Мальчишка – настоящий дар судьбы. Родители не могли нарадоваться на него, окружили такой любовью, что хватило бы на целый детский сад. У Люка Эддисона в детстве было всё, что он только мог пожелать, но главное – любящие и заботливые родители. Пока другие дети только мечтали о новой коллекции «Лего», Люк уже собирал башни и строил корабли из ярких деталек. Пока другие дети вымаливали хотя бы часок провести на детской площадке, в цирке или велотреке, Люка водили по самым интересным местам города, устраивали незабываемые выходные и неповторимые каникулы. Пока другие дети упрашивали мам купить им хоть что-то сладкое, Люка откармливали домашней выпечкой. Печенье, пироги, пирожные, пончики и рогалики – что душа пожелает. Но больше всего он любил заварные пряники, которые отец впервые испёк на Рождество, а потом стал печь каждое воскресенье. Несмотря на заласканность, он рос самостоятельным и целеустремлённым мальчиком. Всегда знал, чего хочет от себя, от других и от самой жизни. Уже в восьмом классе у Люка был чёткий план на будущее, расписанный чуть ли не по годам. И самым главным пунктом числилось стать военным. Уолтер и Маргарет не разделяли рвение сына. Какой родитель добровольно согласиться отправить дитя в самое пекло? Но возражать не стали. Ведь любящие родители не навязывают свои желания. Они позволяют ребёнку быть таким, каким тот хочет. Люк дважды побывал в зоне боевых действий и вернулся совсем другим человеком. Не осталось того доброго, весёлого парня, каким он уезжал. Каким его помнили родители. Он такого насмотрелся в Ираке, что и через полвека не забыть. Вместо того чтобы продолжать жить, Люк потерялся. Во времени, в боли, в самом себе. Он стал пить, а иногда и баловаться наркотиками. Самые страшные опасения Уолтера и Маргарет подтвердились: их сына сломала война. А не всё сломанное можно починить. Например, израненную душу солдата. Эддисоны ничем не могли помочь своему мальчику, как ни старались. Он отвергал любое участие, отказывался от сеансов у психотерапевта, отмахивался от заботы таких же солдат, вернувшихся домой. Всё больше тонул в трясине алкоголя и ненависти. К миру, к самому себе и к родителям. Люк всё чаще вымещал свою злость на них, разбивал сердца двух людей, что любили его больше всего на свете. В один совсем не прекрасный день Уолтер и Маргарет больше не смогли смотреть на то, как их сын убивает себя. Затащили в реабилитационную клинику обманом, потому что уговоры и мольбы завязать с выпивкой и наркотиками уже не работали. Этот момент стал переломным в жизнях и взаимоотношениях всей семьи. Люк не стал дожидаться, пока его затолкают в палату и станут пичкать таблетками, и попросту сбежал. Исчез со всех радаров. Родители целый год не знали, где он и что с ним случилось. Для них это был удар посильнее отправки Люка на войну. В этот раз они были уверены, что сын не вернётся. И это было гораздо более горько, потому что Люк сам того хотел. Но Эддисоны не опускали рук. Они хотели во что бы то ни стало вернуть своего любимого мальчика домой. Они писали объявления в газеты, записывали видеоролики, которые крутили на телевидении и в Интернете. Обходили каждый хостел, гостиницу и даже общежитие, обзванивали больницы и полицейские участки, сжав сердца, даже морги. Но Люка как и не было в их жизнях. Уолтер и Маргарет так горевали, что сами превратились в призраков. Подобия себя самих. Но однажды для них засияла надежда. Знакомая Маргарет позвонила с невероятной новостью: она видела парня, очень похожего на Люка. Тот входил в жилое здание в спальном районе Чарлстона. –Это был он. Уверяю вас. – Сказала женщина. –Как он выглядел? – Не дыша, спросила Маргарет. Она хотела услышать совсем не внешние приметы. Скорее, остался ли он прежним. Собеседница заколебалась – не хотелось беспокоить убитую горем мать, но всё же не стала ничего утаивать. –Бледный, грязный, худой, как щепка. И это её мальчик! Маргарет чуть не кинулась на другой конец города, лишь бы убедиться, что это и правда её сын. Каким бы он ни стал, во что бы ни превратился, он был жив. А она всё ещё любила его и оставалась его матерью. Но Уолтер, обрадовавшись новостям не меньше жены, оставался непреклонен: нельзя вот так просто заявиться к сыну, как два шпиона, что выследили его по холодным следам. –Это спугнёт его, дорогая. – Пытался вразумить он Маргарет. – И наш малыш снова сбежит от нас. Только уже не на год, а навсегда. –И что ты предлагаешь? – Шмыгнула та носом. Уолтер и сам не знал, как завоевать доверие сына. Как вернуть их драгоценное дитя домой. Он ведь по-прежнему оставался их малышом, даром судьбы. Пусть ему уже давно перевалило за двадцать, он убивал людей, а теперь вот дурманил голову опиумом. Так и не придумав стоящего плана, Уолтер решил, что лучшее средство от наркотической амнезии – воспоминания. Люк стал забывать, кто он. Своих родителей и самого себя. Поэтому ему нужно было напомнить. Выведать, в какой именно квартире живёт их сын, Эддисонам не составило труда – в доме, на который указала внимательная знакомая, проживал школьный приятель Люка. Наверняка тот пустил сына пожить, перекантоваться на какое-то время, а может, и навсегда. Больше Люку некуда было идти. Работы у него не было, девушки или близких друзей тоже. А теперь ещё и семьи. Он распрощался со всем, что когда-то было ему дорого, и всё глубже вязнул в своём горе. Как войска его сына штурмовали Ирак, так и Уолтер стал штурмовать квартиру Люка. Ненавязчиво, осторожно, словно проверяя температуру воды перед тем, как плюхнуться с головой. Посылал фотографии из детства и памятные вещицы, игрушки и медали за соревнования по бегу и плаванию. Подписывал маленькие открытки с просьбами вернуться домой. Забыть обиды, лишь бы они с мамой смогли снова увидеть, поговорить, обнять. Всё начать сначала. Но Люк не откликался, и это молчание сводило с ума его родителей. Особенно мать. –Твои методы не работают, Уолт. – Сокрушалась она, когда спустя три недели, как её супруг стал подкладывать сувениры и подарки под дверь временного пристанища их сына, от него всё равно не было вестей. Ни визита, ни звонка, ни коротенького письма. –Ещё сработают, вот увидишь. – Ответил Уолтер и упаковал последний пряник в симпатичную коробочку. Он сделал вид, что не заметил, с каким осуждением покачала головой Маргарет. Вместо того чтобы вступать в споры и портить отношения ещё и с женой, Уолтер написал на маленькой картонке очередную записку: «Помнишь, как ты любил эти пряники? Я пёк их тебе каждое воскресенье. И до сих пор пеку в надежде, что однажды ты придёшь, а они будут тебя ждать. Мы любим тебя, Люк. И ждём домой». После того, как коробочка с пряниками появилась на коврике перед дверью Люка, прошло пять дней. Пять долгих дней тишины и молчания. На сей раз замолчала даже Маргарет, дуясь на мужа за его непоколебимую уверенность в том, что этот дурацкий план сработает. Пряники! Только представьте. Их сын не прислушивается к мольбам и слезам, а тут возьмёт и передумает из-за каких-то там пряников! В воскресенье Уолтер исполнил свой привычный ритуал. Выпил кофе на завтрак, прочёл спортивную колонку в газете, перекинулся парой слов с молочником и отправился на кухню, делать те самые пряники, которые делал каждую неделю. Они наполняли дом запахами рождественского чуда, даже если за окном стоял август. Маргарет сердилась наверху и в этот раз отказывалась помогать мужу с готовкой. Её вера в эти пряники, как и в возвращение сына, иссякла, как и силы подняться с постели. Когда Уолтер доставал последнюю партию ароматных, рассыпчатых и мягких пряников из духовки, в дверь постучали. Соседка, подумал он. Занесла миксер, который брала на неделе. Или какой-нибудь излишне вежливый распространитель Библии – что-то зачастили они в последнее время. Рукавица-прихватка шлёпнулась на пол, когда Уолтер распахнул дверь и увидел Люка. Он почти не узнал сына. За год тот сильно изменился – так люди не меняются за десятилетия. Исхудал до габаритов скелета, растеряв все мышцы, что годами качал в гараже и армейских тренажёрных залах. Потерял жизненный свет, как перегоревшая лампочка. Весь скукожился, иссох и как будто растаял. Оброс жидкими волосами и плешивой щетиной. Обзавёлся синяками под глазами и на руках. Уолтер чуть сдержался, чтобы не расплакаться. Как же он допустил, чтобы его любимый сын превратился в исчезающее подобие себя самого? –Папа. – Тихо сказал Люк, сам не зная, как вести себя после столь долгой разлуки. – Я получил твои пряники и… Уолтер терпеливо ждал, как ждал последний год. И Люк заговорил снова: –Ты писал, что печёшь их каждое воскресенье. Сегодня воскресенье… Тут уж отец не выдержал и захватил сына в объятия. Боялся, что спугнёт его, но не мог иначе. Сын вернулся. Пусть и не насовсем, пусть всего лишь на запах пряников, который напоминал ему детство и те времена, когда война ещё не убила в нём всё живое. Это был самый счастливый миг за долгие годы. Для них обоих. –Можно я останусь ненадолго? – Осторожно спросил Люк. –Ты можешь остаться хоть навсегда. – Сквозь слёзы ответил Уолтер и втянул сына в дом. В запахи рождественского чуда, которые разносили заварные пряники. –Маргарет! – Заорал Уолтер так громко и так радостно, что чуть не сорвал голос. – Наш сын вернулся домой! Это было обычное воскресенье, когда соседи косили газон, отводили детей в парк и отлёживались на диванах после тяжёлой рабочей недели. Но для Эддисонов это было воскресенье было каким угодно, но только не обычным. Волшебным. Чудесным. Неповторимым. Семья соединилась. И пусть всего на час, пока они все вместе пили чай с пряниками, как раньше, когда ещё не было войны, выпивки и реабилитационной клиники. Но когда Люк уходил, он обещал заглянуть снова. И стал приходить несколько раз в неделю, а затем каждый день, пока совсем не переехал в свою старую комнату, в которой строил башни из «Лего», прятал пряничную заначку и собирал вещи в поездку на выходные. Он записался на групповые сеансы психотерапии, прошёл курс лечения от зависимостей, стал снова заниматься спортом. Нарастил потерянную мышечную массу, обзавёлся улыбкой, хорошей девушкой и надеждой на светлое будущее. Спустя три года я сижу на той самой кухне и пробую заварные пряники. В них нет ничего особенного, кроме главного ингредиента – родительской любви. Она чувствуется не только в самих пряниках, но и в каждом уголке дома. В каждой фотографии на холодильнике. В каждом взгляде Уолтера и Маргарет. Они вернули сына домой. Вернули его к жизни. И не последнюю роль в этом сыграли заварные пряники. P.S. Совет от Джекки. В самые тяжёлые периоды жизни не стесняйтесь просить помощи у близких. Семья – вот что может спасти от душевных и телесных мучений. Цените возможность обнять родителей, братьев и сестёр, дедушек и бабушек. Вместе испечь пряники. Собраться на кухне в воскресенье. Выпить чай. Даже поссориться. Послушайте человека, у которого ничего этого нет. Глава 20 Видеть тебя не хочу. Никогда больше. Последние слова, что сказал мне Том. А потом пропал. Это было три дня назад. Семьдесят два часа. Четыре тысячи минут. И больше двухсот тысяч секунд. И ни в одну из этих секунд Тома не видели ни в «Грин Вэлли», ни в городе, ни где бы то ни было ещё. Он испарился утренней росой на траве. Скрылся с радаров всех возможных и невозможных приёмников. Не выходил на связь ни по телефону, ни по почте, ни по телепатическим каналам. Хорошо, что до номера было рукой подать – самое время присесть, потому что ноги меня уже не держали. Я призраком прошла мимо стойки регистрации, поднялась на третий этаж и опустилась на кровать в полном бессилии, словно прошла десять миль по острому пеклу. Вся злость на Тома, боль от его предательства и жалость к самой себе исчезли. В тот вечер, когда я кричала на весь «Грин Вэлли» свои любовные признания, его не было дома. Лиза самолично примчалась в Саванну из Нью-Йорка, чтобы сообщить о том, что подаёт иск на Тома и собирается обокрасть его на половину всего имущества. Она прилетела поздно вечером и попала в самый дождь. Открыла дверь ключами, которые так и не вернула Тому, и сразу же пошла отмываться и греться в душ. И именно в тот момент я и застала её влажной, в обмотанном полотенце и с насмешливым выражением лица. Тома не было дома. Потому что он был неизвестно где. Это всё мне второпях рассказала Мэдди, когда я переключила все свои чувства со злости на испуг. Том не предавал меня! Не спал ни с какими блондинками или бывшими жёнами! Мне бы устыдиться своей радости – человек пропал больше двух дней назад вместе с машиной, ещё сутки и у Мэдди появится полное право объявлять его в розыск. Но я не могла не радоваться. Том, может, и обиделся на меня, взял тайм-аут, оттолкнул, когда уходил. Но он не стал искать утешения в объятьях другой женщины. А может… всё ещё чувствовал ко мне то же, что чувствовала я? – Джош и Эдди прочёсывают округу. Заглядывают под каждый камень. – Делилась подробностями спасительной операции брата Мэдди, пока я пыталась сделать хоть один полноценный вдох. – Они объездили все его любимые закусочные, автомастерскую, магазины, но Тома нигде нет. Я так боюсь, Джекки… – Я приеду. – Твёрдо заявила я, когда первый шок прошёл, и я начинала потихоньку соображать. – Мне нужно десять минут, чтобы собрать вещи, и я вернусь. Впервые за год я порадовалась тому, как мало вещей с собой таскала. Набить один единственный чемодан парочкой шмоток – с этим я уж как-нибудь справлюсь, как бы не тряслись руки и не сжимало лёгкие от нехватки кислорода. – Джекки, я не могу просить тебя об этом… – Возразила Мэдди, хоть и довольно слабо. Я слышала по голосу, что нужна ей, хоть она и стыдилась в этом признаваться. – Тебе ведь нужно ехать дальше. Твоя работа… – Всего лишь работа. – Отрезала я так же мягко, как отрезают кусок бисквитного торта. Работа, которую я любила, в которую столько вложила, и которая важна более чем сотне людей… Но Тома я люблю больше, пусть он важен всего пятерым. – Я не могу сидеть сложа в руки в автобусе, не зная, что с Томом. Зато зная… как плохо мы расстались. – О, Джекки. Уверена, что Том не просто так не позвонил тебе. С ним что-то случилось. Я это чувствую. – Поэтому я возвращаюсь. Вас всё ещё заливает? – Да. Подъездная дорожка у гостиницы превратилась в настоящее озеро. Джош еле завёл свой джип. – Тогда приготовь дождевик для меня. Сколько эмоций одновременно может испытывать человек? Десятки бессвязных импульсов, рождающихся где-то внутри. Пока я беспорядочно бросала одежду в чемодан – снова – я чуть не плакала и чуть не смеялась одновременно. Страх, отчаяние, безнадёжность перемешивались с неуместным чувством счастья от того, что Том не ставил жирной точки в наших отношениях. Своим исчезновением продлил эту точку до запятой или троеточия, за которым ещё оставалось место для финала. И мы всё ещё могли сделать его счастливым. Когда Том найдётся. Увидев меня, несущуюся вихрем паники с чемоданом, из которого торчала застрявшая в молнии блузка, Линдси ужаснулась, но не призналась бы в этом и под угрозой смерти. Этих работников отелей будто обучают сохранять непроницаемое лицо, чтобы ни случилось. Так сказать, держать мину при плохой игре. Прямо как игроков за покерным столом. – Уже уезжаете? – Удивилась Линдси. – Надеюсь, вам у нас понравилось, или… – Нет-нет, всё было чудесно. – Я полезла за кошельком, чтобы расплатиться за кров, хотя не провела в номере и суток. – Просто… мой друг попал в беду. Мне срочно нужно ехать назад, в Саванну. А ещё автобуса ждать… Я выпаливала всё это без задней мысли просто потому, что слова сами лезли без разрешения. Как вскипевшее молоко из-под закрытой крышки.