Он берет карты с ухмылкой на лице. — Все в порядке. Я просто спрошу тебя после того, как выиграю следующую раздачу. — Он тасует колоду и раздает карты, выглядя таким довольным собой. В итоге я проигрываю следующую раздачу, и он задает мне тот же вопрос, на который я раньше отказывалась отвечать, а затем терпеливо ждет, моего ответа. — Я кое-что сделала, — раздраженно отвечаю я. Как, черт возьми, он выиграл эту раздачу? — Это чушь собачья. Сначала два туза, потом две дамы. — Что за «кое-что»? — У него в руке колода карт, и он перебирает ее большим пальцем. — Я кое-кого облапошила. — Это еще не совсем ответ. — Ну, это лучшее, что я могу тебе сказать, — говорю я, но он просто продолжает смотреть на меня, раскрывая карты веером, снова и снова, его сексуальные карие глаза скользят по моей коже. — Отлично. — Я сдаюсь по какой-то безумной причине, блаженство, которое я чувствовала раньше, ускользает все дальше и дальше, и я знаю, что скоро мне придется что-то с этим делать. — Я облажалась с ними во время сделки месяц или около того назад. Он обдумывает мои слова и садится, отбрасывая карты в сторону. — Подожди, «Сделка», как с наркотиками? Я пожимаю плечами, разведя руки в стороны. — Ты действительно так удивлен? Его взгляд скользит вверх и вниз по мне. — Да… не знаю. — Он чешет голову. — Почему ты это делаешь? — Потому что это работа, — говорю я ему. — Я также работаю официанткой, потому что я ненавижу влезать в долги, а колледж заставил меня часто влезать в долги. — Но ты можешь попасть в тюрьму. Или может случиться что-нибудь похуже. — Он тяжело сглатывает. — Наркотики опасны, Вайолет. — Да, я в курсе. — Тебя это не беспокоит? То, что с тобой может что-то случиться? — Не совсем. Жизнь — это просто жизнь, живу ли я на улице, за решеткой или в общежитии. Он хмурится. — У меня был друг, который однажды попал в тюрьму, и какое-то время у него все было не очень хорошо. — У меня никогда не бывает хорошо. — Это вырывается, и потрясенный взгляд на его лице заставляет меня хотеть взять слова обратно. — Эээ…В любом случае, это не имеет значения, — торопливо говорю я, надеясь отвлечь его. — У меня больше нет поставщика, поэтому какое-то время я не буду этим заниматься. — Я с трудом сглатываю правду. Он выдыхает, его массивная татуированная грудь выпячивается. — Где ты берешь наркотики? Я поднимаю два пальца. — Это два вопроса, и снова я должна тебе только один. Покачав головой, он хватает карты и быстро сдает еще одну раздачу. Он снова выигрывает, и мои подозрения возрастают, потому что у него есть туз и дама, и вероятность того, что он получит такие хорошие карты три раза подряд, маловероятна. — Я не уверена, что это честные победы, — заявляю я, кладя свои карты на верх колоды. Не то чтобы я злюсь, что странно. Я заинтригована больше всего на свете, потому что обычно я кого-то обманываю, но если он жульничает, если он меня обманул — это будет впервые за долгое-долгое время. — Я думаю, что ты, возможно, шулер, мистер Стоически Отчужденный. — Тогда докажи. — Его губы кривятся. — Теперь мой следующий вопрос. Где ты берешь наркотики? — От панды, — говорю я первое, что приходит мне в голову, не готовая полностью признать, что он выиграл эту раздачу. Его лоб морщится, а затем он хихикает себе под нос. — О, черт возьми, Боже, ты действительно самый странный человек, которого я когда-либо встречал. — Спасибо. — Я качаю головой и тасую карты и раскладываю их на матрасе перед собой. Он кладет свою руку на мою, останавливая меня. — Так не пойдет. Тебе все еще нужно ответить на мой вопрос. — Что? "Медведь-панда" не был для тебя достаточно хорошим ответом? Откуда у тебя наркотики? — Он отпускает мою руку. Я выравниваю карты ровно по матрацу. — От парня, которого ты сегодня избил. Его губы раскрываются в шоке. — Откуда ты вообще его знаешь? — Он мой приемный родитель, или был им с пятнадцати до восемнадцати лет. — Твой приемный родитель? — Он таращится на меня. — Ты, черт возьми, серьезно? — А ты как думаешь? — Я остаюсь настолько собранной, насколько могу, заставляя его проверять, говорю ли я правду. Он твердо выдерживает мой взгляд. — Я и не знаю, что думать. — Тогда ладно. У тебя есть ответ. — Тогда ладно. — Он повторяет мои слова, его лицо искажается от недоумения, когда он берет у меня колоду. — Следующая раздача. На этот раз я внимательно наблюдаю за ним, просчитывая каждое его движение. Все кажется безупречным, пока я не забираю сданные карты. Я замечаю, как он переносит вес вперед и чешет ногу. Клянусь богом, похоже, он что-то достает из-под своей задницы. — Подожди минуту. — Я поднимаю палец, кладу карты и наклоняюсь вперед. — Ты только что вынул карту из-под задницы? — Зачем мне это делать? — Он поднимает две карты, которые у него есть, и невинно прижимает руку к груди. — Кроме того, куда мне положить остальные карты, которые я сдал? — Откуда мне знать, — говорю я. — Может быть, себе в задницу. Он моргает, равнодушно глядя на меня, и я встаю на ноги. Без всякого предупреждения я тяну его за руку, чтобы заглянуть ему под задницу. Он снова начинает смеяться, и я мысленно отмечаю, что мне невольно удалось заставить его рассмеяться дважды за последние несколько минут. Я не знаю, что это значит, кроме того, что я, должно быть, в какой-то комедийной постановке, и он находит меня забавной, чего раньше никто не делал. Когда он наклоняется в сторону и позволяет мне заглянуть ему под задницу, полотенце опускается ниже на его бедре, и я чувствую запах алкоголя в его дыхании. Как я и думала, под ним спрятана карта, я хватаю ее и держу между пальцами. — Ты обманывал все это время, не так ли? Он выхватывает у меня карту, на его губах играет легкая ухмылка. — Я всегда жульничаю в картах. Так меня учили играть. — Значит, ты решил, что я буду проигрывать каждую раздачу, и ты будешь задавать вопросы. — Я опускаюсь на кровать, скрестив ноги, не зная, что с этим делать. Меня никто никогда так не разыгрывал. — Я не уверена, злиться мне или впечатляться. — Я бы выбрал последнее, — говорит он мне, его улыбка становится все шире и достигает его глаз. — Я могла бы сделать это… — В чем, черт возьми, моя проблема? Я должна расстраиваться из-за него. Он играл мной. И мне это нравится, в странной, игривой манере. — Но я считаю справедливым только то, что ты ответишь на некоторые мои вопросы. — Почему это справедливо? — спрашивает он, затягивая ослабленное полотенце на талии. — Я должен задать больше вопросов и я, достаточно умен, чтобы обмануть тебя, что, я думаю, случается не так часто. Я предполагаю, что обычно ты получаешь, а не отдаешь. — Я задам тебе три вопроса, — перебиваю я его. — И первое, что я хочу знать, почему тебе негде жить? Он безразличен к моему вопросу. — Это действительно то, что ты хочешь спросить? — спрашивает он, и я киваю. — Хорошо, но нет ничего интереснее, чем торговать наркотиками. — Он громко выдыхает, откидываясь на кровать, опираясь на свое бедро. — Мне есть, где жить, но это означает вернуться к маме в мой родной город, а я не хочу этого делать. — Почему нет? — Спрашиваю я. — Тебе не нравится твоя мама? — Не совсем. — Он поднимает два пальца. — Это два вопроса, для протокола. Ты получаешь еще один. — Его голос дрожит, и пальцы тоже. Мне жаль его, потому что я могу сказать, что это нечто большее, чем то, что он говорит. Как бы я ни любила свою мать, я знаю по времени, проведенному в приемной семье, что не все матери такие милые и любящие, как моя. Моя читала мне сказки, пела со мной. Она даже научила меня играть на пианино, но есть такие, которые не любят детей, причиняют им боль не только физически, но и эмоционально, и то, и другое я испытала на себе. Я барабаню пальцами по ноге, думая о том, как далеко я хочу проникнуть в его голову и в свою собственную. — Почему бы тебе просто не снять здесь жилье? Это был не тот вопрос, которого он ожидал, и он поражен его легкостью. — Потому что на моем счету около двухсот баксов.