Мои ноги ослабели, когда я увидела, что передо мной стоит Том. Словно дежавю вчерашнего вечера, только с другим персонажем. В глазах его серый штиль, и волны его словно обласкивали моё лицо, но в то же время замораживали своим холодом. Он не смог удержаться, чтобы оставить моё декольте без внимания, но тут хрипло кашлянул и вернул глаза на место. Том пришёл не с пустыми руками, но, в отличие от шикарного букета Джейми, его подношение выглядело скромнее. – Вот. – Всё, что он сумел сказать, протягивая мне какие-то бумажки. – Что это? Забавная у него манера дарить подарки. Как у мальчишки, который нарисовал открытку с сердечками и боится вручить девочке на День Святого Валентина. Но Том не успел ответить, потому что я пролистала пятнадцать страниц и опередила его восклицанием: – Мои черновики! Не может быть! Но как вы… – Полдня убил на то, чтобы найти их на той стороне реки. Вы говорили, что не хватает двенадцати историй. Хотел бы я вернуть вам все, но не сумел отыскать. Уже не в первый раз я ошибалась на счёт Тома Хадсона. Его подарок оказался куда как дороже и важнее красных роз. Всё это время Том обыскивал округу, чтобы отыскать то, что я потеряла, хотя я даже не просила. Он позаботился обо мне, зная, что я злюсь, что я ничем не отплачу взамен. Что благодаря его находке я успокоюсь и мне не придётся больше сражаться с памятью или Сэнди, чтобы восстановить потерянные истории. Мужчина с чувством юмора – это хорошо. Но мужчина, который спасает тебя, когда ты его даже не просишь, становится твоим героем. Я пролистала черновики, надеясь, что Том не заметит, как задрожали мои руки. Кое-где виднелись следы земли, зелёные кляксы от травы, у парочки листов были оторваны уголки. Но среди них оказались три истории, за которыми я летала в Мосби в Миннесоте, в Спокан в Вашингтоне и в Рино в Неваде ещё в начале года. Истории, которые я бы не вспомнила так подробно, как записала на эти листки. – Том… это… – Сумев оторвать взгляд от бумажек, я еле-еле подняла его на мужчину, который совершил настоящий подвиг ради меня, хотя я вчера послала его на все четыре стороны. Ещё два часа назад у меня было твёрдое намерение раскрыться ему, но теперь забыла все слова. – Я не знаю, что сказать. Это очень много для меня значит. Спасибо. – Это ведь я виноват в том, что вы их потеряли. – Почему это вы? – Ведь вы побежали за Техасом. А хозяин повинен во всём, что натворил его питомец. Услышав своё имя, Техас выскочил на порог и весело залаял на Тома, отбивая чечётку по его ногам своим хвостом. – Эй! Приятель. – Он присел и стал обниматься с четвероногим другом. – Где ты всё время пропадаешь? Я волновался. В последнее время его постоянно как ветром сдувает куда-то. – Тогда, полагаю, это моя вина. – Улыбнулась я и опустилась к Техасу с другого бока, так что теперь наши с Томом глаза снова могли прокладывать друг к другу тропинки напрямки. А Техас так и светился счастьем, что ему подарили столько внимания и почёсываний сразу. – Он приходит ко мне каждый раз, как я что-то готовлю, и мы вместе обедаем. Правда, Техас? А сегодня он ночевал у меня. Извините, надо было отвезти его к вам, но я… Не решилась, чуть не сказала я, но замолчала. – Мне жаль, что он доставил вам столько хлопот. – А мне нет. – Техас лизнул меня в нос. – С ним здесь не так одиноко. Дома меня спасала Джинджер, а тут на себя роль спасителя взял Техас. Ну и ещё вы. Мы продолжали гладить мягкую шерсть, не сводя друг с друга глаз. Пальцы Тома встретились с моими, обожгли огнём и тут же отстранились. – Ну, мы пойдём. – Том поднялся с намерением уйти. – Постойте. Том. – Я сделала шаг ему навстречу. Техас стал невидимкой, ушёл в тень крыльца, чтобы не маячить при таком личном разговоре. – Я могу угостить вас ужином? – Вы не должны благодарить меня. – Это не в качестве благодарности. – Решилась я. – Это потому что я не хочу, чтобы вы уходили. Что-то просветлело на лице Тома, но тут же спряталось вновь. – К чему эти игры, Джекки? – Игры? – Сперва вы ходите на свидание с тем парнем, Джейми. Целуетесь с ним. А потом зовёте на ужин меня. Так он видел, как Джейми поцеловал меня. Но я не собиралась ждать другого момента. Плевать, что он там видел. Зато я видела другое. Тому Хадсону было не наплевать на меня. На то, что я целуюсь с другим – хотя технически, я не целовала Джейми. Он меня ревновал. Я сделала шаг вперёд. Я была ему небезразлична. Ещё один уверенный шаг. С каждым новым шагом я убеждалась, что влюбляюсь в Тома Хадсона. Когда мы оказались совсем близко, он сглотнул, но не отошёл. Его глаза слились с моими в одно серо-голубое озеро. – Не было никакого свидания и никаких поцелуев. – Почти прошептала я. – Глаза иногда обманывают. А вот губы нет. И я коснулась его губ своими. Чувственно, но сдержанно. Так, чтобы он сделал последний шаг. И он его сделал. Нежный поцелуй превратился в нечто большее. Моя шея почувствовала его пальцы, но кожу больше не жгло, а приятно покалывало теплом. А его губы, пусть и не такие мягкие, как у Скотта или Джейми, или всех тех мужчин, что когда-либо меня целовали, впивались в меня так, словно никогда больше не почувствуют этот вкус. Мы не проронили больше ни слова. Попятились в дом и кое-как добрели до спальни, рассыпав черновики по дороге. Техас возмутительно заныл, когда дверь спальни захлопнулась перед ним. Оказавшись в полумраке один на один с нашими невысказанными чувствами, Том наконец отстранился, но лишь за тем, чтобы посмотреть на меня, как смотрят на нечто прекрасное. Погладил пальцами моё лицо и тихо сказал: – Можешь не верить… – С этого момента исчезли все условности. – Но я мечтал сделать это с той минуты, как ты схватила помидоры из ящика и стала раскладывать их. Я тебя обидел, и ни раз, но ты всё равно решила помочь мне. – Почему же этого не сделал? – Ухмыльнулась я, гладя его фигурные плечи. – Почти сделал. Но ты упомянула Сэнди… и я подумал… Я накрыла его губы пальцем, заставляя замолчать. В этой спальне не место Сэнди, Джейми или его жене. Здесь только мы. – У нас будет ещё много времени, чтобы расставить всё по местам. Всего пять дней, напомнил мне разум, но сердце тут же послало его куда подальше. Рядом с Томом Хадсоном оно билось чаще. И только это имело значение. *** Чуррос от Шона Миллигана Тусон, Аризона Воспоминания – маленькие мостики, что связывают нас с прошлым. Достаточно отыскать один из них, и вы отыщите дорогу куда угодно. Но что, если все мосты перепутаются между собой? Или вовсе разрушатся, и в прошлое вам будет уже не вернуться? Шон Миллиган сражается за мосты своей любимой вот уже полтора года. Его красавице жене Марисоль поставили страшный диагноз – Альцгеймер. Он третьим лишним поселился в уютном домике Миллиганов в Тусоне и заявил, что никуда не уйдёт. Будет продолжать вмешиваться в их жизни, в их прошлое и в их любовь. Сперва симптомы проявлялись слабо, почти невзрачно. Всегда весёлая и смешливая Марисоль стала чуть больше грустить, погружаться в подавленное настроение. Ей становилось тяжелее находить силы и желание на привычные дела. Она то и дело забывала, куда положила ключи от машины или где стоит солонка. Пару раз шутила о том, что забывает, куда какая дверь ведёт на работе, и, вместо туалета, норовит зайти «в гости» к начальнику. Всё это не сильно пугало Шона и родных, пока Марисоль резко ни сдала назад. Стала забывать имена кузенов и тётушек, которых, в дружной, крикливой и огромной семье Дельгадо было не пересчитать. В худшие дни отказывалась выходить из спальни, чтобы позавтракать и пойти на работу. Пару раз звонила Шону и просила забрать из незнакомого места, куда забрела совершенно случайно и не смогла найти дорогу до дома. А иногда смотрела на любимого мужа невидящими глазами, будто он – незнакомец, пробравшийся в дом. Спустя долгие недели уговоров Марисоль согласилась пройти обследование, и самые страшные опасения её близких подтвердились. Альцгеймер. Жуткий и ужасный. Высасывающий душу из любимых людей. Лишающий их прошлого и будущего. Отбирающий настоящее. Как известно, Альцгеймер по-разному сказывается на людях. Марисоль же теряла себя быстро, для её мужа – даже стремительно. Месяц назад она всего-то не могла вспомнить код от системы безопасности их дома, а сегодня – уже не помнит, кто такой Шон. Могла бросить в него вазой или вызвать полицию. Патрульные уже ни раз выезжали по адресу Миллиганов, но с пониманием относились к ложным вызовам. –У моей мамы был Альцгеймер, – с грустью кивал патрульный Столте, пока второй утешал Марисоль. Они не спешили уезжать и мягко разъясняли бедной женщине, что это её дом, её муж, её жизнь. Не хотели поскорее убраться куда подальше, в ближайшую закусочную за жирным хот-догом или обратно в участок, чтобы взяться за дело поинтереснее. Вскоре Шон даже стал готовить угощения для двоих знакомых полицейских и вручал им ароматные булочки, хрустящие печенья или порции домашнего салата в благодарность за доброту, хотя и понимал, что этого было мало. Врачи и семья Марисоль убеждали Шона, что в руках специалистов его любимой жене будет лучше. Но он и помыслить не мог о том, чтобы отдать Марисоль, любовь всей его жизни, в дом престарелых. Он перешёл на полставки в магазине спортивного инвентаря, где проработал без малого тридцать шесть лет и давно уже вышел на пенсию, продал кое-что ценное и пообещал Марисоль, что никогда её не бросит. В утренние часы, пока он был на работе, за женой присматривала кузина Мария или тётя Агата, но всё остальное время было посвящено лишь их любви. Теперь Марисоль почти не вспоминает их молодость, важные даты и лица родных. Как и лицо мужа, с которым провела сорок лет жизни. Но Шон не сдаётся. Он возвращает ей воспоминания своими рассказами. Отстраивает мосты там, где они рухнули. А на случай самых тёмных дней, когда при виде незнакомого мужчины в своей спальне Марисоль начинает кричать и звать на помощь, у Шона припасено действенное средство. Он просто идёт готовить испанские чуррос по рецепту бабушки Марисоль. Хотите – верьте, хотите – нет, но рецепт чуррос от семейства Дельгадо – лекарство от Альцгеймера, хотя бы на несколько часов. Когда Марисоль улавливает знакомые ароматы из кухни, она перестаёт волноваться и метаться по дому. Она украдкой спускается вниз и подглядывает за Шоном, за каждым его движением. Какую кастрюльку он берёт, сколько муки добавляет, как вымешивает маслянистое тесто. Она не глядя ступает на полуразрушенный мостик к своему прошлому, и, чем дальше заходит, тем сильнее проглядывается дорога. Шон ощущает присутствие жены за спиной, но делает вид, что не догадывается. Не хочет спугнуть. Один взгляд, одно движение, одно слово могут всё испортить. И вот когда масло подогревается до нужной температуры и приходит время выдавливать тесто в длинные палочки, руки Марисоль касаются рук Шона и забирают кондитерский мешок. Тот самый момент, когда нужно отойти в сторонку и позволить жене сделать всё самой. Как её учили мама и бабушка, как она сама учила Шона. Он не мешает ей до тех пор, пока на лице Марисоль не появляется узнавание, и она не просит его помочь. Сделать огонь на плите послабее, достать блюдо с верхней полки, вынуть румяные полосочки из масла. А когда горка свежих чуррос оказывается на столе, она поворачивается к Шону с глазами, полными слёз, и кидается в его объятия. Она вспоминает. Мужа, детство, свою жизнь и саму себя. Этот рецепт – ниточка, по которой она находит путь обратно. Крючок, за который она цепляется, чтобы не потонуть. Так что, если вы всё ещё не верите, что еда может исцелять, приготовьте чуррос по рецепту Шона и его жены Марисоль. И вы найдёте тропинку к себе, как бы сильно не заблудились. P.S. Совет от Джекки. Не упускайте ни одного дня, которые можно провести с любимыми людьми. Однажды утром вы можете проснуться и не узнать их лица. Не вспомнить, что делали вчера. Забыть всё, что делает вас вами. Глава 13 Третий день я просыпалась с рассветом, но сегодня разбудило меня не солнце. А мужчина, перевернувшийся с другого конца кровати и обнявший меня своей сильной рукой. Спина почувствовала каждый изгиб его груди, каждую извилину пресса, а по голой шее пробежало тёплое дыхание. – Завидую, что ты просыпаешь вот так каждое утро. – Лениво проговорила я. – Лишь тишина и покой. – В Нью-Йорке не так? – Отозвался Том, хотя прекрасно знал ответ. Я не могла видеть его лица, но чувствовала, как он улыбается. – Я люблю Нью-Йорк по многим причинам. Но шум и суета не входят в этот список. Здесь всегда так высыпаешься? – Мы проспали часа четыре. По крайней мере, я. – Том усмехнулся. – Надеюсь, что и ты тоже, а то моя мужская гордость немного пошатнётся.