Бархат приняла из моих рук яблоко, которое Том принёс из запасов Эдди, нежно коснувшись губами моей ладони. Словно боялась напугать меня или сделать больно. Одним прикосновением она заставила каждый волосок на моём теле встать дыбом. – Я никогда так близко не видела лошадей. – Призналась я, поглаживая изящную шею животного. – Меня всегда восхищали их сила и грация. Немыслимо, что такие разные черты могут уживаться в одном создании. Серые глаза Тома, просветлевшие на ярком солнце, не отрывались от моего лица. Я часто ловила такие взгляды, но он никогда не пытался скрыть их, отвернуться, притвориться, что не глазеет. – Вы очень похожи. – Серьёзно заявил он. – В тебе столько же силы и красоты, сколько и в них. – Мистер Хадсон, вы или нахальный лжец, или сумасшедший, если посмели сравнивать меня с ними. – Может, я и сумасшедший, – покачал головой он. – Но я не лжец. Бархат одарила меня недовольным взглядом, когда я перестала наглаживать её шею с той же интенсивностью. Рука не подчинялась мне, когда Том смотрел вот так, словно видел во мне нечто большее, чем я была. – Ты так смотришь, что я теряюсь. – Еле выговорила я. – Я теряюсь каждую минуту, пока ты рядом. Я смотрел на тебя постоянно, пока ты не видела и готовила кукурузные лепёшки для двадцати человек. Когда мыла посуду и болтала о незначительном так, словно оно много значит. Но теперь я могу смотреть в открытую и не бояться. – Зато бояться начинаю я. – Чего же ты боишься? – Том сделал шаг, и теперь нас разделял лишь мокрый нос лошади. – Влюбиться в тебя и уехать без оглядки. – Некоторые признания даются так легко, как дыхание. Но моё перекрикивало громкое сопение Бархат и взбудораженное сердце, отбойным молотком дырявящее мою грудную клетку. – Так оглядывайся. – Том подошёл совсем вплотную. – Я буду ждать твоих оглядок и не спускать глаз с неба, в надежде увидеть там самолёт из Нью-Йорка. Мои губы еле разжались, чтобы прошептать в ответ то, что испортит трогательность момента, ведь всё казалось фантомом нас самих. Сколько раз я смогу оглядываться, пока не закружится голова, не свернётся шея или мышцы не скуёт усталость? Мы жили на берегах одного и того же океана, но ни один мост не соединит их надолго. Я не смогла ответить. Не придумала ничего лучше, кроме как впиться в него губами, обхватить шею руками, прижаться всем телом к его, превратив их в подобие бронзовой статуи. Неподвижной, но такой, которой любуются все, кто однажды увидел. Над левым ухом раздалось осуждающее фырканье, и что-то мягкое защекотало мою щёку. Я засмеялась и выпустила Тома из плена своих чувств. – Кажется, кое-кто тоже хочет получить свой поцелуй. Бархат осталась недовольна, что её оставили за бортом, и требовательно тыкалась в меня носом и поигрывала ноздрями. Пришлось обласкать её со всем усердием, чтобы заслужить прощение, и только потом познакомиться с последней лошадью в загоне. Клео встретила меня с предубеждением и опаской, когда я вслед за Томом приблизилась к её статной фигуре. Само совершенство из плоти и крови. Она дважды пятилась, гордо вскинув голову, когда я тянулась рукой к изгибу ей скул, не желая подпускать такую обыденность к своей красоте. – Я ей не нравлюсь. – Пришла к выводу я, отчаявшись заслужить её симпатию. – Ей мало кто нравится, но не ты. – Не согласился Том, который преспокойно касался ладонью чёрного бока Клеопатры. – Иначе она бы уже давно набросилась на тебя. Я оцепенела и почувствовала себя такой же маленькой, как травинка под ногами. – А она может? – Я бы не позволил. – Со всей серьёзностью сказал Том. – Она присматривается к тебе, правда, красавица? Протяни ей яблоко и подожди, пока она сама подойдёт. – Не думаю, что она удостоит меня такой чести. – Усмехнулась я. Довольно нелепо умолять о снисхождении лошадь. –Ты ведь меня удостоила. А вы с Клео одинаково строптивые, с характером и внутренней силой, которую ещё нужно обуздать. – О, так ты меня обуздал? – Засмеялась я, и мы снова начинали свой танец остроумия, где каждый перехватывал инициативу в свой язык. – Я работаю над этим. Мне хотелось понравиться этому мужчине и, что уж таить, этой прекрасной лошади. Поэтому я достала из кармана последнее яблоко и вытянула перед собой, сама оставаясь на том же месте. Красный налив плода привлёк взор настороженных глаз. Клео махнула хвостом раз, другой, повертела головой и повернулась к Тому, словно спрашивая разрешения. – Она что, советуется с тобой? – Изумилась я. – А как же. Спрашивает, можно ли тебе доверять. – Том похлопал кобылу по шее, нежно, но с еле ощутимым напором. – Давай же, девочка, не бойся её. – Ты это мне или ей? – Нервно усмехнулась я. – Потому что при данных обстоятельствах бояться стоит скорее мне. Она ведь сбросила Эдди. – Иногда он бывает слишком требовательным, а Клео этого не любит. А ты просто хочешь угостить её яблоком. Не волнуйся. Получив разрешение от своего хозяина, Клео всё же медленно двинулась в мою сторону, но не забыв о высокомерии, с которым нужно держаться. Наши глаза встретились, её шея вытянулась в мою сторону, а губы мягко коснулись пальцев, принимая яблоко. Послышалось чавканье и довольное ржание. – Ей понравилось угощение. – Улыбнулась я, надеясь, что завоевала её расположение. – Ей понравилась ты. – Возразил Том и с гордостью любовался нами. Последняя непреступная крепость в конюшне пала от моего очарования. Вернее, от сладких яблок, которыми я подкупила всех лошадей. Лотос продолжал принимать солнечные ванны, Марсель и Версаль сгруппировались в тени навеса, а Бархат обходила свои владения, пока я осторожно, но уже более уверенно гладила Клео и получала ответные поцелуи её огромных губ. Она то и дело запускала их в волосы и почёсывала мне макушку, превратив причёску в беспорядочное гнездо. – Похоже, она любит делать причёски. – Смеялась я, но не возражала. – Не хочешь прокатиться? – Спросил Том. – Что? Сейчас? – Знаешь, после встречи с тобой я кое-что понял. – Что же? – Не стоит ждать подходящего момента, чтобы что-то сделать. Время так скоротечно. Говорил он о прогулке на лошадях или о нас? Или о жизни в целом? Неважно. Мы оседлали лошадей и выехали в открытое поле за загоном. Я – на спине у Бархат, Том – на Версале. Какой бы симпатией не воспылала ко мне Клеопатра, мы решили, что пока ещё рано пускаться с ней в совместное приключение. – Попробуем через неделю. – Сказал Том, а когда опомнился, было уже поздно. Смысл сказанного фанфарами вступил в оркестр, и, словно в зале филармонии, всё вокруг притихло. Мы оба знали, что через неделю меня уже здесь не будет. Но было так естественно находиться рядом друг с другом, словно мы познакомились три года назад, а не три дня. – Может, однажды… – Напоследок прошептал Том, и я кивнула. Однажды лучше, чем никогда. Я впервые сидела в седле и впервые испытывали такие яркие эмоции. Меня покачивало из стороны в сторону от каждого шага Бархат. Копыта встречались с землёй глухим стуком, возвещали о нашем присутствии дремлющую природу кругом. Том наверняка привык скакать навстречу ветру. Но ради меня притворялся, что ему нравится эта медлительность. Он всё время ехал рядом, готовый в любой момент приструнить горделивую кобылу или кинуться спасать меня от падения. Но с Бархат мне не светило ни то, ни другое. Она послушно вышагивала, соглашаясь с моими указаниями. Клео бы давно уже пустилась галопом и потеряла меня где-нибудь через десять метров от начала пути. – Никогда не думала, что это так… – Я замолчала, не в силах подобрать слова. – Я чувствую себя такой свободной. – Лошади, как корабли. – Кивнул Том, радуясь, что мне нравилась другая сторона жизни вдали от Нью-Йорка. Его сторона жизни. – Достаточно встать у штурвала или сесть в седло, и ты становишься птицей с раскрытыми крыльями. Можно лететь куда угодно. – Почему ты прячешь это в себе? – Внезапный вопрос застал Тома врасплох. – Свою чувствительность и сентиментальность. – О чём ты? – Том Хадсон тут же стал той подделкой себя, которую он показывает людям. – Во мне ни грамма сентиментальности. Но за улыбкой я видела его настоящего. – Не нужно красоваться. – Поддела я его. – Здесь не перед кем строить из себя сурового циника. – А как же ты? – Я давно раскусила тебя, Том Хадсон. И ты совсем не суровый и совсем не циник. Пора бы уже перестать притворяться. Скажу тебе по секрету, женщины любят романтичных и чувственных мужчин. Бархат заржала и потрясла гривой. – Видишь, – засмеялась я. – Бархат разделяет моё мнение. – Однажды я уже раскрылся другому человеку. – Глядя куда-то вперёд, вымученно заговорил Том. – И поплатился за это пятью годами жизни, неудачным браком и, вполне возможно, половиной своего бизнеса. – Лиза не имеет никаких прав ни на твой дом, ни на «Грин Вэлли». – Закон с тобой не согласится. Любой, даже самый бестолковый адвокат разобьёт мою защиту в пух и прах. Но я не сдамся просто так. Эта женщина и так слишком много отняла у меня, я не позволю отнять ещё и это. Его рука описала беспорядочный круг, намекая на земли, которые десятилетиями принадлежали Хадсонам. – Я – не Лиза. – Проговорила я, опасаясь, что Том до сих пор видит во мне её образ. – Ты ведь это понимаешь, Том? – Да. – Он послал мне улыбку теплее самого солнца. – Я знаю тебя три дня, но уверен, что ты не способна на предательство. Никогда не станешь плести интриги за чьей-либо спиной. Ты настоящая, Джекки Адамс. И это… соблазняет меня сильнее, чем твоя красота. Мы сцепили руки над покачивающейся землёй и не отпускали ещё долго, пока не пришло время возвращаться. Я ещё несколько часов делилась впечатлениями от прогулки, вызывая смех Тома. Даже не поинтересовалась, куда мы едем теперь, хотя он усадил меня в пикап и вырулил от ворот «Грин Вэлли» в уже знакомом направлении. – Ты спланировал целую развлекательную программу для одной меня? – Усмехнулась я, глядя на мелькающие в окне дома. – Хочу использовать оставшиеся дни по максимуму. – Мне неловко перед Мэдди. Она одна там всем заправляет. – Она не против. Наоборот, так обрадовалась, что я наконец-то… – Том перепробовал разные слова на вкус и выбрал подходящее. – Встретил кого-то. Точнее, тебя. Ты ей понравилась. – Мэдди просто добра со всеми.