— Все хорошо, миссис Лэнниган. Поверьте мне, ваш ребенок нормальный, и все будет в порядке. — Он пожал ей руку. — Какая бестактность, мистер Фицпатрик, — ровным тоном добавил он. Фицпатрик попятился со своего места в первом ряду. — Миссис Лэнниган взволнована, поэтому закончим поскорее. В родовых путях есть некое препятствие. — Он повернулся к штатному врачу. — Будьте добры, доктор Милликен, — молодой врач выступил вперед и показал на просвет рентгеновский снимок. Скелет ребенка выглядел совершенно нормально. — Обратите внимание, — продолжал доктор Твиди, — на искривленный верхний край входа в таз, — он наклонился к пациентке. — Это означает, что там маловато места, малышу трудно двигаться. Поэтому мы сделаем кесарево сечение. Операцию проведем мы с доктором Милликеном, а будущие врачи понаблюдают. С ребенком все будет хорошо, обещаю вам. Фингал услышал шаги и скрип колес: санитары везли каталку. — Мы перевезем вас в операционную, миссис Лэнниган. — Доктор Твиди отпустил руку пациентки. — С вами все будет хорошо. Роженицу переложили на каталку и увезли. Доктор Твиди спросил: — Почему у нее такой плоский и сдавленный таз? — Рахит, сэр, — ответил Фингал. — В трущобах солнечного света не хватает даже в ясные дни. Вдобавок плохое питание. — Ох уж эти трущобы… — Врач поджал губы. — Там половину родов принимают повивальные бабки и женщины постарше… А теперь будьте добры следовать за мной, я покажу вам кесарево сечение. Свита двинулась за врачом, Фингал шел одним из последних. Доктор Твиди произвел на него глубокое впечатление: он без колебаний поспешил утешить перепуганную женщину, взял ее за руку, и при этом явно знал толк в своем деле. Фингал мечтал стать врачом именно такого рода — он усмехнулся собственному выражению, — в самом ближайшем времени, через каких-нибудь полгода. — Фингал О’Рейли? Что привело вас сюда? — Дверь дома на Лисон-стрит открыла Вирджиния Трейнор. — Трамвай. — Фингал сумел улыбнуться. — Остаток пути я проделал пешком. — О, вот оно что! Искрометный юмор. Поразительная находчивость. — Она закатила глаза. — Вы пришли повидать Китти? — Если можно. — Не знаю, стоит ли впускать вас. Прошло полгода с тех пор, как вы ее отшили. Может, просто оставите ее в покое? — Не могу. — Фингал старался не обращать внимание на дождевые капли, которые мерцали в свете уличных фонарей, и струйки, стекавшие ему за воротник плаща. Вирджиния фыркнула. — Подождите здесь, сейчас спрошу у нее. Согласится ли Китти увидеться с ним? Если нет, винить ее он не может. И все-таки он надеялся, что Китти ему не откажет. Как и предыдущие три раза накануне Рождества, сегодня он чуть не повернул обратно, когда был почти у цели. Он сам не понял, чего боится: вновь обидеть Китти или получить отказ. Мимо пролетел мотоцикл, подняв в луже волну. Почти такие же волны бились о высокие борта старого «Тигра». Обернувшись, Фингал крикнул вслед гонщику: — А помедленнее нельзя? Никчемный болван! — Узнаю прежнего О’Рейли, — послышался знакомый голос. — Входи, Фингал. Круто обернувшись, Фингал увидел Китти. Свет падал сзади, просвечивал сквозь волосы, и казалось, что вокруг головы у нее нимб. Она отступила, пропуская его в прихожую, закрыла дверь и заметила: — Ты вымок. Давай сюда плащ. — Спасибо. — Фингал выпутался из плаща и отдал его Китти. Она повесила его на крючок, капли застучали по линолеуму. — Я вернусь часа через два, — предупредила Вирджиния, проходя через прихожую. — В кинотеатре все еще идет «Цилиндр». Обожаю Фреда Астера и Джинджер Роджерс. — Она набросила плащ и ушла. — Итак, Фингал, как твои дела? — спросила Китти, сопровождая его в комнату. — Что ты сделал с собственным носом? Он усмехнулся. — Не я, а Чарли Грир. Мы боксировали ради разминки, и я на минуту утратил бдительность. — Вирджиния говорила, что ты сдал экзамен. Поздравляю. — Спасибо. — Он прошел следом за Китти в гостиную. Китти села в кресло. Простой шерстяной свитер свободно облегал ее тело, подчеркивая красоту форм. Косметикой она не пользовалась: серые глаза с янтарными крапинками служили ей лучшим украшением. — Садись. Он опустился на диван. — Неплохо выглядишь. — У меня все хорошо, — подтвердила она. — В больнице на Бэггот-стрит для медсестер созданы все условия. И ни слова о другом мужчине. Может, между ними все кончено. В душе Фингала проснулась надежда. Он сел прямо, положив руки на колени, и вгляделся в глаза Китти. — Я пришел извиниться. Прости, что оттолкнул тебя. С тех самых пор я не переставал сожалеть об этом. — Я пыталась тебя понять: экзамены, болезнь отца… Я старалась изо всех сил, Фингал. Честное слово. Сожалел о случившемся не только ты. У меня разрывалось сердце от сочувствия к тебе. Он склонил голову. Она резко встала. — Я признательна тебе за этот визит. Я всегда знала, что ты джентльмен. Спасибо. Извинения приняты. Он поднял голову. Китти стояла прямо, расправив плечи. — Китти, я… Она вскинула руку ладонью вперед. — Фингал, не унижайся. — Это не унижение. То, что я хочу сказать, чистая правда. Я… — Прошу тебя, Фингал, не надо. Я должна кое-что сообщить тебе. Еще до того, как ты успеешь продолжить. — Она расправила складку на юбке. — Я думаю, тебе уже известно, что я встречаюсь с одним хирургом-стажером. У Фингала пересохло во рту. Эти слова ударили больнее, чем кулак Чарли в боксерской перчатке. — На прошлой неделе он сделал мне предложение, — скороговоркой добавила Китти. От неожиданности у Фингала отвисла челюсть. — Ясно, — промямлил он. — Фингал, я сказала ему, что мне нужно подумать. — Взгляд серых глаз пронзал его насквозь. Скажи ей, дубина, буквально вопил внутренний голос, скажи, что любишь ее. Если она ответила, что ей нужно подумать, значит, она ни в чем не уверена. Может, ты ей до сих пор небезразличен? Но Фингал вдруг обнаружил, что просто не может заставить себя задать единственный вопрос. Он поднялся. Его слова прозвучали холоднее, чем ему хотелось бы. — Рад за тебя, Китти. Желаю тебе счастья. — Это все, что ты хочешь сказать, Фингал? — А что еще? Ты обдумываешь предложение руки и сердца. К черту сдержанность, внушал ему внутренний голос. Скажи, что любишь ее. Проглоти свою гордость, приятель, и скажи прямо. — Хорошо. Понятно, — негромко произнесла она. — Надеюсь, мы останемся друзьями, — добавил Фингал. Еще одна заученная фраза из твоего сборника банальностей, мысленно отметил он, и протянул руку. Китти подала свою. Ее пожатие было холодным и твердым. От прикосновения ее пальцев по телу Фингала пробежала жаркая волна. — Я помню, что через пять месяцев у тебя экзамены, — произнесла она, завершив рукопожатие. — Надеюсь, они пройдут успешно. Я знаю, как много они значат для тебя. Фингал заметил, что ее глаза блестят сильнее обычного. — Я пойду, — пробормотал он. — Желаю тебе всех благ, Кэтлин О’Хэллоран. — А я желаю тебе удачи, Фингал Флаэрти О'Рейли. На этот раз он ушел, не обернувшись. Закрыл за собой дверь и шагнул под январский ливень. И не удивился тому, что щеки вмиг стали мокрыми. — Пошел прочь! — рявкнул Фингал на псину, помесь колли и борзой, которая пыталась вцепиться в заднюю шину его велосипеда. Фингал спешил к роженице на Свифтс-Элли. Помимо амбулатории, при больнице Ротонда работал медицинский пункт дородовой помощи, который ежегодно посещало полторы тысячи женщин, в дальнейшем рожавших в домашних условиях.