Злость на говорившего накатила давящей волной. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы сдержать острое желание вывернуть на голову хохмача кувшин брусничного морса. Нет, я не стану ссориться с незнакомым старателем. Буду честной: рыдая, я и сама не раз называла папу дураком, который, погнавшись за славой и богатством, рискнул своей жизнью. Боги мои… Думай отец о нас с мамой, не полез бы туда, откуда не возвращаются… Весной исполнится четыре года, как он пропал. Что Эрслан Эйк жив и просто затерялся в аномальных районах гор, уже никто не верил, кроме меня и, возможно, еще Хельги, которая любила его безответно много лет. Так, не расслабляться. Надо слушать, о чем болтают. Но как ни старалась, знакомых голосов или хотя бы тем, на которые могут разговаривать стражи крепости, не услышала. Я обернулась и осмотрела зал открыто – и поняла, что Хельга обманула, моих коллег здесь нет. За шуточку я попеняла, когда она вернулась с пиалами, доверху заполненными ягодами ки, блестевшими в свете магламп. – Зато ты взбодрилась и перестала нести чушь о ?росте, – возразила подруга ехидно. – Не знала, что тебе нравятся неотесанные, грубые боевики. – Меня задело, как она обозвала мое мнение о маге. – Неотесанные? Судишь, не пообщавшись с ним нормально и пяти минут? Да ты гордячка, Иза! – возмутилась Хельга. Чтобы не сказать ещё что-нибудь лишнее, я принялась есть горные ягоды. Сладкие, сочные и ароматные, они ускоряли наполнение резерва, но хранились до обидного недолго. А те, что вырастали в теплицах, хоть и не теряли чудесных свойств, но почему-то были кислыми до ужаса. Не устаю удивляться особенности ки, она действительно уникальна, дар богов людям. Хельга смерила меня понимающим взглядом и вынесла вердикт: – Бесишься, потому что тебе Фрост понравился. – Она подмигнула. – И я понимаю, и одобряю твой выбор. Фрост – хороший образчик истинного защитника, матерый волчара. Будь мое сердце свободным, я бы к нему присмотрелась сама. Я успела съесть достаточно ки, чтобы подобреть, и заявление подруги уже не возмущало. Хочется ей меня поддевать, ладно, потерплю – это же Хельга, ей иногда можно. – Думай, что хочешь, – разрешила я. Вдобавок, если начну возражать, оправдываться, подруга поверит в свою же выдумку. Когда резерв полон, а ки ешь много, она пьянит, как игристое вино. Но при этом утром не будет похмелья и прочих последствий. Ну, разве что сразу нападает внезапная болтливость и безудержная любознательность, перед которыми пасует стыдливость. Сегодня они вредны, как никогда раньше… – Хельга! – не вытерпела я. – А? – Оторвалась подруга от полезного десерта. – Он же бородатый! Она думала о чем-то своем и не поняла вопрос: – Кто? – ?рост. Там же щетина, как половина фаланги моего мизинца. – Я помахала перед носом подруги рукой с тремя кольцами-накопителями и обратила внимание, что кожа слегка обветрилась. Шмырев мороз… Пока жила в столице, я успела забыть, сколько крема для рук уходит зимой. Надо заглянуть к зельевару, обновить запасы. – И что? Удивление Хельги выглядело неподдельным. Неужели только меня волнуют подобные моменты? Я засмущалась и, уткнувшись взглядом в темно-оранжевые ягоды, спросила тихо, почти шепотом: – Целоваться-то как? Вовремя я подняла голову – уголки бледных губ дрогнули, словно хозяйка трактира хотела рассмеяться и с трудом сдержалась. – Думаю, не хуже, чем с гладко выбритым мужчиной. Ты же не с бородой будешь целоваться, правильно? – Я вообще с бородатым целоваться не буду. Хельга вскинула тонкие брови. – Тогда почему спрашиваешь, Иза? Когда переполняет магия, тело легкое, настроение легкомысленное, а голова пустая… и глупая-глупая. А язык – предатель! – болтает без устали. – Занятно просто. Слышала, что мужчина, который не бреется, не уважает свою любимую. – Не уважает тот, который бреется плохо и оставляет у девушки раздражение на подбородке. Раньше, когда Хельга напоминала о давнем случае, я смущалась, теперь же рассердилась. Не на нее, на Йохана, который украл у меня первый поцелуй, оставив вместо приятных воспоминаний заметные царапинки на лице. Он поцеловал, поздравляя с удачно завершенным первым курсом и объявляя, что отныне мы пара. Сейчас и не скажу, чего было больше: восторга, что парень, который давно нравился, стал моим женихом, или разочарования, что поцелуй оказался не волшебным, а колючим. К счастью, его последствия, то есть красные пятна на подбородке, вмиг убрал крем, который посоветовала Хельга. На тот момент я и не подозревала, что вскоре случится несчастье, и она окажется единственной, кто поддержит и постепенно станет близкой подругой. Та самая соседка, которая смотрела на моего отца больным взглядом и на которую я недобро косилась, опасаясь, что она попытается разрушить семейное счастье моих родителей, стала моей главной опорой. Я сдавала летнюю сессию второго курса, когда отец, опытный маг-землевик, исчез. Ушел в горы в одиночку выискивать новые месторождения драгоценных камней – и пропал. Когда не вернулся через неделю, мама забеспокоилась. Поиск длился недолго – через пару дней группа следопытов наткнулась на последнюю стоянку неподалеку от входа в гиблое место. Следов борьбы не обнаружили, отец просто исчез, а значит, по мнению большинства, поддался наваждению и сгинул. Если бы со мной связались, лорд Йохенссельский, невероятный человек и ректор моего университета, не отказал бы в помощи, дал бы лучшего мага-искателя. И я бы нашла папу по горячим следам. Я чувствовала, что он жив. Сейчас же, спустя почти четыре года, надежда едва тлела в душе. Наверное, до конца я не сумела простить маму, ждущую окончания сессии, чтобы сообщить мне дурные новости. Как и то, что она сразу поверила в смерть мужа, а горе быстро помог забыть Ханс Марон. Они даже положенный год траура с трудом выдержали – Адамина, здоровенькая и крепенькая, появилась на свет через восемь месяцев после свадьбы. Всем же знакомым мама рассказывала, что ее младшая дочь родилась недоношенной и слабой. Богине откровенная ложь не понравилась, и Адамина вскоре действительно начала болеть. Целитель заявил, что климат ей не подходит, и мама с отчимом затеяли переезд. Радует, что мне хватило денег, заработанных за год практики, чтобы выкупить мамину часть дома, и он теперь полностью мой, и родовому гнезду Эйков ничто не угрожает. – Чего притихла? – Нарушила молчание подруга. – А ты? – А я вспоминала поцелуи с бородатыми. Хельга наверняка поддразнивала – с момента появления в нашем городе, она смотрела только на моего отца и, не будучи женой, хранила ему верность и после его загадочного исчезновения. – И? Не томи! – Я решила поддаться на провокацию и посмотреть, что из этого выйдет. Кто знает, может, и целовалась она с бородатыми? В старой жизни, до Вьюги? – Все зависит от степени мягкости бороды. – Хельга напустила на себя вид умудренной жизнью женщины, хотя была старше лишь на четырнадцать лет. – У одного она, как мех, у другого напоминает одежную щетку. Я кивнула. А что, похоже на правду. Косы у девушек ведь тоже разные бывают: у одной – шелк, у другой – пакля. – Поверила? – Хельга довольно рассмеялась. – Прости, не удержалась. Я не помню, Иза. Да и смысл целоваться с мужчиной, если ты в этот момент думаешь, какая у него борода на ощупь? И то верно… Глупости лезут в голову. Мы ещё похихикали, поговорили о последних новостях Вьюги и доели ки. – Спасибо за шикарное угощение, Хельга. Пойду я, поздно уже. – Я с тобой, только оставлю указания и утвержу утреннее меню. В добротном трактире, построенном из камня и толстых дубовых бревен, часто останавливались путешественники – в их распоряжении был весь второй этаж. И хотя комнаты были по – настоящему благоустроены, с ярким маглампами и жаркими светочами, Хельга тут не жила, предпочитая тишину. И в отсутствие хозяйки в «Снежной ведьме» заправляла всем надежная семейная пара – стражник-ветеран и магичка земли, некогда входившая в артель старателей. Последние посетители и постояльцы трактира заканчивали ужинать, и в просторном зале сейчас сидело человек восемь. Пока Хельга общалась с помощниками, я без спешки оделась, глядя в окно. Двор освещали магические фонари, и поваливший поздним вечером снег красиво золотился в их свете. Эх, опять метель… Короткая куртка из меха фурра – чудная вещь, удобная на работе и в драке, но, когда дует ветер со стороны гор, даже в самых теплых штанах нещадно подмерзает попа. – Это она, как и сказали, серебристо-пепельная магичка. Злой шепот царапнул слух. Я резко обернулась – неподалеку, возле пустого столика, стояли уже знакомые брюнетки. У той, что восхищалась моим цветом волос, в глазах плескалось отчаяние и решимость одновременно. Вторая девица презрительно кривила губы, но при этом именно она заговорила первой: – Изольда Эйк? – Да. – Я опустила сложенные на груди руки, готовясь к самому неожиданному повороту событий. – Я хотела с вами поговорить, Изольда, – тихо произнесла поклонница моей косы. – Я – Марта. Она выжидающе на меня смотрела, и я нахмурилась, пытаясь заставить память очнуться. Марта? Как будто имя мне о чем-то говорит.