– Где-то в феврале или марте, мне кажется? В первую нашу встречу Марк предложил мне сесть к нему в машину, но потом долго за это извинялся. И всегда был таким вежливым и предупредительным. Но постоянно спрашивал насчет расследования дела Конора Гири и про то, что я помню о детстве. Я просила его перестать, и не один раз. Он и раньше просил посмотреть эти документы. – Может, Марк один из тех чудиков, помешанных на реальных расследованиях? – Думаешь, он специально устроился здесь на работу, чтобы быть ближе к Салли? – Это возможно. – Где он живет? – В том же квартале, что Сью с Кеннетом. – А что насчет семьи? – У него есть бывшая жена, Элейн. Марк никогда не упоминал родителей или братьев и сестер. Родом он из Дублина. – Ты его гуглила? – Да, – призналась тетя Кристин. – И не нашла ничего подозрительного. Работал в разных бухгалтерских фирмах, правда, на более высоких позициях, чем сейчас. На нескольких сайтах есть кое-какие фотографии, в том числе и старые – пятнадцатилетней давности, с бывшей женой, Элейн Битти. – А что насчет школы? – Я не нашла ничего раньше чем двадцать лет назад. – У него есть профиль в LinkedIn? LinkedIn мне знаком. Я зарегистрировалась там, когда искала работу. Они посылали мне назойливые уведомления с работой, которую я либо не могла выполнять, либо она мне не нравилась. – Да, но там нет ничего про школу. Я ничего не понимала. – А какое имеет значение, в какую он ходил школу? – Не знаю, – сказала Анджела, – но я это раскопаю. – Есть еще кое-что, – добавила я. – В самом начале я спросила его, заинтересован ли он во мне романтически, но Марк ответил, что ему нравится Ануба. Но вчера она сказала, что он практически полностью игнорирует ее на работе. – Играет крепкого орешка? – Не думаю, что они вообще друг другу симпатичны. – Все это очень странно. За детьми заехала Сью и присела с нами в гостиной. Она спросила меня, не собирался ли Марк в отпуск. – А что? – Я увидела, как он закидывает в машину чемоданы и коробки. Я спросила, куда он, но Марк что-то невнятно пробормотал про спешку и уехал. – Чувствую, не к добру все это, – заметила тетя Кристин. Сью захотела узнать, что происходит. Анджела спокойно объяснила ей, что мы немножко волнуемся по поводу Марка, потому что он ведет себя неадекватно. – Уверена, этому есть объяснение, – сказала Сью. – Марк всегда с нами так мил. Но с утра он и правда был какой-то чудной. – Она ушла, чтобы собрать детей. Анджела предложила пока что об этом не распространяться. Нечего поднимать шум и клеветать на Марка, если он и правда просто фанатик реальных расследований. Это не противозаконно. Они ушли все вместе. Было странно остаться в доме в полном одиночестве. Мне не терпелось уехать отсюда. Из-за всех этих неприятных происшествий с Кэролайн и Марком я перестала чувствовать себя в безопасности. То, что случилось на следующее утро, привело меня в ужас. Я плохо спала. Я накинула халат поверх пижамы и спустилась на кухню, чтобы поставить чайник. После завтрака прошлась по дому и составила списки того, кто что для себя заприметил, чтобы потом все собрать. Я услышала, как хлопнула шторка во входной двери, и пошла посмотреть почту. Там оказался конверт, адресованный Мэри Нортон. Это мое имя при рождении. На конверте была марка Новой Зеландии. Трясущимися руками я открыла его. Это была открытка на день рождения. Картинка с пушистыми котятами – что-то больше подходящее для ребенка. Сегодня твой настоящий день рождения, Мэри. 17 сентября тебе исполняется 45. Не уверен, что письмо дойдет в нужный день, но, я думаю, важно, чтобы ты знала. С. Оно пришло на день раньше. Я позвонила Анджеле, но меня сразу перекинуло на автоответчик. Это была экстренная ситуация. Я позвонила инспектору Ховард. Она велела не трогать открытку. Она обещала кого-нибудь прислать. Через пять минут в дверь позвонили. Я спряталась в гостиной, но выглянула в окно, чтобы посмотреть, не полиция ли это. Это оказались мужчины, которые приехали за надувным замком. Они прошли за дом и собрали его. Я не стала к ним выходить. Они молча уехали на своем грузовике. Я была им не нужна, потому что уже заплатила вперед. Через полчаса снова раздался звонок. Я услышала голос Анджелы. – Салли, это я! Я впустила ее и не успела показать ей открытку, как она выпалила: – Салли, Марк Батлер не тот, за кого себя выдает. Глава 40 Питер, 1985 После ссоры с отцом я несколько часов бесцельно катался по окрестностям, пока не понял, что никак не могу исправить ситуацию Линди, не рискуя собственной жизнью. В итоге я поехал домой и прибыл как раз к завтраку. Отец ничего не сказал по поводу моего возвращения. Он знал, что мне некуда и не к кому идти, да я бы и побоялся обратиться за помощью из-за своей болезни. Вечером я пришел к Линди и рассказал о ссоре. – То есть теперь ты знаешь. Но почему ты не пошел в полицию? – спросила она истерическим, срывающимся голосом. – Ты можешь отпустить меня прямо сейчас. Что тебя останавливает? Я попытался объяснить, что ничего не могу поделать, что риск для меня слишком велик. Я рассказал ей про намеки отца, что и я мог бы заниматься с ней сексом, но они не имели никакого смысла из-за болезни. Какое-то время Линди молчала, а потом произнесла: – Твоя болезнь, некротическое что-то там, это ведь очень удобно, а? – Ты о чем? Для меня это не удобно. У меня вообще нет жизни. – Он врал тебе обо всем остальном, обо всем… Несколько месяцев назад я попросил отца поискать какие-нибудь новые медицинские публикации по моей болезни. Он принес домой распечатки с фотографиями деформированных мертвых тел и людей в изолированных палатах, завернутых в бинты, как мумии. В статье упоминалось об одном исследовании в Германии, но оно слишком медленно продвигалось и недостаточно финансировалось из-за редкости заболевания. В ближайшей перспективе лекарства не ожидалось. – Уверена, нет у тебя никакой болезни. Он использовал эту выдумку, чтобы ты держался подальше от людей. Ты никогда не ходил в школу. У тебя даже матери никогда не было, верно? Что с ней случилось? Я не хотел ничего ей рассказывать о матери. – Я не знаю. – Значит, всю твою жизнь были только ты и твой отец. Ты понимаешь, насколько это ненормально? Сними эти дурацкие перчатки и потрогай меня – просто за руку или за плечо. – Она подошла ко мне так близко, насколько позволяла цепь. Я отшатнулся. – Он не стал бы врать мне об этом. – Отец даже не сказал тебе, где твоя мать. Теперь ты знаешь, что он делал со мной. Я никогда не слышала о такой болезни. Это как минимум подозрительно. – Прекрати! – закричал я. – Ты должен меня отпустить! Нам обоим нужно бежать! – кричала Линди, пока я запирал ее. Я подумал обо всех упущенных возможностях в своей жизни, если то, что она говорит, правда. А потом я вспомнил про Ранджи. Если у меня не было некротического гоминоидного заражения, я легко мог его спасти. Если у меня не было некротического гоминоидного заражения, я был виноват в его смерти. Я ничего не рассказал отцу об этом разговоре в тот вечер. После наших крупных разборок накануне он делал вид, будто ничего не произошло. Он приготовил еду, а я накрыл на стол. И тут, когда мы оба уселись ужинать, он заговорил. – Питер, – начал отец, и это был первый раз с нашего отъезда из Лондона, когда он назвал меня этим именем, – у тебя своя болезнь, у меня своя. – Что? – огрызнулся я.