Фингал вспомнил, что отец только что сделал ему невероятную уступку. Улыбнувшись, он негромко сказал: — Отец, у меня впереди еще полтора года, чтобы все обдумать. Я должен испробовать все, прежде чем приму решение. — И я нисколько не сомневаюсь, что именно так и будет, — подытожил отец. 7 Заслышав волынку «В знак старых добрых времен». Нестройное пение завершилось, барабанный бой и приветственные крики студентов и их спутниц возвестили начало нового, 1935 года. — С Новым годом, Фингал! — воскликнула Китти. — С Новым годом! Он поднял ее, закружил и вновь поставил на ноги. — С Новым годом, Китти О’Хэллоран! — во весь голос крикнул он и поцеловал ее. — Когда мы вновь будем танцевать здесь… — Он собирался продолжить: «В следующем году ты уже будешь медсестрой, а мне до получения диплома останется еще полгода», но вдруг понял: нет никаких гарантий, что через двенадцать месяцев они с Китти по-прежнему будут вместе. Оставалось лишь надеяться, что Китти не услышала начало фразы. На печальном примере Ларса Фингал увидел, насколько хрупкими бывают близкие отношения. Но дело было даже не в этом: он понял, что не готов признаться в любви. Пока еще нет. Слишком много сил и времени уже потрачено. Четыре года в море. Три с половиной года учебы. Размолвка с отцом, шрам от которой только начинал затягиваться. На все эти затраты времени и сил Фингал решился по одной причине: он страстно хотел стать врачом. Кроми в костюме шотландского горца ворковал с миниатюрной Вирджинией Трейнор. — Юбочка просто прелесть, — сказал Фингал другу в начале вечера. — Балда, это килт. Мой прадед Кроми был родом из-под Абердина. И если ты еще не понял, я умею играть на волынке. Сыграю сегодня после полуночи. Под звуки волынки — в новый год. — Да уж, — закивал Фингал. — Ладно, только волынь недолго. Кроми рассмеялся и предложил выпить чего-нибудь. И вот теперь, спустя четыре часа, Фингал сомневался, стоило ли Кроми начинать вечер со спиртного. На сцену ему помог подняться Чарли Грир. — Как думаешь, Боб, он справится? — А то! — Боб стоял возле своей спутницы Бетт Свенсон. — Чем хуже волынщик держится на ногах, тем лучше играет. Вид Кроми имел далеко не молодецкий. — Леди и джентльмены, — объявил с фальшивым шотландским акцентом распорядитель вечера, — поприветствуем Энгуса Мак-Хэмиша Мак-Энгуса Октерлони, лэрда Картофельного, тана Питтенуимского! Сейчас Энгус сыграет нам «Жалобу Мак-Рики». Фингал рассмеялся: — Ну и белиберда! — Постой, главное веселье еще впереди, — пообещала Китти. Фингал обнял ее за талию. — Твоя правда, но мне что-то тревожно. — Выбрось свои тревоги из головы, Фингал. Не можешь же ты отвечать за всех и каждого. Смотри, Чарли на сцене вместе с ним. Кроми поудобнее пристроил волынку под левой рукой, сделал неуверенный шаг, покачнулся и чуть не свалился со сцены. Чарли успел ухватить его сзади за жакет и уберечь от падения. Кроми похлопал в ладоши, требуя внимания, взвалил на плечо басовые трубки волынки и взял мундштук в рот. Его раздутые щеки покраснели от натуги, гулкие звуки из басовых трубок стали аккомпанементом для ритмичной мелодии, которую порхающие пальцы Кроми извлекали из игровых отверстий инструмента. Кроми вышагивал по сцене, взлетал подол килта, ревели трубки, а в зале студенты с партнершами выстроились в две шеренги для шотландского танца. Фингал стоял напротив Китти, Боб — напротив Бетт, а Вирджиния и подружка Чарли, тихая деревенская девушка, образовали последнюю пару. Распорядитель объявил: — Леди и джентльмены, а теперь волынщик сыграет джигу! Зал огласили радостные крики. Кроми отыграл четыре фигуры танца. Когда смолкли последние звуки, Фингал обнял Китти. Держать ее в объятиях было так уютно, словно для этого ее и создали. — Весело было? — спросил он. — Чудесно, Фингал. — Она заглянула ему в глаза, и он вновь увидел мерцание янтарных крапинок в ее серых глазах. — Тогда идем, — позвал он, — последний танец. Он взял Китти за руку, вывел на середину зала, заключил в объятия, и танец начался. Певица нежно выводила: «В глубине души голос вновь звучит…» Китти прижалась щекой к щеке Фингала, и он ощутил ее мягкость, уловил благоухание. — «Но огонь погас, дым коснулся глаз…» Он услышал ее шепот: — Ты ведь не дашь огню погаснуть, Фингал? Правда? — Не дам, — подтвердил он. — Ни за что. — Я задолбался. — Кроми вошел в студенческую столовую больницы, рухнул на стул и взгромоздил ноги на низкий стол. Фингал, который рассеянно водил пальцем по фамилиям нескольких поколений студентов, вырезанным на деревянной столешнице, вскинул голову. Подошедший Боб Бересфорд широко зевнул. — Прошлой ночью мы выбились из сил, — сообщил он. — Глаз не сомкнули. Еще несколько таких дежурств — и я, пожалуй, передумаю сдавать первую часть выпускного экзамена в июне. И уж конечно, на обход сегодня утром не собираюсь. — Мы вполне можем время от времени обходиться без сна, — напомнил Фингал. — В новогоднюю ночь мы разошлись только в два часа ночи, и я что-то не припомню, чтобы это тебя тревожило, Боб. — Так это было два месяца назад, — напомнил Боб. — Я понимаю, Боб, ты устал, — кивнул Фингал, — но ни за что не поверю, что ты всерьез подумываешь сдаться. — Он вдруг вспомнил, как незадолго до Рождества заметил интерес друга к научным исследованиям. — Слушай, до июня всего три месяца, и нам надо будет сдать патологию и микробиологию, фармакологию и терапию, судебную медицину и гигиену. Всего-то. — Ничего себе «всего-то». Это же шесть чертовых предметов, Фингал! — Боб потер глаза и снова зевнул. — Если забросишь учебу, мы втроем будем пилить тебя. — Ну и ладно. А я иду спать. — Доктор Миккс будет недоволен, — предупредил Чарли. — Не беспокойся, Боб, — вмешался Фингал, — я скажу ему, что ты сдаешь кровь или что тебя укусил бешеный барсук. Словом, что-нибудь придумаю, но только если сегодня вечером мы вдвоем займемся патологией цирроза печени. Я же знаю, ты сбежал с лекции на скачки. Под пристальным взглядом Фингала Боб сдался. — Ну так и быть. — Чарли тоже будет заниматься с нами, — добавил Фингал. — Угу, — подтвердил Чарли. — Лекции в четверг назначили на то же время, что и тренировку. Так что мы с Фингалом из-за регби пропустили цирроз. — Цирроз печени! Звучит так же увлекательно, как смотреть на пузыри, плывущие по водам Лиффи, — заметил Боб. — Ладно, я пошел. Кстати, Фингал, сегодня утром мы приняли твоего давнего знакомого. Мистера К. Д. — с очередным приступом. — Что?.. Вот черт. Спасибо, что сказал, Боб. Посмотрим его на обходе. — Он взглянул на часы. — Кстати, нам лучше не опаздывать к доктору Микксу. — Он поднялся. — Идем, ребята. Покидая столовую, Фингал размышлял о том, в каком состоянии сейчас Кевин Доэрти. Вскоре выяснилось, что в скверном. Кевин едва сумел улыбнуться, узнав Фингала, и вскоре впал в полузабытье. У него вновь началась фибрилляция предсердий, доктор Пилкингтон возобновил лечение хинидином. Фингал решил заглянуть в палату святого Патрика сразу же, как только будет покончено с дневными делами. — Мы с Чарли — на обработку швов, — распоряжался Фингал, направляясь на амбулаторный прием. — А Кроми и Боб, раз уж он отоспался и вернулся в наши ряды, займутся кожными болезнями. Договорились? — Ладно, — кивнул Кроми. — После приема меня всегда мучает зуд. Насмотришься на всякую сыпь… И потом, что это за лечение! «Сухое — увлажняй, мокнущее — суши». — Кстати, Боб, — продолжал Фингал, — доктор Миккс поверил, что у тебя мигрень, но долго сокрушался о том, как трудно получить хорошую характеристику студентам, пропускающим слишком много занятий. Боб пожал плечами. Длинный узкий коридор амбулатории имел два боковых прохода и один центральный. Вдоль всего коридора были расставлены деревянные скамьи, сгруппированные возле дверей кабинетов. В каждом из этих кабинетов принимали пациентов с жалобами определенного рода. Боб и Кроми свернули налево, в дерматологию, Фингал и Чарли направились в процедурный кабинет. Коридор был уже заполнен пациентами. Фингал прошагал сквозь беспокойную толпу, прислушиваясь к приглушенному гулу голосов, который перекрывали выкрики медсестер: «Следующий, пожалуйста!» — и взрывы кашля. В сырых трущобах свирепствовали хронический бронхит и туберкулез. Фингал и Чарли вошли в небольшой кабинет с яркой лампой на потолке. На деревянном стуле сидел мужчина средних лет, прижимая к себе руку, замотанную в окровавленные тряпки. Рядом с ним стояла студентка сестринских курсов. — Добрый день, сестра, — поздоровался Чарли. — Что тут у нас? — Да у вас-то ничего, приятель, — ответил ему пациент. — Это мне правую ладонь раскромсало зубилом.