Он поглядел на часы: для его ребят было рановато. А я загрустила, отрывать самой не хотелось, попросить его не решалась, вдруг решит, что я трусиха. – Давай я открою? – предложил он сам. Я вздохнула, глянув на его наряд, состоявший по обыкновению из одних джинсов и согласно кивнула. Это оказалась тетя Фрося со второго этажа, она вышла прогулять Жульку, крохотную собачонку неизвестной породы, и заметила, что моя дверь была испачкана чем-то нелицеприятным и дурнопахнущим. Я вежливо поблагодарила соседку, которая, при виде Мирослава, чуть с лестницы не грохнулась. Теперь весь двор будет знать, что я кручу шашни с каким-то красавцем, а мне по ночам двери дерьмом мажут, не иначе, как жена этого самого красавца. Прикрыв оскверненную дверь, я прошипела, что удушу гадин собственными руками. Было жаль испорченного идеального утра, было стыдно перед соседями и противно отмывать чье-то дерьмо от моей двери. Мирослав принялся звонить по телефону, вызывая своих ребят, а я пошла совершать подвиг чистоплотности. Когда приехали удальцы-молодцы, не только дверь, но и весь подъезд дышали свежестью, мы были полностью одеты, а я еще и накрашена. Такая невероятная проворность с моей стороны объяснялась просто, мне тоже хотелось участвовать в дознании. Если только выяснится, что мои подозрения оправданы, а я в этом была абсолютно уверена, то мне хотелось бы надавать по щекам обеим мерзавкам – так меня достали пакости последних дней! Я наотрез отказалась оставаться дома, хотя Мирик попытался меня с собой не взять. В нужные моменты я могу быть невероятно упрямой, и ему пришлось согласиться. Поэтому тетя Фрося смогла пронаблюдать со своего балкона прелюбопытную картину, как я в сопровождении двух мужиков умащиваюсь в «бандитскую» машину джип, которая нагло загораживала вход в подъезд, мешая жильцам беспрепятственно попадать домой. Да, сегодня мой и без того невысокий рейтинг нравственности среди местных старушек упал ниже ноля. И как это ни прискорбно, мне их мнение было до лампочки, до той самой, давно перегоревшей лампочки Ильича. Несмотря на то, что до нужного нам дома было рукой подать, мы поехали на машине. В джипе, помимо шофера, было двое подкачанных парней, которых мне представили как двух Сашек и Серегу. За рулем был Сашка в красной майке, а рядом – Сашка в зеленой. Серега, сидевший рядом с нами, был облачен в черные джинсы и черную футболку, узенькие рукавчики которой трещали на его крутых бицепсах. Мне он показался самым зловещим из троицы. Джипом мы почти перекрыли вход в подъезд, но на мое робкое замечание, что жильцы будут ругаться, Сашка-водила весело хохотнул, а Сашка-пассажир сказал, что пусть только попробуют. Мирослав выпрыгнул из машины, распахнул дверцу, выдернул меня из машины, как морковку, и шепнул на ухо, чтобы я не обращала внимания на некоторые изъяны в воспитании его людей. Ни дать, ни взять – Робин Гуд, да и только! И весь наш воинственный настрой пропал на лестничной клетке перед дверью, обитой коричневым дерматином с цифрой сто три. На наши требовательные звонки никто не отозвался. В квартире царила мертвая тишина, не слышно было ни единого шороха. Мы переминались с ноги на ногу, не зная. что бы еще такого предпринять, потому что не были готовы к тому, что в восемь утра хозяек не окажется дома. – А я их на остановке видел, – раздался сзади тоненький голосок. и между нами протиснулся худенький мальчонка. – На какой остановке? – спросил Мирослав. – На троллейбусной, – пояснил мальчик и стал подыматься на следующий пролет. – Давно? – полюбопытствовал Серега. – Только что, я от бабушки возвращаюсь. Она через дорогу живет. В доме с супермаркетом. Но его уже никто не слушал. Мужики галопировали вниз, а я крикнула волшебное слово и припустила за ними. Но и на остановке мы никого не застали, хотя на этот раз не поехали торжественно на джипе, а побежали ножками через дорогу, чтобы сэкономить время. Покрутившись на улице, мы вернулись к машине ни с чем. Мирослав заметно расстроился, парням было все равно, ведь они сюда по другому поводу приехали. – Ну что теперь, по делам? – спросил зеленый Сашка. – Нет, надо еще по одному адреску проскочить, – помотал головой Мирослав и полез в карман за бумажкой. – Только там надо аккуратней, женщина брехливая, но беременная, главное, чтобы не разродилась по дороге. – А это куда ехать? – спросил у меня Сашка красный. Я взяла бумажку из рук Мирослава и обомлела. Там значилось – «улица Свердлова, дом напротив супермаркета, стоит торцом к аллее». – Тебе не кажется, что в этом мире все взаимосвязано? – спросила я Мирика и пояснила Сашке. – Мы уже приехали. – Вот черт! – глянув на адресную табличку, чертыхнулся Мирослав. – Оказывается, моими соседями были не только Свиридовы, но и будущая мамаша Марина Кузина. Отлично! Осталось лишь выяснить, в какой квартире она проживает. – Ставлю сто баксов, что они живут в одном подъезде, – сказал Мирик. – Нам нужна всезнающая старушка. – Вон та подойдет? – спросил зеленый Сашка. Мы дружно обернулись и увидели толстуху, нагруженную авоськами, из которых торчали перья зеленого лука, капуста и пучки зелени. – Вполне подойдет, – кивнула я, заметив, что она движется к нашему подъезду – Бабушка, давайте я вам помогу, – засуетился вокруг нее красный Сашка. – Чего ты мне поможешь, – всполошилась бабка, – кошелька лишиться? А ну отойди, а то щас своего мужика кликну, так он с балкона стрельнет! – Да как вы могли обо мне такое подумать? – обиделся он. – Вон, смотрите, на какой машине езжу, зачем мне чужие кошельки воровать? – Да все вы сначала кошельки воровали, а теперь на таких машинах ездите! – отбрила бабка, пытаясь протиснуться в подъезд. Мужики заржали – не бабка, а боевик! – Вы зачем так близко подъехали? Что, больше некуда на своем сарае пристроиться? – Во дает! – восхитился красный Сашка. – Бабушка, нам нужна Маринка. Знаете такую? Она у вас тут с мужем живет, и еще она нынче на сносях. – Кузина ее фамилия, – пояснил Мирослав. – Это зачем она вам понадобилась? – притормозила толстуха. – Если любопытство и было свойственно ей, то так, в небольших долях, процентов на девяносто пять – девяносто шесть. – Мы из Москвы проездом, – пояснил Мирослав. А бабка стрельнула глазами на номера джипа, чистый Штирлиц, а не бабка. – Так вот, Маринкин брательник просил ей деньжат передать. Родителей дома не застали, а адреса Марины братишка не знает. – Надо же! – поразилась бабка. – Так он что ж, в люди выбился? – Выбился, выбился, вот семье теперь помогает, – кивнул Мирик. – Ну раз вы с добрым делом, то тогда скажу, – пробормотала она. – Маринка живет в соседнем подъезде, но они с Колькой не расписаны. Клавка, Колькина мать, сказала, что если он на Маринке женится, то отпишет свой дом племяннице, вот они и живут во грехе. А у нее ж скоро дитя будет… – А в какой квартире? – перебила я ее. – Что – в какой? – Ну. в какой именно квартире они живут без росписи? – Дак не знаю, – развела она руками. – Но на глазок скажу, примерно то есть. Как подымитесь на четвертый этаж, то их дверь будет слева. Бабка попалась термоядерная. Ее мужу нужно выдать медаль за отвагу – представляю, каково бедняге приходится. К Марине мы пошли втроем: я, Мирослав и Серега. И здесь нам наконец-то повезло. Дверь открыла сама Кузина. Правда, увидев меня, попыталась ее захлопнуть, но никто ей этого не позволил. Серега проворно просунул в щель кроссовок сорок пятого размера, надавил слегка, и мы вошли. – Что вам надо? Я сейчас милицию вызову, а ну убирайтесь немедленно! – заголосила она, отступая вглубь квартиры по темному коридору. – Я вот сейчас кого-то стукну и уйду, но ты этого уже не увидишь, – пригрозил Серега. – А ну рот прикрой! Милицию она вызовет! – Мы сейчас сами милицию вызовем, – пригрозила я, – и ты им быстренько расскажешь, за сколько продала наши паспорта гражданке Свиридовой. Тем временем мы продвинулись из коридора в комнатенку, обставленную облезлой мебелью шестидесятых годов, стены которой были обклеены дешевыми выцветшими обоями, а на окне бултыхалась тряпка, выполняющая роль занавески. Кузина забилась в угол, отгородившись от нас обеденным столом, и исподлобья взирала на нас совершенно затравленно. Мне стало стыдно. Она беременная, беззащитная, а мы втроем на нее… – Марина, – заговорил Мирослав, – мы вам не причиним вреда, если вы нам все честно расскажите. – Ага, нашли дуру! – огрызнулась она из своего убежища. – Это в ваших интересах, – покачал головой Мирослав. А Серега лениво двинулся к ней. – Я закричу, – предупредила она срывающимся голосом. – А я заплачу, – сказал Мирослав и достал пятисотку. – Давай, говори и получишь деньги. Будешь упираться – и получишь по морде. Такая перемена в речи сыграла свою роль, а может, Кузина не переносила вида денег, в том смысле, что готова была на все ради презренного металла, в данном случае презренной бумаги. Но как бы то ни было, но она поспешно зачастила. – Ладно, ладно, я вам как на духу! Клянусь, я не хотела, боялась, да только они уговорили. Мы ж соседки как ни как и должны по-бабьи друг дружке помогать. Они меня убеждали, что, мол, это дело правое, да и не узнает никто. Я же в декретный должна была уходить… – Так, стоп. По порядку, пожалуйста, – прервал ее Мирослав. – Так с чего ж начинать? – растерялась Марина. – Давайте сядем. Мы расселись по колченогим стульям. И она начала свой рассказ. Оказывается, Свиридовы начали атаку заранее. То фруктами ее во дворе угощали, мол, беременным надо хорошо питаться, то на чай с пирогами зазывали, мол, очень она им симпатична, то кое-какую одежонку подкинули, которая должна была сгодиться при растущем животе. Буквально через месяц Марина стала считать, что обе женщины – ее закадычные подруги, искренне заботящиеся о ее здоровье. Они досконально знали ее сердечные тайны, сочувствовали ее бедам и печалям, давали советы, как покрепче привязать к себе мужика да отвадить от вредной матери. Ну и сами, конечно, делились. Из их откровений выходило так, что Лялечка попала в любовный капкан. У нее, дескать, начался пылкий роман с одним профессором, а какая-то гадина (извиняющийся кивок в мою сторону) решила профессора себе оттяпать. Лялечка страдает, профессор мучается, а бабенция козни строит. Из свиридовских откровений выходило, что Коржиков попал в лапы хитрой, распутной стерве, которая и по магическим салонам бегает, и соблазняет его разными диковинными штучками, отчего у профессора крыша съехала, и он задумал на ней жениться. Лялечка же сильно страдает, так как любит, но ничего поделать не может, куда ей такой скромной и чистой девочке тягаться с прожженной девахой, искушенной в подобных делах. Кузина все россказни принимала за чистую монету, ей и в голову не приходило заподозрить женщин во лжи. Обычная история: простенькой женщине опять не везет, более пронырливая и смазливая товарка отбивает у нее любимого жениха. Классический сюжет женского романа. А однажды вечером Светлана зазвала к себе Марину и давай рыдать. Поделилась новой бедой, дескать, она боится, что Лялечка с собой что-нибудь сделает, настолько сильно переживает бедняжка личную драму. «Боюсь ее одну дома оставлять, – причитала Свиридова, – а ну как до греха дойдет? Сама подумай, девочка в таком возрасте, что край как замуж надо. И тут все прекрасно складывалось с человеком почтенным, серьезным, состоятельным. И откуда ни возьмись эта проститутка, прости господи! Окрутила, заколдовала, увела из-под носа! Боюсь я, Мариночка, за Лялечку! Все таблетки из дома повыкидывала, чтобы от греха подальше…» Марина, добрая душа, не знала, чем женщину утешить, выражала бездну сочувствия и поносила мерзавку, вставшую на пути двух влюбленных. Она ничем не могла помочь бедной Лялечке, разве что заверять Светлану, что все сложится хорошо. И тут Свиридова сделала то самое непристойное предложение, о котором фильмы обычно снимают. Видимо, она прекрасно умела манипулировать людьми, уж такие сумела подобрать слова, что выходило, будто, решившись на должностное преступление, Кузина совершит благородный поступок, поможет восторжествовать добру. – Понимаете, она же не знала, что я сама могу эти документы тихонечко изъять, – пояснила Кузина нам, – она думала, что я могу взятку дать кому надо. Мы переглянулись с Мирославом – наивная дурочка, ее купили за медный грош. – Светлана мне дала сто долларов, попросила их кому надо передать, чтобы, значит, заявления и паспорта выкрали. И пообещала, что еще даст сто, после того, как документы ей передам. Ох, как мне стыдно, если бы вы знали! Я же вас, девушка, запомнила, – обратилась ко мне Марина. – А когда вы еще и под машину попали, то мне плохо сделалось. Получилось, что я нагрешила, да еще как, если бы вы знали, что вас и не распишут вовсе, то и под машину бы не попали. А когда вы ко мне в больницу приехали, то я и вовсе испугалась, ведь думала, что меня не заподозрят. Но получалось, что вы меня раскололи! А я же эти деньги себе присвоила, значит, мне и отвечать! Вы не подумайте, что я завзятая преступница и такое проворачиваю направо и налево, просто так у меня судьба складывается, что ребенок может без отца остаться. А на что мне его растить? Вот и взяла эти сто баксов, а за одно и грех на душу! Кстати, у Светланы больше денег не оказалось, обманула насчет второй сотни, дала только тысячу рублей. Но мне и тех хватило, чтобы пеленок купить. Муж мой сейчас не работает, свекровь грозится из этой квартиры выкинуть меня с малышом… Простите меня, если можете… Наверное, ей было страшно, что я сейчас же побегу по магическим салонам и наколдую ужасную месть на ее глупую голову. Во всяком случае, на меня она глядела с вящим ужасом. Кажется, даже Серега с его бицепсами не производил на нее должного впечатления. Вот, блин, дела! – Марина, спасибо вам за откровения! – сказал Мирослав. – Знаете, чистосердечное раскаяние действительно снимает часть греха с души преступника, это не пустые слова. А вы сейчас помогли женщине, которая никого ни у кого не уводила. Это ваши Свиридовы задумали женить на Лялечке богатого профессора. Ну ничего, не расстраивайтесь. Это вам за честность. С этими словами он положил на замуслеванную кленку, покрывавшую стол, стодолларовую купюру. Я немного оторопела и от его речи, и от его широкого жеста. А Марина при виде такой щедрости пошла бурыми пятнами. Девушка, я в церковь ходила и вам за здравие пять свечей поставила. И еще знаете, если ваш профессор не дурак, то Ляльке ни за что его не увести. Она против вас уродка настоящая! – тараща на меня глаза, выдала Кузина. На это даже Мирослав не нашелся что ответить, я только кивнула и поспешила покинуть эту квартиру вместе с ее временной хозяйкой. Настолько это все было странно и как будто не со мной происходило. – Ну и что дальше? – поинтересовался Серега у меня за спиной. – Я знаю, что нам пора, – огрызнулся Мирослав, – Ксюша, думаю, Свиридовы подождут до вечера. У нас действительно важные дела, а тебе лучше подождать меня дома. Хорошо? Мы вышли из подъезда, и он велел мужикам ехать на машине к моему дому и подождать его. А мы с ним пошли пешком по аллее, которая вчера чуть не стала для меня местом гибели. Я искренне верила, что, если бы не владелец «лупатого», меня забили бы камнями.