— Бардак! — возмутился генерал, садясь за стол; наверное, только соображения приличий мешали ему высказаться покрепче. — Посмотрите на них! Они же уверены в своей безнаказанности! Они не знают, что такое война и ее лишения, они совершенно не ценят того, что мы дали им! — Генерал, — заговорил Жорж примирительно, — для их возраста это нормально… Де Голль, конечно, не понял. — В их возрасте я занимался тем, чем должно, — заявил он, морщась, — а не шатался по улицам под предводительством авантюристов и спекулянтов. Жорж вздохнул. Он давно знал, что элементарные человеческие материи генералу почти не доступны. — У нас был несколько разный жизненный опыт, господин президент, — произнес он, стараясь не подавать виду, что его мучает то ли зависть, то ли острое чувство несправедливости. 1932. Опыты Солнечный свет из распахнувшегося окна пролился Жоржу в лицо, и тот, жмурясь и пытаясь закрыться ладонью, приподнял от подушки тяжелую голову. — Просыпайся, Понпон! — донесся до него веселый голос Пьера Руже — приятель, судя по всему, пребывал в бодром расположении духа, будто и не было для него вчерашнего вечера; впрочем, как Жорж обрывочно помнил, Пьер выпил меньше всех, больше сосредоточенный на том, чтобы заболтать сразу двоих подсевших к ним хорошеньких девиц. — Уже почти полдень! — Да, да, — глаза Жоржа чуть привыкли к свету, и он увидел склоняющееся над собой раскосое лицо Хима*, — время обеда, а мы еще даже не завтракали. — Идем к Бижону! — объявил Пьер, приближаясь к Жоржу и начиная трясти его за плечо. — Ну давай, дружище, приходи в себя. Тебе просто нужна тарелка лукового супа… впрочем, как и всем нам. Я голоден, как стадо обезьян! — Разве можно сказать «стадо»? — уточнил Хим. — По-моему, так не говорят. Правильно будет «стая обезьян»… — Как раз у Бижона и прочитаешь мне лекцию по зоологии, — ответил Пьер, обхватывая его за плечи и подталкивая к выходу в коридор, — а парочка кружек пива отлично поспособствует усвоению материала. Помпон! Ты идешь? — Я… — Жорж сделал было попытку встать, но тут же, застонав, как при сильнейшем головокружении, упал обратно на постель. — Я не пойду, ребята. Мне надо еще поспать… идите без меня. Пьер и Хим в недоумении переглянулись. — Ты не заболел, часом? — поинтересовался Пьер, снова подступившись к Жоржу и попытавшись положить ладонь ему на лоб — непрошеной заботы Жорж избежал, натянув одеяло до самой макушки. — Отказываешься от завтрака? Что с тобой? — Ты так весь обед проспишь, — принялся увещевать его Хим, — и что потом будешь делать до ужина? — Что-нибудь придумаю, — мрачно сказал Жорж, закрывая глаза. — Серьезно, идите вдвоем. Увидев, что с заартачившимся другом им не сладить, Пьер и Хим удалились — Жорж полежал немного в плотной и жаркой темноте одеяла, слушая, как их голоса и шаги стихают в конце коридора, а затем, удостоверившись, что остался один, прытко вскочил на ноги, жадно осушил оставленный у кровати стакан с водой и принялся одеваться. *** Любой уважающий себя студент Высшей Нормальной школы (а, возможно, и любой студент в принципе), по мнению Жоржа, должен был перманентно находиться в центре неразрешимого геометрического парадокса — своеобразного равностороннего треугольника, на каждом из углов которого находились книги, развлечения и еда соответственно; распределять свои средства так, чтобы хватало в равной степени на все, было невозможно, и оттого Жорж регулярно оказывался перед необходимостью самоотверженно отречься от одной из этих потребностей. Книгам он не изменял никогда — для него это было бы сродни безумству; только позавчера вечером он, зайдя в книжную лавку своего знакомца месье Марсельена, забыл о том, что кошелек его почти опустел, а до следующего месяца, когда можно будет рассчитывать на посылку от родителей — почти неделя. Хозяин лавки, конечно, знал, как его подловить — поманив Жоржа пальцем, будто желая посвятить его в невероятную тайну, показал ему новенький, явно только что из типографии том, на обложке которого значилось алыми буквами: «Путешествие на край ночи». — Скажу вам без обиняков, мсье, — сказал он доверительно, пока Жорж перелистывал страницы, — книга скандальная до чрезвычайности! Тираж точно изымут из продажи в самое ближайшее время — ловите момент… Скандальная книга? Жоржу больше и не надо было. — Беру. Потом была обычная субботняя попойка с Пьером, Лео** и Химом — завалились вчетвером в одно из кафе на улице Лапп, что неподалеку от площади Бастилии, заказали вина и кальвадоса, засиделись почти до полуночи, и это еще больше проредило Жоржевы скромные средства. В общем, проснувшись поутру, он вспомнил тут же о собственном плачевном финансовом состоянии и от того от похода к Бижону отказался — хотя ароматного, густого лукового супа, который подавали там по воскресеньям, хотелось до такой степени, что Жорж захлебывался слюной при одной только мысли о нем. Однако в ближайшие дни ему требовалось затянуть пояс потуже — и поэтому путь его этим утром лежал не к Бижону, а на воскресную ярмарку недалеко от Люксембургского сада, где Жоржу удалось разжиться хлебом, парой яблок и десятком яиц. Все это им оказалось живо переправлено на общую студенческую кухню, что занимала небольшое помещение на первом этаже общежития; обычно здесь хозяйничала деловитая кухарка мадам Долонэ, но в воскресенье ее, конечно, не было, и никто не помешал Жоржу разложить покупки на столе, закурить, а потом от той же спички (экономить — так во всем) зажечь плиту. По правде говоря, кулинарить собственноручно ему приходилось впервые, но он успокаивал себя тем, что пожарить яичницу — минутное и, в сущности, элементарное дело; неоднократно он видел собственными глазами, как эту процедуру проделывает матушка или ее помощница по дому — когда крутился по утрам на кухне, где они хлопотали над завтраком, надеясь, и не без оснований, получить от их щедрот какую-нибудь мелкую вкусность. Поэтому сейчас Жорж не чувствовал никакой неуверенности, присущей новичку — водрузил на плиту тяжелую сковороду и, подождав чуть, разбил туда сразу четыре яйца — точь-в-точь, как это делала матушка. Яйца зашипели, забурлили, собираясь в белые с желтыми разводами лужицы, а Жорж, довольный собой, поддал еще огня — есть хотелось зверски, как и всегда после веселой ночи, — и отошел к окну, чтобы спокойно докурить сигарету. Черт! Запоздало он вспомнил, что забыл купить еще и соли. Разве можно не посолить как следует свой завтрак? Бежать обратно на ярмарку было, разумеется, поздно; раздосадованный донельзя, Жорж принялся обшаривать кухню, надеюсь отыскать в каком-нибудь укромном уголке хоть самую заваляющую солонку. Как назло, попадалось ему все на свете, только не то, что было нужно; в отчаянии он сбегал и до комнаты, дабы удостовериться, что соли не обнаружится каким-то чудом в его собственных запасах, а когда спустился обратно, не успел даже дойти до кухни — нос его безошибочно уловил расползшийся по коридору запах гари. — Черт! — забывая про все остальное, Жорж метнулся обратно — к счастью, яичница подгорела лишь с краев, но попытка переложить ее в тарелку обернулась крахом, сравнимым с первой попыткой персов взять Фермопилы: проклятые яйца будто приварили к чугунному днищу, и можно было лишь с усилием отскребать их, превращая в неаппетитные почерневшие ошметки. Что бы сделала матушка? «Масло», — вспыхнуло у Жоржа в голове непонятно откуда, но он тут же оценил резонность этой идеи: конечно, стоило сначала вылить немного на сковороду, а потом уже разбивать яйца, но что уж теперь — благо масло на кухне точно было, Жорж несколько минут назад обнаружил небольшую бутылку в одном из шкафов… Жар от плиты шел такой, что у Жоржа начали слезиться глаза. Не глядя, он опрокинул бутылку над сковородой — и с криком шарахнулся назад, когда вверх взметнулся столп пламени. Можно было решить, что из сковороды вот-вот призовется какой-нибудь демон; в полнейшем ужасе Жорж вывернул ручку загудевшего водопроводного крана над раковиной и сунул адский плод собственных трудов под поток воды. Повалил дым. — Понпон! Понпон! Снаружи уже поднялась какая-то многоголосая суета — еще секунда, и дверь кухни распахнулась, и внутрь влетели, отталкивая друг друга локтями, Хим и Пьер. — Понпон! — откашливаясь и разгоняя дым ладонью, Пьер подскочил к Жоржу, выключил кран, уставился на сковороду и на плавающие в ней остатки того, что некогда было яичным белком. — Какого черта ты устроил? Что это? — Ты же отказался от завтрака! — вторил ему Хим. — Почему ты не пошел за нами к Бижону? Жорж, все еще ошарашенный и от того онемевший, отступил, приглаживая волосы — ему казалось, что после всех потрясений они наполовину опалены, а наполовину встали дыбом. По счастью, это было не так — очевидно, Жоржу очень повезло не пострадать от устроенного им пожара.