— И чего мои джинсы таким комком висели? — в пустоту посетовала Женька, уже аккуратно перевешивая предмет гардероба на положенную спинку стула. — Как повесила — так и висели, — на всякий случай буркнула Танька и принялась под шумок собирать свой диван. Вообще-то процесс утренних сборов был давно автоматизирован, так что ничего особенного не происходило. Разве что, когда подошла Лерина очередь на банные процедуры, раздался её чеканящий глас: — Же-ня! Иди сюда! Судя по тому, что имя дочери она произнесла с расстановкой и по слогам, ничего хорошего Женьку не ожидало. Но, зная материнский характер, игнорировать, или упаси боже опровергать призыв было непозволительно. Женька подошла к ванной и заглянула в открытый дверной проём. Увидев её, Лера пошла в наступление: — Это что? Указующий перст она направила на полку над раковиной. Вернее, то место, где обычно была полка, потому что самой полки было не видно. Из-за многочисленных тюбиков, склянок и пузырьков различных размеров и модификаций. Сбоку, будто и не при делах, маскировалась раскрытая косметичка с желто-зелёным рисунком. Из которой и высыпалось всё косметическое содержимое. Видимо, никому из ранее посетивших ванну сей бардак не мешал. Покуда туда не пришла вездесущая Лера. — Я сейчас уберу, — Женька подошла к раковине и принялась складывать тюбики обратно, внутрь предательского косметичного нутра. Лера выжидающе посторонилась в сторону. От неловкого движения тюбик с тональным кремом загрохотал о дно раковины, крышка его отскочила в сторону, и на воде остались светло-бежевые разводы. — Жень, блин, вечно у тебя всё из рук валится! — пробурчала Лера и принялась сама закручивать крышку тюбика, пачкая пальцы плотным покрытием. — Ты чего развыступалась? — эта фраза принадлежала, конечно же, не Женьке. Это на звуки семейных дрязг явилась Света и выжидающе остановилась в дверном проёме. Если не знать, то можно было подумать, будто в нём появилось ещё одно зеркало, которое отражало Леру — с сестрой они родились близняшками и даже с возрастом не утратили сходства. — Чего-чего? — переключилась Лера уже на сестру. — Шагу негде ступить от её причиндалов. Она кивнула на дочь, которая уже закончила убираться и не без любопытства наблюдала за матерью и тёткой. По совместительству — матерью Славки и Таньки. Та неспешно глянула на целую уже косметичку, перевела взгляд на Женьку и пожала плечами: — Ни так уж их и много. К тому же красивые девушки всегда используют косметические средства. Она коротко подмигнула улыбнувшейся Женьке. А Лера, как и ожидалось, зацепилась за слово «красивые». — Ты сейчас на что намекаешь? — сощурилась она на сестру. — Ни на что, — та наивно тряхнула головой, отчего рыжие волосы выбились из заколки и непослушными прядками легли на плечо. — Я тебе всё прямым текстом сказала. Лера насупилась, но всё равно не смогла скрыть короткой улыбки. — Ой, идите отсюда! Обе! — она махнула рукой в изгоняющем жесте и отвернулась к раковине. Света и Женька решили не перечить и исполнить её просьбу. В коридоре они коротко и понимающе переглянулись. Наверное, в больших семьях между её членами всегда устанавливаются стихийные и прочные связи. Как, например, у Светы с Женькой. Не сказать, чтобы остальные были менее любимы. Просто им двоим всегда было крайне просто найти общий язык. Света помнила тот день, когда было положено начало их крепкой дружбе. Она тогда осталась одна с мелкими Танькой и Женькой. Лерка была на работе, а Стас повёз Славку на прогревание — тот как раз восстанавливался после бронхита. Женьке тогда было пять, а Таньке — четыре. И последняя крайне хорошо выучила слово «нет» и использовала его по любому поводу и в любых ситуациях. Особенно если дело касалось еды. В тот день у дочери было особенно плохое настроение, и смотрела Таня на мать взглядом, полным презрения. И начисто игнорировала тарелку с кашей. Хорошо, хоть Леркина Женя всегда была смирной и тихо расправлялась со своей порцией. А Света играла с Танькой в гляделки. Нужна была ментальна ловкость и повышенное внимание, чтобы заметить, что Танькина челюсть чуть-чуть, едва-едва расслабляется. В этот момент нужно было со спринтерской скоростью зачерпнуть ложкой кашу и отправить её в детский рот, пока челюсти не успели сомкнуться. И так очень медленно, черепашьими шажками, Танькина каша убыла на четверть. Свете бы напрячься и заметить, что глотка дочь не делает, а только тупо набивает рот… Но она была уже утомлена и родительская зоркость притупилась. Так что плевок каши прямо в материнскую грудь вышел для Светы крайне неожиданным. Брезгливой она не была — можно ли быть брезгливой, работая врачом? — но сам факт настолько обескураживал, что Света едва-едва сдержала грубое слово, глядя, как слюнявая овсянка стекает вниз, к столешнице. Со смесью раздражения и отчаяния она взглянула на дочь, которая совершенно не раскаивалась и всем своим детским видом показывала, что при малейшей возможности манёвр повторит. И тут в жизнь их вмешалось провидение. Вернее, тихая и смирная Женя. Крепко зажав в кулачке черенок своей ложки, она отважно стукнула выпуклой лопастью прямо в центр Танькиного лба. Ибо нефиг. Повисла немая сцена. Офонарели и мать, и дочь, потому что до сего момента Женя в своей жизни не обижала даже мухи. Таня вылупилась на сестру совершенно круглыми глазами. Такого в её детском опыте ещё не было, так что решить, как реагировать, она не могла. И только-только приоткрыла рот, ещё даже не поняв, что будет говорить. Женя воспользовалась и этим. Зачерпнув собственной ложки из Танькиной тарелки, она моментально заткнула ей рот кашей. И та… Сделала несколько жевательных движений и проглотила! Женя повторила манёвр. И Таня снова съела кашу. Света сидела, боясь пошевелиться, и запачканная футболка её совершенно не волновала, хоть кожу и начинало противно холодить. Бог с ним. Лишь бы е спугнуть момент. А Женька, как заправская нянечка, очень скоро скормила сестре весь её завтрак и как ни в чём не бывало принялась за свой. — Спасибо, Женя, — по-взрослому поблагодарила её Света, когда Танька как ни в чём не бывало взялась за кружку с какао. И Женька почти по-взрослому улыбнулась ей в ответ. С тех пор между ними у становилась необъяснимая симпатия, хотя и Женька, и Танька тот эпизод благополучно забыли. Разве что Танька с тех пор смутно признавала авторитет сестры. В эту субботу в доме было куда более шумно, чем обычно. И не в последнюю очередь из-за приехавшего в гости Славки. Тот жил в студенческом общежитии соседнего города. Но пока ещё частенько наведывался в родительский дом. Но шумел вообще-то не он. Всё дело было в Вовке, который с недавнего времени обрёл особую страсть ко всем видам борьбы. И если с отцом он по каким-то причинам пока не связывался, а в детском саду его достаточно быстро призывали к порядку вездесущие воспитательницы, то уж на Славке он отрывался сполна. Правда, без вреда для последнего вследствие очевидной разницы габаритов. Вот и сейчас Вовка ракетой взлетал вверх и приземлялся на руки брату, уверенно хватающего его подмышки. И если поначалу мелкий и пытался изобразить что-то вроде гнева, то примерно к третьему запуску растерял все его остатки и только восторженно попискивал в высшей точке своего полёта. — Слава! Ты его сейчас головой ударишь! — предостерегла Света, взглядом следящая за запуском нового спутника. Славка снизил амплитуду движения, чем вызвал недовольство младшего. — У меня крепкая голова! — запротестовал он то ли для брата, то ли для Светы. — Голова-то крепкая — полы у соседей не железные, — флегматично заметила Лера, которую ситуация волновала явно меньше, чем тётю Свету. Славка, видимо, решил не рисковать и всё же перешёл на обычные кувырки Вовки. А потом тот и вовсе повис на его вытянутой руке, покачиваясь, словно обезьяна на ветке. Лера даже хотела назвать его обезьяним сыном, но вовремя осеклась — самой матери такого говорить не полагается. Потому что в этом семействе кто-нибудь обязательно уточнит, что же за обезьяна его рожала. Наконец, все уселись завтракать. Места за столом не то, чтобы хватало с размахом. Танька отказалась сидеть на краю, потому что тогда не выйдет замуж. Тогда на край сел Славка, потому что для него проблема не актуальна. А Вовка начал теребить за локоть Женьку, вопрошая, «альтуальна» ли эта проблема для него. Взрослые вроде бы молчали, так что молодёжь бесстрашно усиливала активность. Пока Славка, намазывая тост маслом, как бы между делом не сказал: — А мне предлагают стажировку в Швеции. Тут звук как-то сам собой затих, и все без исключения посмотрели на Славку. Который, будто этого не замечая, откусил от бутерброда и принялся его расслабленно жевать. — А ты что? — задала вопрос, вертящийся у всех на языке, Света. — Не знаю… Я ж шведского не знаю. — Ты и русского не знаешь, — отозвался Стас. — Больше тройки никогда не было. Это как-то разрядило обстановку — Славка начал спорить и говорить, что на русском программы не пишутся. Вовка начал хвастаться, что у него по русскому будет пятёрка. Женька — рассуждать, что алгебра и геометрия куда сложнее русского. А Лерка явно планировала, когда малышня покинет территорию, ввернуть что-нибудь про шведскую семью. Возможно, подобная мысль посетила и Танька — уж слишком ехидно она улыбнулась, торопливо засовывая в рот краешек чайной чашки. Вдруг аура над столом неуловимо изменилась — будто похолодела и приобрела тревожные нотки. Неприятный хруст услышали все. Звук, который рассекает твёрдую ткань поломкой. Теперь все смотрели на Таньку. Которая неестественно замерла и взгляд которой расфокусировался — уплыл куда-то внутрь. Словно глаза пытались увидеть поломку внутри организма. Все без исключения приобрели более светлый оттенок кожи — даже Вовка, который ничего особо не понял, по неосознанно присоединился к общему настроению. Подрагивающими руками Таня отодвинула от лица чашку. Сидевшие рядом Славка и Лерка увидели, что на чашечной стенки не хватает внушительного куска — как раз под размер девичьей челюсти. С некрасивого обломанного края капал чай, который оттенком почему-то напоминал кровь. Таня, всё так же ни на кого не глядя, не спеша, зажала губы раскрытой ладонью. Почему-то именно этот жест привёл немую сцену в движение. Все повскакивали со стульев, бездумно подаваясь в её сторону. Светка отточенным врачебным жестом оттеснила в сторону и Лерку, и Славку. Стас вцепился ладонью в Танькин затылок, чтобы та не запрокидывала башку. Вовка крепко и испуганно обхватил Женьку вокруг пояса. Светка уверенно убрала Танькину руку от лица и заставила открыть рот. Та не сопротивлялась. Слюнявый белый осколок быстро вынырнул в руку матери. Но её это не успокоило, и Светка принялась придирчиво осматривать освободившуюся ротовую полость. Женька гипнотизировала осколок — вроде бы совпадает очертаниями с чашечным боком. — Не глотай! — рявкнула Светка, подскакивая к столу и хватая Славкину кружку и заливая чай Таньке в рот. — Полоскай! Танька послушно принялась гонять жидкость во рту, преданно глядя на мать. И явно не зная, что делать дальше. — Плюй! Таня выплюнула прямо на пол, но это абсолютно никого не смутило. Таким макаром Светка заставила Таньку перевести весь Славкин чай. И снова придирчиво оглядела её ротовую полость. — Ну… Вроде ничего… — не слишком уверенно произнесла она, но у всех всё равно отлегло. Славка ещё приложил осколок к разбитой (разгрызенной?) чашке. Тот сел как влитой. И все сразу о чём-то загономили, снова наливаясь человеческой краской. Та же офигевшая Танька пыталась что-то сказать. Кажется, обошлось. И теперь весёлый адреналиновый дух захватывал многочисленное семейство Солдатеевых. Светка ругалась на Таньку, Танька доказывала свою невиновность, Лерка под шумок вытирала пол прямо столовой тряпкой, а Славка потихоньку начинал надо всеми подтрунивать. Кажется, Вовка даже задумал на него подлую атаку исподтишка. А Стас не слишком настойчиво призывал всех успокоиться.