться в Нью-Йорке подольше. То у мамы сердце заболит, то у подруги какие-то проблемы с парнем, то погода не лётная. Тому было так тяжело. Помню, каким подавленным он был в то время. Но стойко управлялся с делами, понимающе относился к побегу жены, ещё и успевал поддерживать меня. Готовил ту мясную пиццу и сидел со мной каждый раз, пока я воевала с раком. Улыбался и смешил меня, а у самого на душе – одна тоска. Во мне проснулось такое сильное чувство, которое я раньше едва ли испытывала. Смесь сочувствия, злости и чего-то ещё, брошенных в один котёл. А ещё, безудержное желание выбежать из «Сырников миссис Уилкс», с разбегу запрыгнуть в машину, домчаться до «Грин Вэлли» и обнять Тома. Заглянуть в глаза и сказать, что я всё знаю. Всё, что ему пришлось перенести. Но, оказалось, что я узнала ещё не всё. – Лиза вернулась другой. Как алкоголик, который попробовал спиртное после долгой завязки. Стала какой-то послушной и притихшей, и на какое-то время Том подумал, что всё наладилось. Что Лиза получила своё и успокоится, снова вернётся к нему той, в кого он влюбился во время их курортного романа. Но я знала, что с ней что-то не так. У меня выпадали волосы и подкашивались ноги от усталости, – печально вспомнила Мэдди, без зазрения совести съедая уже третий по счёту кукурузный маффин с сосиской, словно пыталась наверстать то время, когда не могла проглотить ни кусочка из-за болезни. – Но я потратила последние силы, чтобы приплестись к Лизе и спросить у неё в лоб. – О чём же вы говорили? – С замирающим дыханием уточнила я. – О том, что случилось в Нью-Йорке, из-за чего она так сильно переменилась. Считайте это женской интуицией, шестым чувством или небесным просвещением, но я знала, что она чего-то недоговаривала, и просто не могла смотреть, как погибает мой брат, хотя рак был у меня. Как же быстро она сдалась. – Выдохнула Мэдди остатки воспоминаний. – Призналась, что не может так больше жить. Чувствовала себя в клетке в «Грин Вэлли», где Том ощущал безграничную свободу. Она заплакала и запустила в меня последней бомбой. Там, в Нью-Йорке, она столкнулась со старым приятелем и… – Удостоверившись, что Сэмми не слушает взрослых разговоров, тихо сказала: – И переспала с ним. Вернее, спала весь месяц, пока мой брат терпеливо ждал её дома. – О нет… – Только и смогла выдавить из себя я, едва не подавившись ужасом и сосиской, которая показалась резиновой. – О да. – Мэдди наконец оставила еду в покое и посмотрела на меня самыми печальными глазами на свете. На такой взгляд был способен лишь Техас, выпрашивающий кусок пирога. – Я была в ярости. Болезнь отобрала у меня возможность испытывать какие-либо чувства, кроме усталости и боли. Но в тот момент я впервые за долгое время ощутила злость. Она была сильнее рака, сильнее меня самой. Если честно, я еле сдержалась, чтобы не ударить Лизу, сделать больно хоть вполовину так же сильно, как она сделала больно Тому. А ещё, испытала благодарность. Лиза заставила меня почувствовать хоть что-то, чего я не чувствовала месяцами. – Том узнал об этом? – Я предупредила невестку: если она не расскажет брату правду, это сделаю я. Том не заслуживал того, чтобы ему разбили сердце, но лучше уж жить с разбитым сердцем, чем с задурманенным ложью разумом. – Я доел, мам. – Оповестил нас Сэмми, снова обретая голос. Совсем не вовремя. Но пока Мэдди отвлеклась на сына и принялась вытирать ему рот салфеткой, я заполучила крошечную передышку, чтобы переварить, но не съеденные угощения, а услышанную правду. Всё встало на свои места. Выстроилось в логическую цепочку, из которой ещё вчера то и дело выпадали звенья. Том Хадсон стал таким неспроста. Его хмурость, резкость и недоверие, с которым он встретил меня на пороге, обрело понятные черты. «Я знаю таких, как вы». Я стала для него напоминанием, живым воплощением Лизы, наглядным пособием по предательству и лжи. Девушка из Нью-Йорка с чемоданом от «Луи Виттона» и предвзятостью к жителям маленьких городов. Мэдди извинилась и ушла за брауни, которого требовал Сэмми. Сыну нужна была доза сахара, нам – ещё одно оружие, усыпляющее бдительность мальчика. Когда он получил свой десерт и стакан молочного коктейля в качестве бонуса за глухоту, Мэдди заговорила снова: – Через день Лиза собрала все свои вещи и уехала домой. В тот дом, который она могла назвать своим и которого никогда не обрела здесь, в Саванне. И тогда я поняла, что она всё рассказала. – Том наверняка был разбит… – Как хрупкий фарфор. Ещё яростнее взялся за работу и на любые попытки поговорить о случившемся отмахивался тем, что он в порядке. Но, конечно, это было не так. Они расстались год назад, но та история постоянно всплывает и бередит старые раны. – Мэдди снова взялась за вилку, но больше не могла впихнуть в себя ни кусочка, и просто ковыряла зубьями «Прыгающего Джона». – Когда Том выслал Лизе документы на развод, она вознамерилась окончательно его уничтожить. Заявила, что хочет половину их общего имущества. Она угрожала «Грин Вэлли», и это стало последней каплей для Тома. – Это подло… – Лиза вообще не отличается благородством, как оказалось. Она сошлась с тем парнем, с которым… – Взгляд на Сэмми. – Проводила время в Нью-Йорке. И им нужны были деньги, чтобы открыть какой-то там свой бизнес. Вот она и решила вытянуть их из моего брата. – Но ведь по закону она не имеет никаких прав на гостиницу, так? – Да. Но она клянётся нанять лучшего адвоката, который повоюет за «Грин Вэлли». И в любом случае. За ней всё ещё остаётся право на всё то, что они с Томом нажили совместно в браке. А это машина, коттедж, который они отстроили рядом с тем, в котором мы жили в детстве, и где мы с Джошем и Сэмом живём сейчас. На трёх лошадей, которыми мы обзавелись за последние годы, лодки и все остальные мелочи, которые были куплены после их женитьбы. – Как несправедливо. – Это ещё мягко сказано, ведь она не работала и ни цента не вложила во всё это. Так что Том до сих пор пожинает плоды своего брака. – Так они по-прежнему женаты? – Изумилась я. Можно ли считать это настоящим браком, если один из супругов живёт на другом конце страны с новым возлюбленным и сильным намерением уничтожить другого. – Да. А в день вашей встречи Том как раз прилетел из Нью-Йорка. Пытался в последний раз образумить Лизу и решить всё мирным путём. Но ничего не вышло. Он был зол на весь свет, а вы… – Мэдди сочувственно поджала губу, взглянув на меня. – Попались под горячую руку. Вот что означало «У меня вдался плохой день». Судя по рассказу сестры, у Тома выдались плохие последние несколько лет. Измена, побег жены, раздел имущества, рак Мэдди. Он свалился в прорубь с леденящими иглами холодной воды, которые искололи его сердце вдоль и поперёк. Я всё ещё не могла оправиться от обиды на злость Тома, но теперь она хотя бы стала чуточку понятней, объяснимей и мягче. И дыры от неё зудели уже не так сильно. – Том убьёт меня, если узнает, что я вам рассказала. – Невесело улыбнулась Мэдди. – Но я сделала это не для того, чтобы как-то оправдать его. Хочу, чтобы вы знали, что он хороший парень. Лучший из тех, кого я знаю. И вы ему нравитесь. Я не могла не смутиться от такого замечания. Порой у меня самой возникало подобное чувство – что я ему нравлюсь – когда из Тома вырывалась та или иная непонятная фраза, или когда я ловила на себе его взгляды. Но я знала, что он женат, и всегда оправдывала всё это чем-то другим, не имеющим никакой связи с симпатией или чем-то большим. Но от слов Мэдди у меня заплясали в глазах все тарелки на столе. Это был танец радости и волнения. – Поверьте, Джекки. – Видя мою неоднозначную реакцию, попыталась убедить меня Мэдди. – Он только о вас и говорил эти два дня. А как он хотел показать вам Уилмингтон Айленд. Никогда не видела его таким воодушевлённым и радостным. После встречи с вами он словно проснулся. – Вы преувеличиваете. Он ведь то и дело пытается кольнуть меня побольнее. – Потому что он напуган. Поверьте, даже такие бесстрашные мужчины пугаются женщины, которая сумела пробудить в нём неведомые чувства. За весь этот год он ни на одну женщину не посмотрел, пока не появились вы. Я всё ещё не могла поверить и молча разглядывала пот-пай, словно подсчитывая комочки фарша в начинке. – Я знаю своего брата, Джекки. Его тянет к вам, но из-за всего, что с ним случилось, он не может сразу нырнуть. Он будет делать по шажку за раз. И иногда будет отступать, если почувствует, что вода холодная. Вчера он не просто отступил. Он сбежал. Выбежал из ледяного озера, подумав, что я встречаюсь с Сэнди. И пришёл в ярость, решив, что изменяю ему с Джейми. Рассвирепел, потому что увидел во мне другую. Лизу. Женщину, которая уже проделывала подобное с ним. Всё это слишком тяжким камнем осело где-то в желудке, хотя я успела попробовать лишь крохи от того, что мы назаказывали. – Мам, а мы пойдём в парк? – Спросил Сэмми. – Конечно, милый. Давай только соберём всё это с собой. Твои папа и дядя обрадуются обеду. Я помогла разложить еду по пакетам, которые предоставила нам официантка – видимо, в «Сырниках миссис Уилкс» было в порядке вещей забирать несъеденное с собой. Но мои руки действовали на автопилоте, пока голова раздумывала о своём. Когда мы вышли из ресторанчика, солнце приласкало нас со всех боков. В такую изнеженную погоду разлечься бы в истоме послеобеденной сиесты, но я поняла, что в желудке по-прежнему пусто. Я так и не отведала здешней кухни сполна, чтобы дать ей профессиональную оценку. – Простите, что вывалила всё это на вас. – Проговорила Мэдди, видя, в какую задумчивость ввёл меня наш совместный обед. – Я хотела накормить вас, но совсем не размышлениями. – Я рада, что вы рассказали, Мэдди. – Не хотите с нами в парк? – Предложила она, когда Сэмми нетерпеливо потянул её за руку. От всех наших бесед он заскучал и мечтал поскорее дорваться до игровой площадки. – Спасибо, но, пожалуй, я поеду. Хотела ещё успеть осмотреть окрестности. – Возьмите хотя бы часть обеда. – Мэдди протянула мне один из пакетов. По запаху – в нём меня ждали оставшиеся кукурузные маффины и «Прыгающий Джон». – А то вы так ничего и не съели. Мы распрощались, и я вернулась к машине, но позабыла о планах посетить Уилмингтон Айленд. Вместо этого за мостом Тандерболт свернула на уже знакомую дорожку, ведущую в «Грин Вэлли». Около ворот стояли лишь старенький «вольво» и блестящий «ниссан». Остальные поразъезжались кто куда. И никаких следов пикапа Тома. «Прыгающий Джон» занял место на кухонном шкафчике, а я попыталась вновь сесть за компьютер, но мысли путались между собой, сплетая прочную паутину. Всё то, что случилось с Томом по вине его жены Лизы, было ужасно. Но волновало меня совсем не это. У Тома были ко мне чувства. А я уже который день пыталась подавить свои чувства к нему. Но вчера мы расстались на гремящей ноте взаимного осуждения. Не могла же я так просто взять и заявиться к нему с фразой: «Вы мне нравитесь, Том Хадсон. Уж ничего не могу с собой поделать». Да и я совершенно не знала, как говорить о своих чувствах. В этом мы с ним были похожи. Последний мужчина, кто украл моё сердце, был Скотт, и после него мне не посчастливилось испытать подобных эмоций. До момента, когда мой самолёт приземлился в аэропорту Саванны. Быть может, встреться мы на полчаса позже, уже в «Грин Вэлли», всё случилось бы по-другому. Мы бы не состязались в остротах и не пытались нанести друг другу обиду посильнее. Мы бы не прятали чувства за остроумием. За своими непробиваемыми панцирями. Можно ли влюбиться в человека за два дня? Не знаю, называлось ли то, что я чувствую, любовью или хотя бы влюблённостью, но Том Хадсон заполучил документы на постоянное место проживания в моей голове. *** Вареники с курицей от Кена Эванса Джеймстаун, Северная Дакота Часто ли вы говорите «спасибо» за самые привычные вещи? За то, что вам придерживают дверь. За то, что стирают ваши носки после долгого рабочего дня. За то, что встают на полчаса раньше, чтобы приготовить завтрак. В какой-то момент жизни Кен Эванс начал забывать о благодарности и принимать всё, как должное. Годовщины свадьбы с женой, семейные вылазки на природу, свою работу, в которой Кен потерял индивидуальность и мечты молодости. Ну, так он, по крайней мере, думал. В Джеймстауне с кулинарным образованием туго. Как и любой, кто родился в маленьком городке и мечтал покорить гастрономический мир, открыть свой ресторан и заработать парочку звёзд Мишлен, после школы Кен уехал учиться в кулинарный институт в Калифорнии. Он не боялся строить планы на далёкое будущее. Диплом, стажировка у лучших шеф-поваров западного побережья, а потом уж и своё дело, никак не меньше. Но у судьбы были свои планы на Кена Эванса. На последнем курсе у его матери диагностировали тяжёлую стадию остеопороза. Она мучилась болями, часто ломала кости и не могла самостоятельно приготовить себе обед, не говоря уже о делах, требующих больших усилий. Кен так и не получил диплом – пришлось бросить учёбу, как и мечты о стажировке и карьере шеф-повара. Дома его ждала огромная ответственность, которую никто не смог бы взвалить на свои плечи вместо него. Кен вернулся в родные края и осел там. Долгое время пахал без выходных в местной забегаловке «У Монти», чья кухня была далека от изысков ресторанов, в которых он хотел бы работать в Калифорнии. В Джеймстауне он завёл семью. Жена и двое дочек помогали ему управляться с домашними делами и присматривать за бабулей, пока он посвящал всё свободное время кулинарии, но не в том романтичном смысле, в котором хотел бы. Когда терпеть изнурительную работу в «У Монти» больше не осталось сил, Кен с шумом ушёл оттуда и начал наконец собственное дело. Не ресторан и даже не кафе – слишком многое пришлось бы ставить на кон, а Кену и ставить-то было особо нечего. Бывший одноклассник владел многими помещениями в городе и сдал ему в аренду симпатичную складскую пристройку на окраине Джеймстауна. Обустроив её, обставив удобной мебелью и кухонной утварью, Кен открыл кулинарные курсы для начинающих – ноу-хау для их маленького городка.