— Ну ты и болван, — с чувством сказал Пьер, обозревая кухню, больше похожую на поле битвы. — Мы думали, тут пожар! С чего это тебя вдруг понесло сюда? Жорж подавленно склонил голову — после всего случившегося признаваться в собственном расточительстве было стыдно вдвойне, но Хим, всегда отличавшийся большой проницательностью, раскусил его и так. — У тебя нет денег на кафе, что ли? — воскликнул он. — Ты мог бы спросить у нас! Мы бы тебя угостили! Хим и Пьер замерли, глядя на Жоржа; чувствуя, как лицо его начинает пылать не хуже давешней сковороды, он буркнул: — Не нищий же я, чтобы просить на пропитание… — Нет, дружище, — Пьер распахнул ставни, чтобы дым скорее тянулся на улицу, нежели в коридор, — это, получается, было бы никакое не подаяние, а вложение в собственное будущее. Я готов поделиться с тобой, чтобы мне не пришлось как-нибудь прыгать в окно, спасаясь от огня! — Точно, точно, — подтвердил Хим, — я тоже готов вложиться в это дело по мере сил. Я ведь, в отличие от вас, живу на третьем этаже… Жорж не успел ни рассмеяться, ни поблагодарить друзей за великодушие — Пьер сказал многозначительно, воздев к потолку указательный палец: — Тебе нужно обзавестись женщиной, Понпон. Пусть она тебе готовит, если будет необходимость. — Интересно ты говоришь — «обзавестись», — сказал Жорж чуть возмущенно, — будто это так легко. Пьер хотел сказать что-то, судя по его выражению лица — язвительное, но Хим успел его перебить: — Все равно тебе нужно будет накопить денег, чтобы произвести на нее хорошее впечатление. А мы тебе пока поможем. — Дельное замечание, — сказал Пьер и, вздохнув, вытянул из кармана и протянул Жоржу бумажный сверток, умопомрачительно пахнущий свежий сдобой. — Вот, возьми. Я для тебя у Бижона зацепил. Как знал, что понадобится. Только пообещай, что на кухню больше не полезешь. — Обещаю, — легко согласился Жорж и, развернув обертку, вонзил зубы в истекающее джемом тесто. __ *Фам Дуй Хим (1908 - 1974) - вьетнамский писатель, посол Южного Вьетнама во Франции в 1954-1957 **Леопольд Седар Сенгор (1906 - 2001) - французский и сенегальский поэт, писатель, политик, первый президент республики Сенегал в 1960-1980 1940. Надежда За сутки их полк преодолевал не больше километра. Война длилась уже несколько недель, а Жорж так и не встретил врага лицом к лицу — ни солдат, ни орды танков, машин и орудий, рассказы о которых, обрастая все новыми подробностями, переходили из уст в уста. Все, что видел он — отступление, торопливое и изматывающее, похожее больше на бегство, которому лишь для виду попробовали придать некую упорядоченность. Маршировать по переполненным дорогам было невозможно, и все, что оставалось Жоржу, как и его сослуживцам — медленно, крошечными шагами плестись в гигантском, растянувшемся от горизонта до горизонта людском потоке. Вокруг скрипели старые, нагруженные пожитками велосипеды, фырчали, распространяя удушливый выхлоп, машинные двигатели, вынужденные работать почти вхолостую, у обочин валялись чьи-то брошенные вещи и лошади, находящиеся при последнем издыхании — многие из них не выдерживали, падали и умирали тут же, посредь дороги, а их оттаскивали в сторону и бросали, как мешки с мукой, которую протравила плесень. Люди были упрямее лошадей. Люди продолжали идти: кто-то, как Жорж — сжав сильнее зубы, чтобы не тратить понапрасну силы, кто-то — крича, плача, стеная на свою судьбу или молясь Богу об ее облегчении. Последним Жорж слабо завидовал — верь он без всяких сомнений в существование сверхъестественной силы, которая сохранит его, если достаточно истово ее попросить, то ему, скорее всего, было бы легче. Но он никогда не был религиозен, ему не на кого было положиться в те июньские дни, наполненные монотонным, бессмысленным побегом от невидимого врага. В Бога он не верил; Клод была далеко, и он не знал, увидятся ли они еще когда-нибудь; от родины, о которой так любили поговорить командиры и агитаторы, с каждым днем оставалось все меньше и меньше: где-то далеко и в то же время буквально на глазах Жоржа она расползалась на клочья, все равно что облако, гонимое по небу ветром. Наверное, никогда и нигде он не чувствовал собственное одиночество так остро и беспросветно, как в этой толпе, окруженный со всех сторон теми, кто был так же беспомощен и потерян, как и он сам. Впереди была Луара. Жорж чувствовал это благодаря доносящемуся до него ветру, который пробирался под воротник и приятно холодил взмокшую шею. Жара в последние дни усилилась, и воды подчас недоставало — по крайней мере, во фляге Жоржа не оставалось столько, чтобы он мог позволить себе такую роскошь, как выплеснуть пару пригоршней себе за шиворот. Нужно было дотерпеть до другого берега — там должны были объявить долгожданный привал… Оглушительный свист, разорвавший воздух, сразу отбросил прочь все другие звуки — и стоны, и жалобы, и ругань тех несчастных, кто шел вместе с Жоржем в колонне, пропали тут же, оказавшись несоизмеримо слабыми и незначительными. Затем что-то громыхнуло, как показалось Жоржу — совсем рядом; он не успел понять, что происходит, а его сбило с ног, отнесло в сторону и опрокинуло прямо на очередной лошадиный труп. — Что… — он попробовал подняться, тряся головой, чтобы отогнать метнувшихся ему в лицо мух, и тут же загрохотало еще, ближе и громче, так что Жорж несколько секунд слышал только звон в ушах, а потом, когда тот чуть рассеялся, наконец-то услышал крик. Кричали гражданские, бросившиеся к мосту, в беспорядке толкая и сминая друг друга — этой человеческой волной оказались снесены и солдаты, хоть и разнесся над ними офицерский окрик: — На позиции! Занять позиции! Жорж обернулся туда, где были насыпаны невысокие курганы, долженствующие прикрывать отход — там уже засуетились, забегали артиллеристы, разворачивая в нужную сторону огромную черную пушку. По небу стрелами метнулись самолеты — сколько их было, Жорж не считал, но один из них пронесся прямо над его головой, и он вновь припал к земле, прикрывая ладонью макушку. Все вокруг него сотряслось и перевернулось, и он подумал на секунду, что умирает, но пугающее наваждение тут же исчезло — Жоржу повезло, он был невредим, просто его порядком засыпало с головы до ног теплой, крошащейся на зубах землей. — Отступаем! Отступаем! Он все же смог подняться, наспех вытер ладонью бегущую по виску кровь. К грохоту бомб, сыплющихся с неба, добавился теперь и грохот пушки, палившей им навстречу; Жорж не мог оценить, была от нее польза или нет, потому что стремглав бросился к мосту, где в это время разверзся самый настоящий ад. Ему самому удалось забраться в кузов проезжающего мимо фургона — вернее, его практически затащили туда, схватив за руки и за шкирку, — а бомбы продолжали падать, поднимая целые фонтаны воды, и люди метались и давили друг друга, запертые меж перилами, точно животные в загоне, услышавшие свист хлыста. Фургон вез Жоржа к другому берегу ужасающе неторопливо, почти продираясь через всеобщее безумие, через месиво из тел, через плотную пелену шума; что же до самого Жоржа, то он не мог сделать ничего, кроме как смотреть широко раскрытыми глазами на лица тех, кому не повезло так, как ему, и кому он ничем не мог помочь, и повторять про себя одну и ту же фразу, слишком похожую на молитву: «Только не в мост, иначе нам точно конец». Пожалуй, какая-то искра религиозности в нем все-таки обнаружилась. — Что, Помпиду? — такими словами встретил его Перальди, командующий батальоном. — Как вам настоящая война? «Как дерьмо», — чуть не ответил ему Жорж, но чудом сдержался, молча отвел взгляд. Их отношения с командующим не складывались с самого начала: наверное, Жорж не был по природе своей склонен к беспрекословному подчинению кому бы то ни было, и на каждый приказ у него находилось собственное мнение, полностью противоречащее мнению командования. Дошло однажды до того, что Перальди пригрозил ему расстрелом — дело было еще на Сомме, Жорж отчаянно желал сделать вылазку, чтобы разыскать отставший взвод, который мог угодить в окружение, и довел Перальди до того, что тот заорал, брызгая слюной: «Здесь командую я, а не вы, черт подери!». Жорж слушал его молча, глядя на него зло и безнадежно; ему пришлось уступить и даже извиниться, но Перальди, конечно, чуял, что искренности в том извинении было ни на грош, потому и не упускал случая поддеть его — даже сейчас. — Что мы будем делать теперь? — осведомился Жорж, продолжая стирать со своего лица остатки земли и крови. — Когда все наши части переправятся, разрушим мост, — ответил ему командир. — Будем держать оборону здесь. «Какой в этом смысл?» — спросил бы у него Жорж, но у него не осталось сил, чтобы спорить. ***